Ледяной клинок
Шрифт:
По крайней мере, он очень на это надеялся.
В одиннадцатый день второго месяца лета, называемого среди людей жаренем, Харугот вошел в зал, когда солнце только заглянуло в его высокие окна. Миновав трон, остановился у участка стены, ничем не отличимого от прочих. Рука консула нырнула за ворот шлафрона из синего бархата, а когда вернулась, то в ней оказался зажат короткий и тонкий ключ.
Он напоминал шпенек из металла, но на самом кончике виднелись бороздки и зарубки, образующие сложный рисунок.
Харугот вставил ключ в едва
За дверью находилась маленькая комната. Стены и потолок ее были гладкими, на полу виднелось напоминающее ложе возвышение. И на нем лежало нечто, похожее на ком глины размером с ведро. По его коричневым бокам то и дело пробегали алые сполохи, а на передней поверхности виднелся отпечаток, смахивающий на вдавленное в «глину» человеческое лицо.
– Великая Бездна, – прошептал Харугот, переступив порог, и на лице консула дернулся угол рта.
Перед ним был Камень Памяти, почти два тысячелетия назад принесенный людьми из другого мира. Всех его свойств не знал никто, но императоры на протяжении столетий использовали его для передачи собственных воспоминаний потомкам. Каждый правитель Безариона перед смертью с помощью особого ритуала отдавал Камню свою память, а наследник первым делом проходил обряд Воссоединения, впитывая мудрость предков.
Человек без императорской крови в жилах не имел шансов пережить Воссоединение. Поэтому трон Золотой империи занимали представители единственного семейства, хотя разные его ветви, сменявшие друг друга, считались особыми династиями. Всего их было семь.
Камень в данный момент светился и источал тепло, показывая, что кровь, чью память он несет, жива.
– Великая Бездна, – повторил Харугот и, подойдя, к камню, принялся делать над ним сложные пассы. Лицо консула исказилось, по нему заструился пот, а глаза засияли багровым огнем.
Камень засветился ярче, в один момент его бока точно распухли, затем выдохнули облако черного, быстро тающего дыма. Его сменил кипящий молочно-белый «туман», грани опутала сетка фиолетовых трещин. Несколько мгновений она продержалась, но потом с громогласным хлопком исчезла. Золотой замок содрогнулся от башен до подвалов, Харугота отшвырнуло к стене.
Очередная попытка прорваться к сердцевине Камня, добраться до сути его силы окончилась неудачей. Но кое-что важное и нужное консул узнал. Выйдя в тронный зал, Харугот первым делом закрыл дверь. Некоторое время простоял, прижавшись лбом к стене и приходя в себя. Потом вытер пот с лица и твердой походкой направился к выходу. По пути с его щек исчезли багровые пятна, глаза вернули обычный карий цвет, и даже уголок рта перестал дрожать.
Чернокрылые эскорта при виде правителя Безариона щелкнули каблуками и вытянулись.
– Цастина ко мне в личные покои, – сказал Харугот и двинулся вниз по широкой лестнице, устланной коврами цвета крови. Гвардейцы тронулись следом, но один обогнал консула и помчался исполнять приказ.
Через пролет Харугот повернул в широкий коридор, прошел вход в покои жены, отправившейся сегодня навестить родителей. Через десяток шагов оказался перед дверью из обыкновенного бука, украшенного резьбой. Охраняющие ее Чернокрылые выпучили глаза. Консул кивнул им и вошел в те комнаты, которые все, кроме него самого, считали его обиталищем.
На самом деле правитель Безариона бывал тут нечасто, большей частью по утрам. Ночи проводил иногда у жены, но чаще всего в комнатушке, где встречался с Цастином в прошлый раз, или в магической лаборатории, оборудованной в подземелье. И туда и туда перемещался по тайным ходам, построенным еще гномами. Так что о том, где именно находится консул в каждый конкретный момент, не знал никто, ни охрана, ни ученики, ни канцлер.
И виной тому была не болезненная непоседливость. Просто Харугот понимал, что желающих погубить его хватит, чтобы набрать армию, и не собирался облегчать задачу врагам.
Войдя в комнату, он прошел к высокому шкафу из темного дерева. Скрипнула, открываясь, створка, блеснул свет на графине из стекла и золотом кубке с императорским гербом на боку. Консул вытащил пробку, и вино почти столетней выдержки полилось в бокал.
Харугот выпил его залпом, точно самогон, а потом убрал графин и кубок обратно. Едва успел сесть в кресло перед холодным камином, как в дверь постучали.
– Можно, – приказал консул.
Сотник Цастин переступил порог с видом человека, прыгающего в пропасть. Под взглядом Харугота вздрогнул, но голос его прозвучал ровно:
– Консулу слава!
– Ты помнишь наш прошлый разговор?
– Да, мессен, – черный плащ чуть заметно колыхнулся, вздрогнули крылышки на шлеме.
– Настал момент искупать вину, – консул испытал острое удовольствие, когда увидел, что зрачки бесстрашного воина расширились от страха, – и искупать делом. Тот, кого ты не смог поймать, в Безарионе.
– Мессен уверен? – поняв, что казнить прямо сейчас его никто не собирается, Цастин заговорил тверже, кровь прилила к его лицу, сделав более заметным шрам, идущий от угла рта к виску.
– Ты сомневаешься в моих силах? – Харугот опустил взгляд. Принялся рассматривать надетый на указательный палец левой руки перстень с крупным и очень чистым алмазом, носящим имя «Звезда юга». – Он в городе, и твоя задача – найти его как можно скорее. Все Чернокрылые в твоем распоряжении, как и городская стража.
– След крови?
– Я попробую сделать новый к сегодняшнему вечеру, хотя вероятнее всего успею только к утру. Тебе его принесут. А ты пока подготовь людей. Можешь идти…
– Слава консулу! – сотник отсалютовал и, развернувшись, взялся за ручку двери.