Ледяное сердце

Романовская Ольга

Труп стремительно разлагался, от него пахло прелой листвой.

Ульрика — всего лишь прах, отныне он остался один.

Эйдан слышал, как она звала на помощь, прибежал так быстро, как смог, но не успел, охотники уже сделали свое дело. Он искал их, метался по лесу, как раненый дикий зверь, в бессильной ярости оставляя зарубки от клыков на деревьях, но они взяли с собой жреца, вампир не мог подойти к ним и кружил, кружил, кружил, вбирая в себя их запах.

Потом он вернулся к Ульрике, лег рядом и долго-долго плакал, пугая своим воем лесных обитателей.

Эйдану казалось, что он бы провыть так всю оставшуюся бесконечную жизнь. Бесконечную… Пока голод изнутри не разрушит тело, медленно, мучительно, постепенно. Он заслужил это, он не уберег ее.

Как, как они выследили ее? Они же всегда работали чисто, не оставляли следов.

Ульрика не была новичком, она сама могла бы многому научить окрестных вампиров. Только благодаря ее стараниям они пережили трудные времена, когда люди нанимали охотников для ночных облав. Люди такие наивные, полагают, будто вампиры не посмеют навестить их днем! Этим и пользовалась Ульрика, да и сам Эйдан пару раз убивал при свете солнца. Разумеется, они избегали горячих весенних и летних лучей, от остальных же прекрасно защищали волосы и одежда. Такие, как Ульрика, заманивавшие жертв при помощи женских чар, в солнечные дни мазали лицо специальным кремом; у любой уважающей себя вампирши был свой состав. И вот теперь баночка с кремом осталась, а Ульрики уже не было.

Говорил же он ей: не стоит так часто бывать в деревне!

Внутри него образовалась пустота, которую нечем было заполнить.

Эйдан собственными руками вырыл в могилу в мягкой осенней земле, трудился с особым упорством, пытаясь заглушить огонь, сжигавший внутренности.

Похоронив возлюбленную, он не ушел, остался в лесу, чтобы нести бессменную вахту у места вечного упокоения своей спутницы. Ему даже не хотелось есть — горе притупило жажду крови, оставив только тупую саднящую боль, будто сердце кромсали ржавым зазубренным ножом.

Эйдану казалось, что во всем виноват он: не уследил, не уберег.

Почему он не почуял охотников, почему их не почувствовала Ульрика — им ли, с их идеальным нюхом, не уловить смердящий запах этих людишек, пропахших табаком и дешевой выпивкой? Чем, чем она была так увлечена, что не услышала их шагов? Шла ли она на охоту или возвращалась с нее? Должно быть, возвращалась, и органы ее чувств притупила горячая кровь, наполнявшая тело теплом. Самое удачное время для охотника — когда вампир сыт и в полудреме бредет домой.

Они познакомились на заре его юности, когда, будучи совсем еще «зеленым» вампиром, Эйдан перебрался в эти края. Переехал не по собственной воле: там, где он родился, было слишком много вампиров, и старейшины ради безопасности рода изгнали десяток недавно прошедших посвящение вурдалаков.

Эйдан долго скитался по лесам и полям, пока не набрел на девственно чистое от вампиров место.

Поначалу пришлось тяжело: он ведь почти ничего не умел и время от времени упускал своих жертв, слишком рано обнаруживая свое присутствие. Но Эйдан учился, раз за разом оттачивая мастерство

на животных, населявших большой темный лес, а потом впервые опробовал свои силы на людях. Эйдан хорошо помнил их: пара подвыпивших дровосеков, гревшихся у костра холодной зимней ночью. Они так ничего и не поняли — значит, он стал хорошим вампиром.

Запомнил Эйдан и другого человека. Он выслеживал его много часов, шел по сладковатому аромату, испускаемому его кожей. У человека был амулет, но вампир знал, что это всего лишь дешевая подделка, приносящая немалый доход храмам. Вот он замедлил шаг, остановился, чтобы чиркнуть огнивом. Эйдан замер, приготовился к прыжку; многочасовая охота близилась к концу.

В последний раз втянуть в себя воздух — и резко оттолкнуться от земли.

— Ха, он мой, дорогой!

Чья-то рука больно ударила его в живот, и остановленный в прыжке вампир отлетел в сторону, недоуменно глядя на темноволосую красавицу, склонившуюся над побелевшим от страха человеком.

— Ошибаешься, он мой! — прорычал Эйдан. — Я три часа выслеживал его.

Встав на четвереньки, он исподлобья смотрел на незнакомую вампиршу. Откуда она взялась?

— Ничего, — улыбнулась вампирша, — выследишь себе другого. Я ведь нравлюсь тебе больше того недоумка? — елейно спросила она у жертвы.

— Кто вы? — у человека прорезался голос. Крепко сжав амулет, он молился своим богам — наивный!

— Твоя смерть, дорогуша, — осклабилась вампирша и наклонилась к его горлу.

— Не так быстро, дамочка! — Эйдан отбросил ее от дрожащего человека. — Ты чужая, а это мой лес!

— Твой лес? — расхохоталась она и обнажила клыки. — Моя семья испокон веков охотилась в этих местах.

— Что-то я не заметил вокруг следов вампиров. — Он обошел вокруг нее, приготовившись к атаке.

— Видимо, плохо искал, — вампирша провела языком по идеально гладким зубам. — Проваливай и не мешай мне!

Не выдержав такой наглости, Эйдан набросился на нее. Воспользовавшись моментом, несостоявшийся вампирский обед дал деру.

Они долго катались по земле, вонзая друг в друга острые зубы, оставляя на коже следы от длинных ногтей, пока, изможденные и голодные, не повалились на землю.

— Да кто ты вообще такой? — вампирша обратила на него свои обведенные черным глаза, самые прекрасные глаза, которые ему когда-либо доводилось видеть. — Я тебя раньше не видела.

— Я Эйдан.

Он не сводил взгляда с ее идеального бледного лица, от золотой цепочки на шее — интересно, что она на ней носит?

— Прах матери, — она поправила цепочку и встала, одергивая порванное платье. — Ну и дурак ты, Эйдан, мало того, что испортил мне одежду, так я еще по твоей милости осталась голодной.

— Это был мой обед, — упрямо повторил Эйдан. Она опасна, с ней нужно держать ухо востро. Опытная вампирша.

— И упрямый. Остынь, паренек, лес мой, и человек был мой. Ну да ладно, проваливай и больше мне на глаза не попадайся!

— А то что? — задорно спросил он.