Ледяная синева
Шрифт:
Существо какое-то время пребывает в неподвижности, а потом — большущими, метров в пять-шесть, прыжками устремляется вниз. При чем, ясно, что это не естественный бег, поскольку передвигается эннэми как-то неуклюже. Словно на ходулях или, если быть точнее, на амортизаторах.
«Или оно привыкло к гораздо большей силе гравитации. На что, кстати, указывает приземистость и кряжистость существа», — сам себе мысленно возразил Тихон.
Картинка тем временем сменилась в очередной раз.
Эннэми гонялся за аборигенами…
Сперва показалось, что они
— Вот сволочь!
Старик дернулся. Картинка изменилась.
Но, если б не сигарообразная капсула на заднем фоне, Тихон подумал бы, что это прямая трансляция того, что он может и сам видеть. Вкопанные столбы, привязанные жертвы, коленопреклоненные аборигены.
В челноке открывается шлюз и наружу выпрыгивает эннэми. Какое-то время выжидает, а потом несется вниз. Останавливается возле крайнего столба и касается привязанного к нему животного. То вздрагивает и падает замертво. Эннэми переходит ко второму столбу, и все повторяется. Жертва возле третьего столба, похожая на помесь свиньи и броненосца ему не нравится и он касается не этого подношения, а аборигена стоящего рядом. После поворачивается и неторопливо уходит обратно, в капсулу.
— Убийца… — не выдерживает Аня. — Нелюдь!
Старик почтительно замирает, давая возможность нам поговорить.
— Не кипятись, Анюта… Ведь, эннэми и в самом деле не люди. Мы можем их ненавидеть и убивать, как врагов, но судить о поведении чужих по человеческим законам и традициям, по крайней мере глупо.
— Не понимаю! Что ты такое говоришь?
— Я видел, как курица-наседка не подпускала к воде утят, которых высидела, вместо цыплят. Как считаешь, что те думали о своей матери, бьющейся в истерике только из-за того, что утята хотели искупаться и поплавать в луже? Так и здесь… Ненавидеть можно, осуждать и, уж тем более, презирать — нет повода. Пока не узнаем, почему они так поступают…
Возможно, у Ани было другое мнение, но она смолчала. Старик тоже какое-то время выжидал, а потом выдал следующую картинку. На этот раз уже имеющую прямое отношение к ним самим.
Сперва Тихон увидел выныривающую из облаков и садящуюся на свободном пространстве между опушкой леса и озером яхту. Несколько кадров из хроники были посвящены их выходу наружу. Потом — сразу нападение кракозябра на Аню, схватка и уничтожение чудовища. К слову, весьма эффектное, если наблюдать со стороны. Поскольку, сам выстрел из бластера корабля не был зафиксирован, то что вполне могло казаться, будто тварь убил Тихон самостоятельно.
После чего «кино» прекратилось, а прямо перед парнем возникла почтительно склоненная фигура одного из аборигенов, одной рукой протягивающая ему кремниевый нож рукоятью вперед, а другой — указывающая на привязанные к столбам жертвы.
— Предлагаешь собственноручно прикончить? — пробормотал фон Виден. — Да, запросто… Давай сюда, свой режик…Сейчас оформим в лучшем виде.
— Тихон!
«Да шучу я, Ань… Нервное… Извини»
Парень взял нож… нет, не кремниевый. Сделанный из непонятного материала. Из чего именно Тихон не понял, но точно не металл. Скорее, стекло. Но очень твердое.
«Из алмазов они тут оружие себе делают, что ли? — успел подумать удивленно, пока шел к столбам. — А чем обрабатывают?»
— Обсидиан… — подсказал Гулливер. — Вулканическое стекло. Во многих первобытных племенах, в том числе и на Земле, использовалось как ритуальное оружие. Достаточно твердое и острое.
— Ритуальное, значит… — проворчал фон Виден. — Ну, мы сейчас внесем в их традиции некоторые изменения.
Парень первым делом подошел к привязанному пленнику и несколькими движениями, нож действительно оказался очень острым, перерезал путы на его руках. Потом помог несчастному, явно пребывающему в отключке, сесть.
— Таким вот, примерно, образом.
После перешел к следующему столбу. Совсем уже было собрался резануть веревку и на шее животного, когда сообразил, что этого как раз делать не стоит. Вряд ли аборигены входили в общество защитников природы. Предложенный выбор жертв имел совсем другой смысл. Местные жители хотели узнать, чем питаются новые, свалившиеся им на голову, боги. К которым они, по всей видимости, причислили и эннэми, и людей.
Что и не удивительно. Кто еще может спуститься с небес, кроме тамошних обитателей?
И если Тихон отпустит на свободу, другими словами — откажется, от всех подношений, то это сильно усложнит аборигенам возможность понять гастрономические предпочтения человека. Не есть себе подобных — это хорошо. Но не есть вообще ничего — это ненормально и вызовет лишние опасения.
Что, в свою очередь, может иметь непредсказуемые последствия для развития контакта.
«Гм… — задумался фон Виден. — А ведь, вполне вероятно, что из-за подобной небрежности или оплошности и возникли все эти старинные верования о богах, питающихся нектаром и амброзиями, или, как поговаривала бабушка — Божьим духом. Нет, не стоит на те же самые грабли наступать… Только как им дать понять, что наша пища другая?»
Тихон закрыл глаза и попытался представить себе сегодняшний завтрак. Вот только в памяти, почему-то, всплыло совсем другое видение. Так что парень поспешно распахнул глаза и непроизвольно оглянулся на яхту.
— Вот засада…
И что бы хоть чем-то перебить излишне откровенное для посторонних воспоминание махнул рукой на продолжающих кланяться аборигенов.
— Ну, будет, будет… Вставайте уже…
Этот жест и слова были истолкованы стариком верно. Он тут же прокричал что-то весьма сильным, как на предполагаемый возраст, голосом. В произносимых словах было звонких согласных и больше всего они напоминали воронье карканье.