Ледяной плен
Шрифт:
Лера успела заметить, что на нижней челюсти раззявленной пасти уставившейся на нее Матери не хватает изогнутого клыка. Узловатые руки-лапы перепончатыми когтистыми пальцами нетерпеливо месили землю. Но откуда взялся подтягивающий девушку трос?
Когда беспомощная жертва, наконец, пригляделась, из глаз ее от ужаса брызнули слезы. Из раскрытого, подобно цветку, живота Матери высунулась сморщенная детская фигурка, от раскрытого рта которой к Лериному ботинку протянулся длинный зеленый язык. Природа, изуродованная человеком, возвращала ему уродство сторицей, смешав двух существ в одно.
Абсолютно
Лера снова закричала и засучила ногами, пытаясь стряхнуть с лодыжки ужасную тварь. Кинула в зубастую пасть камень, зашарила по комбинезону и неожиданно нащупала костяшку, которую перед выходом всучил ей Птах. Обрамленная спутанными волосами клыкастая пасть нависла над девушкой, и на Леру дохнуло невероятно густым смрадом, который не выдержали даже фильтры респиратора. Кричащая жертва зажмурилась и в последней попытке защититься выставила перед собой руку с острой костяшкой.
И тут все прекратилось.
Трясущаяся Лера с огромным усилием приоткрыла один глаз и, заскулив, вслепую попятилась от пасти, застывшей перед поцарапанным стеклом респиратора. Но тварь почему-то не нападала. Тогда Лера решилась и открыла глаза. Мать глухо рычала, настороженно нюхая костяшку в руке девушки, широко раздувая несимметричные кожистые ноздри. Переведя взгляд с пасти на импровизированное оружие, Лера неожиданно вздрогнула. Врученная Птахом костяшка оказалась недостающим клыком в пасти твари…
Но как?!
Грохнуло несколько выстрелов, и голова Матери взорвалась, с чавканьем разбрасывая вокруг себя ошметки рваной плоти. Отпустив ботинок, жуткий младенец со свистом втянул язык. Забрызганную кровью Леру отбросило на спину.
— Извини за задержку. Никак не мог решить, какая голова главнее, — мрачно пошутил подошедший Батон. Он протянул девушке руку и легко поставил ее на ноги. — Ты ее чего, загипнотизировала, что ли?
— Она свой клык учуяла, — Лера показала ему костяшку. — Мне ее Птах перед выходом дал.
— Действительно, подходит, — удивленно пробормотал дядя Миша, приставив костяшку к нижней челюсти монстра, которую не задело выстрелом. — Это что ж он его, голыми руками, что ль? Чудеса какие-то! Прямо Рэмбо старикан наш!
— Кто?
— Был в старину такой умелец… Во дает дед! — хмыкнул Батон, и Лера различила в его голосе нотки уважения. — Он вообще-то раньше ладным бойцом был. Но чтоб это… не с рогатиной же он на нее пошел? Чудеса…
— Вы ранены! — тут только Лера увидела, что на одной ноге охотника не было сапога, а застиранная портянка насквозь пропиталась бурой кровью.
— До свадьбы заживет, — дядя Миша пошарил среди цветов, раздвигая уцелевшие в схватке бутоны стволом СВД, и поднял выроненный Лерой «Макаров». — Главное, кость не сломана, а мясо зарастет.
Припадая на раненую ногу, Батон подошел к осевшей в неуклюжей позе фигуре Матери и с аккуратностью киллера выстрелил в лобик головы-уродца. Лера зажмурилась и отвернулась, ее знобило. Убрав пистолет, дядя Миша проверил магазин винтовки.
— Надо
Стараясь подавить ударивший в горло рвотный спазм, Лера снова отвернулась, вперив взгляд в мерцающую поганку на изогнутой ножке.
— Как там было у классика: «Даже счастье всего мира не стоит слезинки ребенка», — послышался из-за спины голос дяди Миши, обретший привычные невозмутимые нотки.
— Это из книжки? — необычная фраза заинтересовала девушку, и она посмотрела на свежевавшего добычу охотника. К счастью, за широкой спиной охотника почти ничего не было видно.
— Ага. Был такой замечательный писатель, Достоевский, — откликнулся продолжавший пилить Батон. — Психолог и умница. Про бесов и грехи человеческие сочинял. Эх, его бы сейчас сюда! На нынешние чудеса да бесов бы поглядел. Теперь они повсюду кишат, счастья в мире нету, да и дети, гляжу, непутевые пошли. Ну, ухнем!
С этими словами Батон несколько раз намотал высунутый из детского ротика язык на перчатку и с громким хрустом оторвал голову от туловища мутанта.
— Без гостинца неудобно, — пояснил он, свободной рукой вытирая нож о траву. — Да и не поверят ведь.
Почувствовав новый приступ тошноты, Лера зажмурилась. В густеющем вечернем воздухе послышался далекий протяжный вой. Через некоторое время ему ответили с противоположной стороны. Только на этот раз звук был намного ближе.
— Тикать нам пора, — заключил Батон, закинув винтовку на плечо. — Силки я уж завтра сам соберу. Ты и без того вся в кровище. И хорошо еще, что в чужой…
Подобрав рюкзак, Лера побрела за наставником, вяло перебирая ватными ногами. Когда они подходили к замаскированным воротам убежища, фигуры девушки и охотника перестали отбрасывать тени. Сумерки переходили в ночь.
— Получите и распишитесь! — на стол перед оторопевшими Ерофеевым и Евгением Сергеевичем бухнулась отрезанная детская голова.
— Эт-то еще что? — с ужасом пролепетал старик.
— Простите за каламбур, завалили мы вашу Мать. Такие мультики показывала — закачаешься. А это — дитенок ее.
— Сюда-то зачем приволок?!
— А потому что началось бы: «чем докажешь?», да «чем докажешь?»… Знаю вас!
— А где остальное? — не к месту спросил напуганный Евгений Сергеевич.
— А ты пойди, родной, сам дотащи. У маяка лежит. Но там неаппетитно выглядит, если бы я сюда эту дрянь припер, у баб у наших выкидыши бы послучались со страху… В общем, пусть ваши залетные калининградские щеглы в свой поход собираются и уматывают поскорее. А то уж больно мне рожи их не нравятся…
— Я передам, — Ерофеев облизнул пересохшие губы, не сводя глаз с головы чудовища. — Женя, распорядись, чтобы эту дрянь сожгли. Лучше, чтоб Азат: он не из болтливых, а нам сейчас лишние слухи ни к чему. Спасибо, Мишаня, выручил! Я распорядился, плату тебе в комнату уже отнесли.