Ледяное небо
Шрифт:
— Григорий, «рама»! — передаю я. — Прикрой, атакую!
Полный форсаж, мотор взревел, отдаю ручку от себя, ухожу в разворот, падаю соколом вниз. Подкрадываюсь к «раме» сбоку. Стрелок в застеклённой конусообразной кабине скрыт балкой фюзеляжа и не видит меня. Другой возможности для атаки уже не будет. Стремительно сближаюсь, и тут вражеский самолёт даёт левый крен. Эх, кто-то с земли предупредил экипаж о нападении. Теперь мы со стрелком на равных.
Уже вижу заклёпки на фюзеляже «рамы». Ловлю в перекрестье прицела капот, вдавливаю гашетку. Мощные очереди синхронно скрещиваются в небе, как огненные шпаги. Мой удар прошивает мотор «фокке-вульфа»,
— Алёшка! Горишь! Прыгай!
Скорость падает, мотор работает с перебоями, вот-вот заклинит. В нос бьёт удушающий запах гари. Серый дым, поднимаясь между ног, заполняет кабину. Языки пламени лижут обшивку, подбираются ближе. Энергичным движением распахиваю фонарь, и дыхание сбивается от мощного потока воздуха. Смотрю вниз. Охватывает дрожь, земля приближается стремительно — прыгнуть уже не успею. Эх, опять всё придётся начинать с нуля. А я ведь подбил фрица!
И тут я решаю посадить самолёт. Прямо здесь, в расположении немецких войск. Не суетясь, отдаю ручку от себя и, не выпуская шасси, приземляюсь на брюхо рядом с аэродромом немцев. Привязные ремни больно впиваются в тело. Машину подбрасывает, трясёт на ухабах, ведёт из стороны в сторону. Глаза готовы выскочить из глазниц. Но продолжается это недолго. Пулей вылетаю из объятого пламенем самолёта, сбрасываю горящие унты, меховые брюки, куртку.
И тут вижу, как стремглав несутся ко мне фрицы. Вытаскиваю из кобуры пистолет. Рифлёная рукоятка с выдавленной звездой приятно ложится в ладонь. Тускло отсвечивает воронённая сталь, полукруглые пазики-насечки на кожухе-затворе. В системе нахожу характеристики:
Наименование — ТТ-33 выпуска 1941-го года
Тип — самозарядный пистолет
Патрон — 7,62
Ёмкость магазина — 8
Примечание: Стандартный советский пистолет времён Второй Мировой войны. Патрон обеспечивает высокую проникающую способность. Пистолет имеет короткий лёгкий спуск и обеспечивает значительную точность стрельбы, опытный стрелок способен поразить цель на дистанциях более 50 метров.
Спрятавшись за пригорком, я подпускаю одного фрица метров на тридцать, аккуратно прицеливаюсь. Бах. И точно в лоб. Фашист замирает и падает на землю как шкаф. Один есть. Но фрицы — не дураки, как это показывают в старых военных фильмах. На рожон не лезут — попрятались. Но тут один неосторожно выглядывает из-за ствола. Резкий звук выстрела отдаётся эхом. Фейерверком летят щепки — промах.
Внезапно за спиной раздаётся нарастающий рёв мотора. Нервно оборачиваюсь, и глаза лезут на лоб. Григорий делает пару кругов и сажает свой самолёт рядом, прямо на схваченную морозцем грунтовую площадку. Задрав нос, он кружит на месте, вспахивая колёсами мёрзлый грунт. И душу заливает радость.
Слышу сквозь шум крови в ушах крик:
— Алёшка! Давай сюда! Быстро!
Спотыкаясь и падая в грязь, лечу к нему, не ощущая под собой обожжённых ног. Вскакиваю на крыло. Он отодвигает бронеспинку, и я забираюсь внутрь. Мотор издаёт оглушительный львиный рык, лопасти бьют по земле, самолёт поднимает хвост, но не сдвигается с места. А фрицы осмелели, все быстрее перебираются к нам.
— С такой центровкой не взлетим, — понимаю я. — Давай, Григорий так. Я вылезу. Разверну хвост и залезу в технический люк. А ты попробуешь взлететь. Всё понял?
Он кивает.
Выскочив из машины, я бегу назад, пытаясь развернуть хвост. Черт, а тяжёлый-то какой, зараза. Сколько же весит-то эта штука? Но желание победить удесятеряет силы. Краем глаза замечаю, как толпой бегут фрицы. Подпустив одного поближе, разряжаю остаток магазина. А, не ожидали, сволочи! Один ублюдок замер и рухнул, как подкошенный.
Рывком ставлю хвост, открываю люк и ужом забираюсь внутрь.
Самолёт, недовольный непосильной ношей, натужно урчит, взбрыкивает, как необъезженный жеребец, но вдруг начинает разбег. Пару секунд страшного ожидания. Отрыв! Взлетели!
Меня швыряет о борта, сжав челюсти, я цепляюсь за шпангоуты, пытаясь удержаться. Спустя пару минут, самолёт вновь устремляется вниз. Подскакивая на ухабах, мчится по земле и вновь взлетает. Перед глазами плывут синие и красные круги.
И когда я уже готов потерять сознание, сквозь залившую горло кислоту, ощущаю, как самолёт плавно идёт вниз. Вздрагивает от касания с землёй. Сели.
Кто-то вытаскивает меня из люка. Напряжение, парализующее меня, спадает. Обмякнув, я едва не падаю, но чьи-то сильные руки подхватывают меня.
Из кабины выбирается Гришка. Голубые глаза смотрят немного насмешливо, мол, чего тут особенного — ну спас я тебя. Так любой бы сделал.
Сжав от боли челюсти, я спустился в землянку КП, и доложил командиру полка о выполнении задания.
— Как это вернулись? — слышу его удивлённый и одновременно радостный возглас. — Оба? Но как?! Я видел, что сел один самолёт! Ну, черти…
И тут на самой высокой ноте всё так неуместно начинает расплываться, таять как сон. Так не хочется расставаться с этим местом, пройти весь путь до Победы и пролететь над разрушенным Рейхстагом!
Но система безжалостна: «Миссия завершена успешно. Вы получили 200 баллов опыта. 10 премиум-баллов за быстрое убийство. Вы будете возрождены в точке респауна. Идёт загрузка. Пожалуйста, подождите».
Когда рассеялся туман, я обнаружил, что стою опять на краю плато рядом с обессилевшей Маруной. Придётся вновь проходить всю миссию. Но на этот раз, попав на дирижабль, я уже не стал мучиться с арбалетом, а сразу сунулся в ящики — нашёл дробовики, револьверы. Дело пошло быстрее.
Когда все вокруг было завалено трупами, я сказал Грегору:
— Пойду к штурвалу, а ты следи, чтобы ко мне на спину никто не прыгнул.
Он понимающе кивнул, натянул тетиву на арбалете, а я отправился в рубку. Скрипт на то и скрипт, что всегда знаешь, когда и где он повторится. И вряд ли разрабы стали что-то менять.
Подошёл к штурвалу, ожидая с напряжением, как дуло воткнётся в спину. Но вместо этого услышал свист болта, тихий вскрик и звук падающего тела.
Обернулся. Рядом с висящей конструкцией валялся охранник с болтом в спине. Но больше никто не появился. И подождав пару мину, Грегор оказался около меня. Озираясь на любой шорох, встал так, чтобы видеть тех, кто мог бы напасть на нас.