Ледяная синева
Шрифт:
— Это как получится… В том смысле, что я с удовольствием, — поспешно уточнил Тихон. — У нас самое крутое развлечение — тарзанка над водопадом Глухой Тещи. А из тренажеров — лыжи да велосипед. Но, если дядя Женя не передумал, я теперь курсант… А в училище свободного времени не так много.
— Расслабься… курсант, — улыбнулась девушка. — Пока мы друзья, с увольнительными у тебя проблем не будет.
— Эй, эй… — парень придержал Аню за локоток. — Мне очень приятна твоя забота и все такое, но участь «любимчиков» в любом коллективе весьма незавидная. Так что давай без фанатизма, добро?
— Договорились… —
Рядом с указанным подъездом остановилась юркая «пустельга», и из спортивной двухместной машины вышел полковник Мирский. Правда, уже не в мундире, а переодетый в легкие кремовые летние брюки и свободную, словно купленную на вырост, футболку в вертикальную бело-зеленую полоску. Слева футболку украшал серебряный щит с изображением вставшего на дыбы крупного зверя. Скорее всего, эмблема какого-то столичного спортивного клуба, за который болел отец Ани.
— О, как! — он словно удивился, увидев их. — Неужто никуда по пути не завернули? Дочь, я тебя не узнаю. Честно говоря, был уверен, что раньше чем через два часа вы не пожалуете. Да и то...
И не давая той ответить, протянул руку Тихону.
— Здравствуй, Тишка.
А когда парень ответил на рукопожатие, порывисто притянул его к себе и крепко обнял.
— Извини, брат… Служба, такое дело… Да и не любит Ион этого… Понимаешь?
Прозвучало не слишком внятно, но Тихон догадался… Дядя Женя извинялся за то, что долго и излишне беспечно не интересовался судьбой друга, а потому не смог вовремя узнать и помочь. Но не это главное, — Мирский говорил о его отце в настоящем времени. И в глаза парню глядел без сочувствия, а как равному, посвященному в общую тайну.
— Вот и отлично…
Дядя Женя отстранился так же порывисто, подхватил обоих под руки и жизнерадостно произнес:
— На сегодня я уже освободился. Так что план действий предлагаю следующий… Сейчас быстро перекусим, берем мать и летим на стадион. Ровно через час «Атлетик» играет с «Пермяками». Билеты я уже заказал.
— Какой еще стадион? — Аня высвободила руку. — Папа, ты что забыл? Сегодня же Выпускной Бал!
— И ничего я не забыл? Мы все успеваем. Матч заканчивается в семнадцать, а торжественная линейка в школе назначена на восемнадцать тридцать. У тебя же платье готово? Готово… Поболеем за наших, потом быстро домой, переоденешься — и в школу. Не волнуйся, дочь. Я все посчитал.
— Одеться за час?.. На Бал?! — голос и выражение лица девушки наглядно демонстрировали, что отец сморозил такую очевидную и невообразимую глупость, что ее даже комментировать не стоит. Хотя, в чем тут нестыковка, Тихон не понял. Полковник Мирский, кажется, тоже. Но спорить не стал.
— Ладно… За столом обсудим. В конце концов, если у вас с матерью другие планы, то мы с Тихоном можем и сами… — Евгений Константинович шагнул на ступеньку, но остановился и повернулся к дочери. — Лифтом поднимемся или джампом?
— Папа, ну ты же знаешь, мама не любит, когда ты как мальчишка прыгаешь по балконам. В твоем возрасте и чинах это несолидно.
— Ну да, ну да… — поморщился Мирский. — Для вас сорок лет — это уже запредельная дряхлость, а пятьдесят — и вовсе ископаемое.
— Ничего подобного… — Аня поторопилась исправить оплошность. — Ты у меня еще о-го-го. Сам же любишь повторять, что вид бегущего полковника в мирное время вызывает смех. А в военное — ужас. Соседи не один раз видели тебя в мундире. Так ты что, рассмешить их хочешь или напугать?
— Научил на свою голову… — проворчал Евгений Константинович и развел руками. — Лифтом, так лифтом.
Потом наклонился к Тихону и заговорщицки понизив голос, прошептал:
— Извини, брат, как-нибудь в другой раз попрыгаем. А вообще, мотай на ус — все что ты говоришь женщине, даже походя или в шутку, раньше или позже будет использовано против тебя. Так что следи за языком. Особенно, если вдруг захочется слегка приврать или похвастаться.
От неожиданности и удивления парень сбился с шага, а полковник усмехнулся и подмигнул. Мол, вот как хочешь, так и разумей. Взрослые любят недомолвки, считая что слушатель не вполне созрел для серьезного обсуждения «житейской» темы. Отшучиваясь затасканной фразой: «Подрастешь — поймешь». Вот только, кому нужна чужая мудрость потом, когда самому придет пора других учить, опираясь на проделанные ошибки и багаж лично приобретенного опыта?
Старшие офицеры всматривались в лица, пытались понять смысл разговора и на второстепенные мелочи внимания не обращали. А те взяли и стали самыми важными. Хорошо, адъютант обратил внимание на вопиющие несуразности и нарушения в форме одежды.
После этого нюансы принялись вспоминать все. И сочетание цветов не уставное, и шевроны странные, да и вообще весь интерьер… Черт. А все — челнок ушел… Повтора не будет. Сидите, морщите лоб и вспоминайте.
В общем-то, так и начали. Все вместе и вслух. Но Мирский анархию пресек сразу. Очень уж кстати дочь позвонила. Прикинув, как ситуацию использовать с наибольшей выгодой, Мирский всучил каждому по планшетке и приказал не покидать кабинет, пока не вспомнят и не запишут все, что увидели и запомнили. Обсуждать и переговариваться друг с другом — категорически запрещается.
Если управятся раньше восемнадцати — вызывать его. Если нет — обсуждение переносится на утро. Тем более, полковник рассчитывал пополнить поступившую информацию какими-то, пока неизвестными сведениями, получив их от сына Иона фон Видена. Так что причина для его отсутствия, была весьма уважительная. А уж как он собирался ее использовать — вопрос другой. Да и кто сказал, что допрашивать… нет, беседовать можно только в кабинете? Стадион чем хуже? Даже наоборот… В плане секретности — лучше не придумать. Ор такой, что любую прослушку забьет.
Все это Евгений Константинович прокрутил в голове, пока ожидал лифта и поднимался в квартиру. Дальше — начиналась вотчина Анастасии Павловны. А в чужой монастырь, как известно, со своим уставом не ходят…
Широко улыбаясь и даже отшучиваясь дежурными фразами, попытка сказать нечто свежее и оригинальное могла окончиться промахом, показав всем, что полковник, вопреки давнему обещанию, «принес работу домой», Мирский аккуратно высвободил Тихона из женской опеки и спровадил в ванную. Ну и сам, заодно, уединился в соседней кабинке.