Ледяное сердце
Шрифт:
– Я никого не ждала, так что не обижайтесь, – я осмотрела гостиную, которая слишком быстро наполнилась людьми, – скоро вернусь, – продолжила и пошла к себе в комнату, захватив всё, что мне подарили.
Закрыв за собой дверь, я положила пару открыток на стол и цветы рядом с ними, ибо вазы по близости не было. Мне был интересен только один подарок среднего размера в ярком пакете. Заглянув в него, медленно достала из него игрушку. Плюшевый мишка жёлто-кремового цвета смотрел на меня и улыбался, держа в руках
«Смотри на него и помни» – это всё, что было написано в открытке, но достаточно корявым почерком, поэтому я даже не сомневалась, что это писал Игорь, который пришёл вместе с Александрой Максимовной. Я посадила медведя к Кролю, а именно такое имя было дано примирительному подарку Андрея. Глупо, по-детски, но мне нравится.
Спустившись вниз, я увидела, что все уж пили чай и ели торт, который предназначался мне. Уже хотела сказать, что они слишком наглые, но в дверь снова позвонили, и на этот раз я была уверена, что это был Рома. Проходя в коридоре мимо зеркала, окинула себя беглым взглядом и поняла, что вид мой оставляет желать лучшего: поношенные, старые спортивные штаны, какая-то непонятная футболка с Микки Маусом, заспанные глаза с мешками под ними и какое-то непонятное подобие кули на голове, из которой из-за беготни всё торчало и выглядело очень «мило». А что можно было ещё ожидать, я у себя дома и никого в гости не ждала.
– Изверг, ты опоз… – договорить у меня не получилось. Наверное, в данный момент сбылась мечта миллионов девушек, а именно шикарный букет из красивейших красных роз.
– Ну, ты же меня простишь, да? – я по инерции кивнула и приняла букет, а он улыбнулся своей коронной улыбкой, которой нельзя было отказать. Рома вошёл, разулся, разделся, а пока он это делал, я задала ему достаточно глупый вопрос:
– А зачем? – он посмотрел на меня, не понимая вопроса, – ну, ты мне и так камеру подарил. Мне хватит. Зачем такой букетик.
– Я же опоздал, – пожав плечами, ответил он, – тем более день рождения раз в году, так что давай без лишних и дебильных вопросов? – я кивнула, вдыхая аромат этих удивительно красивых цветов. – Вот и ладненько, пошли, я со всеми поздороваюсь, а то мы тут ненадолго.
Я в очередной раз кивнула, но через пару секунду до меня дошёл смысл его слов.
– Кто «мы»? – ответа я не получила, так как Рома тут же свалил к остальным, – что сейчас вообще произошло и происходит? – спросила, как я думала, у пустоты, но ответ мне всё-таки последовал.
– Ничего такого. Будто ты Ромку своего не знаешь.
– Лилит, он не мой. Сколько можно уже это тебе повторять, – она пожала плечами и потянула свои ручки к моему букету. У меня сработал инстинкт самосохранения, и я сделала шаг назад.
– Господи, Серебрякова, отдай мне розы. Найду вазу и поставлю их, завянут ведь. А их жалко будет, –
– Иди, одевайся, – командным голосом произнёс Рома, стоило мне только войти в гостиную.
– Зачем?
– Кататься будем, – произнёс он и потом добавил, – чего стоим? Кого ждём? Кать, давай без препираний, а?
– Не хочу. Мне и дома хорошо как-то, – скрестив руки на груди, произнесла я. А то раскомандовался он тут.
– В машине будет ещё лучше, – сказал он и встал со своего места. Этот жест мне не понравился, так как я прекрасно знала, что дальше будет, поэтому отступила на шаг и покачала головой. Он закатил глаза, и через секунду я уже была у него на плече, истошно что-то крича.
– Рома, поставь меня на землю. Я хочу на землю, я тебе не мешок с картошкой, чтобы меня вот так на плече таскать. Рома, мать твою, на твёрдую почву хочу, – это длилось до тех пор, пока за Ромой не закрылась дверь моей комнаты.
– Ты совсем уже?! – он ничего не ответил, только жестом указал на шкаф, – нет, – твёрдо ответила я и села на кровать.
– Мелкая, не заставляй меня тебя переодевать, – я посмотрела на него, как на умалишённого. – Ведь могу, ты же знаешь, и если не хочешь доводить до этого, то вперёд, – он вновь показал на шкаф.
– Куда хоть поедем, – сдаваясь, спросила я, ведь его доводы были очень убедительны.
– Ко мне до вечера, а потом я тебя верну.
– Зачем? Я никак понять не могу, – я повысила голос, при этом доставая одежду.
– Не твоего ума дела, – только и сказал. Меня забирают из собственного дома в собственный день рождения, и это не моего ума дела. Здорово, почему нет? Всё-таки это самый противный день рождения из всех за всю мою жизнь.
В ванной более-менее привела волосы в порядок, ещё раз умылась и переоделась в джинсы и чёрную толстовку. Кажется, сегодня у меня вновь траур, хотя, по идее, счастливый праздник должен быть. Мы уже сидели в машине и ждали, пока прогреется двигатель, когда неожиданно спросила:
– А ты ждал своего семнадцатилетия?
– Нет, сначала я жал шестнадцати лет, а потом восемнадцати. Семнадцатый год моей жизни это был худший год в этой жизни. Тем более, никто не ждёт семнадцати лет. Это глупо, что ли.
– Я ждала, – почему-то захотелось высказаться, сказать своё мнение по этому поводу, – по-моему, семнадцать – это лучший возраст, который может быть. Уже нет такого груза, как в шестнадцать, типа первой любви, нет мыслей, что именно в шестнадцать должен быть первый поцелуй, первый какой-либо опыт. Но и ещё нет груза взрослой жизни, нет ещё этой самой взрослой жизни, которую тебе строят родители, родственники, да и ты сам, нет планов, ведь пока ты можешь делать всё, что хочется. Семнадцать – это тот возраст, когда ты уже не ребёнок, но ещё и не взрослый. Я бы навсегда осталась в этом промежутке. Что в этом плохого и глупого?