Ледяное сердце
Шрифт:
Та, торопливо пробежав взглядом по написанным на листке словам, вскинулась, недоумённо сведя брови, пристально уставилась в лицо, спросила:
– Света, в чём дело? – Но тут же сама начала предполагать: – Что-то случилось? Дома? Тебя кто-то обидел?
Обидел? Вот к чему это «обидел»? Почему начальница именно так решила? Да неужели реально половина университета в курсе похождений Эдуарда Валентиновича? И только сама Света – ни о чём не подозревающая наивная дурочка. А если все такие сочувствующие и жалостливые, так почему было не сказать?
Хотя она всё равно не поверила бы, пока не увидела сама, собственными глазами. Потому что для неё взаимное доверие – одна из естественных составляющих любви. Вот реальности и пришлось, как неразумного котёнка, ткнуть её мордочкой в очевидное. Но достаточно! Ей хватит и одного раза, нет надобности постоянно напоминать предположениями и намёками от окружающих. И сейчас опять главное – не сорваться, не разреветься.
– Мне предложили другую работу, – сглотнув распирающий горло комок, уверенно соврала Света. – Там зарплата гораздо больше. – На мгновение стиснула губы, чтобы они не выдали предательским подрагиванием, затем продолжила: – И можно мне две недели не отрабатывать? Просто меня там уже завтра ждут. – И закончила, якобы с виноватым раскаянием: – Так вот получилось.
Начальница откликнулась не сразу, несколько секунд молча сверлила въедливым взглядом, потом напомнила:
– Ты ведь отпуск в этом году ещё не отгуляла. Может, вначале в отпуск, а уже потом заявление?
Похоже, ничуть не поверила в названную причину. Но оттого только обидней стало. Они все, что, решили, что это предел Светиных стремлений и возможностей – специалист отдела кадров обычного вуза и неприхотливая жена?
– Но я же тогда не смогу официально устроиться, пока здесь числиться буду, – упрямо возразила она.
Но начальница опять посмотрела с недоверием.
– Но ты же знаешь, в любом случае придётся подписать у всех обходной лист.
Если бы она не сомневалась настолько явственно, Света, возможно, и прислушалась бы, отложила на потом, взвесила тщательно. Ведь действительно глупо бросать хорошую работу из-за каких-то личных загонов, а уж тем более из-за одного блудливого козла. Но в памяти сразу всплыли любопытная мордашка выглядывающей из-за Эдикова плеча студентки, и случайно подслушанный разговор в комнате отдыха, и какой-то особый тон Тамары Дмитриевны, будто та обращалась к тяжело больной.
Ну да, скорее всего, Света себя накручивала, додумывала, преувеличивала. Но и дальше ничего не изменится, она так и продолжит принимать любые похожие упоминания и фразы на свой счёт, и сходить с ума, и накручивать себя ещё сильнее. А если Эдик решит выяснять отношения прямо на работе? Ведь по-прежнему жить с ним в одной квартире как ни в чём не бывало, Света не собиралась. Тогда уж точно все поймут, что случилось, и её надуманные загоны станут реальностью.
– Я прямо сейчас… всех обойду, – заявила она. – Это же недолго.
– Ну да, конечно, – неохотно подтвердила начальница, но больше уговаривать не стала.
Потом, решив все формальные бумажные проблемы, Света прямиком поехала на съёмную квартиру, про которую ещё утром сказала бы «Пошла домой». Подойдя к двери, она застыла в нерешительности, теребя связку ключей.
А что, если Эдик тоже уже там? Видеть его совсем не хотелось, тем более разговаривать. Но – обошлось.
Квартира встретила тишиной, пустотой, покоем, и жалко стало, что придётся её покидать. Света к ней уже привыкла, и даже немножко считала своей.
Нет, к чёрту эти сентиментальные мысли. Не станет она тут прохаживаться, предаваясь воспоминаниям о проведённых здесь счастливых деньках. Так как счастье это оказалось мнимым, просто видимостью и самообманом. Миражом. А если она ещё и присядет, то уже точно потом не скоро поднимется – случившееся навалится всей тяжестью, придавит, и захочется не просто сесть, а лечь, распластаться, утонуть в обиде и отчаянии. Поэтому Света без малейшего промедления принялась за дело – собрала свои вещи, затем вызвала такси.
Эдик за это время так и не появился. Видимо, всё ещё зачёт принимал, или жаловался юной подружке на плохую «жену», а та ему старательно поддакивала и жалела, как могла.
Ещё одна наивная недотёпа, которую водили за нос.
Когда Света прибыла домой – вот теперь уже по-настоящему домой – с огромной сумкой и чемоданом, незамеченной проскочить не удалось, как и сделать вид, что просто соскучилась и заявилась в гости. Только папа ещё не вернулся с работы, а мама уже находилась дома, как и младшая сестра Анфиса.
У той, между прочим, сессия в колледже, могла бы остаться в комнате, лишний раз перечитать учебник или конспект, но нет же, тоже сразу нарисовалась в прихожей, тоже, как и мама, удивлённо выпялилась. И, хотя объясняться совершенно не хотелось, Света решила, что лучше, не дожидаясь расспросов, доложить самой.
– Я ушла от Эдика, – переводя взгляд с сумки на чемодан и обратно, сообщила она. – И с работы тоже. Поживу у вас, пока не сниму что-нибудь подходящее. Пустите?
– Не-а, выгоним, – первой откликнулась Анфиса, но Света понимала, что несерьёзно, просто прикололась.
Характер у сестрёнки такой. И возраст – бунтарский. Точнее, поперечный и неоправданно саркастичный. Но это временно, с годами проходит.
Мама с упрёком посмотрела на неё, затем на старшенькую, заверила убеждённо:
– Пустим, конечно. Это же по-прежнему твой дом. Даже спрашивать не стоило и про съём думать.
Света прекрасно видела, насколько ей хотелось узнать поподробнее и насколько трудно не задавать лишних вопросов, но мама стойко держалась, тоже прекрасно осознавала, что дочь не готова всё это обсуждать прямо сейчас, что ей слишком тяжело.