Ледяной поцелуй
Шрифт:
«ДАША КАНАРЕЙКИНА, ПРОСТИ МЕНЯ!
ТЫ САМАЯ ОЧАРОВАТЕЛЬНАЯ ДЕВОЧКА НА СВЕТЕ!»
Мое собственное сердце застучало громко и гулко: тук-тук-тук…
Губы неуверенно разъехались в улыбке.
Комок в горле от наворачивающихся слез исчез. Дышать даже как будто стало легче.
Я пошла в школу и всю дорогу до подруг улыбалась.
Ночью я о многом думала и кое-что решила. Гахе с Мирной говорить о вчерашнем я ничего не стала. Не смогла. На вопрос, почему я не вышла в «ВКонтакте», как только вернулась из кино, я соврала, что смотрела телик и читала «Затмение».
На самом же деле я думала, очень долго и много. Обо всем. О себе и своем поведении, о Роме и его друзьях, о Гришке и моих подругах.
Ни одна из них меня бы не поняла. Галька бы попыталась, но это не то же самое, что понять.
В школе я немного отвлеклась от гнетущих мыслей. А повод был. Одна из одноклассниц пришла с потрясным черным рюкзачком с изображением героев «Сумерек». Каждая девчонка по десять раз посмотрела его, и каждая в классе захотела себе такой же. И я, конечно.
Я решила обязательно выпросить такой у папы. Не знаю, получится ли, все-таки та надпись от Ромы ему не понравилась, хоть мама все и объяснила. Со мной он на эту тему не разговаривал, но по его мрачному лицу за ужином я и сама все поняла.
Папа никогда на меня не кричит и никогда не ругает. Наверно, потому я такая бесстрашная и безрассудная. Всегда уверена, что мне любая провинность сойдет с рук.
Но рюкзак будет моим — это точно!
Гришка провожал меня домой. И вот, когда мы остановились у дверей подъезда, я собралась с духом и сказала ему то, что решила сегодня ночью.
— Гриша, ты мне нравишься, — промолвила я и, видя, как его лицо озарилось улыбкой, поспешила продолжить: — Нравишься, но не настолько, чтобы начать встречаться. Но все-таки ты мне нравишься настолько, что я не могу больше морочить тебе голову и давать надежду.
Он растерянно молчал. А потом спросил:
— А эти два месяца?
— Мне просто было хорошо и весело, — созналась я.
— Тебе нравится кто-то другой? — Он обернулся и посмотрел на припорошенную надпись на дороге.
— Нет, тряхнула я косичками, — никто мне не нравится, понимаешь? Никто, чтобы начать встречаться и… и захотеть чего-то большего, помимо кино и коктейлей.
— Понятно, удрученно кивнул он. — Ну ладно, я пойду, пока.
— Пока. Я смотрела ему вслед.
Закрались сомнения. А верно ли я поступила? Мне хотелось перестать обманывать и использовать. Теперь же получается, что я уже жалею. Или не жалею?
Вся в сомнениях, я пришла домой. Поела. Засела в «ВКонтакте».
В статусе написала «ХОЧУ РЮКЗАК С «СУМЕРКАМИ»! УМИРАЮ!»
На стене тут же отозвались другие девчонки из класса и просто знакомые по Сети, писавшие, что и они хотят такой. Одна даже разместила картинку с этим рюкзаком. И все мы принялись, как безумные, им восторгаться.
Через два часа мне позвонила Галя, закричавшая в трубку:
— Что ты сказала Гришке?
— А что такое?
Ощущаю волнение.
— Ну, вообще-то он удалил из друзей и тебя, и меня, и Мирку.
Я молчала, не зная, как объяснить, что после того, как меня чуть не изнасиловали на кладбище, я поняла одну простую вещь: нечестные игры с парнями могут очень плохо кончиться. Конечно, Гришка не из тех, кто бы столь жестоко унизил, как Рома со своими дружками, но все же…
И мое решение — это не страх. Я просто, наверно, впервые почувствовала беспомощность. А ведь то же самое можно чувствовать после того, как долго ухаживаешь за девушкой, а потом узнаешь: все, что ей было нужно, — это весело провести время и ничего более.
— Я так решила. Галь, я не буду с ним встречаться. Ты не будешь с Барановым. Ну чего им мозги пудрить зря?
Галя выдержала длительную паузу. Раздумывала.
— Да, но… раньше ты говорила, что в пятнадцать не может быть никакой любви и все мы пудрим друг другу мозги, и в этом нет ничего страшного!
— А теперь думаю, что есть.
— Ну хорошо, — как-то неуверенно скатала Галя и чуть веселее добавила: — Других найдем.
Я промолчала. И мы попрощались.
Я засела за книгу за айфон точнее, поскольку читаю с него.
А в девять часов раздался звонок в квартиру.
Кто бы это мог быть так поздно?
Я прислушалась к голосам из коридора, даже привстала, повернувшись в сторону двери.
Та распахнулась, и ввалился мой огромный папа. В руках он держал квадратную коричневую посылку.
— Тебе, — говорит.
Я беру коробку, смотрю, штемпелей, марок почтовых нет.
— А от кого?
Отец пожимает своими огромными плечами.
— Мальчик какой-то принес.
Мальчик? — настороженно повторила я, боязливо поглядывая на посылку. Я подкинула ее — легкая.
Папа взял со стола ножик для резки бумаги и протянул мне.
Я не тороплюсь. Характерно смотрю на папу.
Тот нахмурился и двинулся к дверям.
— Если что опять какая-то плохая шутка, Даша, ты мне скажи, и я разберусь.
— Хорошо.
Только дверь закрылась, я вскрыла коробку, а там…
У меня из груди вырвался восторженный вздох. Вытаскиваю черный рюкзачок, оглядываю его.
Неужели Гришка?
От этой мысли к горлу подступил ком, и радость от подарка испарилась. И что же теперь делать? Вернуть?
Я ласково погладила рюкзачок. Кажется, я уже его люблю. В смысле рюкзак. Не Гришку.
Пооткрывала все кармашки, проверяя молнии, и в одном из них нашла небольшой белый листок. На нем было написано, и вовсе не Гришкиным почерком:
«Не умирай! А я и подумать не мог, что тебе так сильно понравился фильм. Ты же весь сеанс на меня смотрела!» И в конце смешная рожица.
Теперь я смеялась. До странного счастливо. Это Рома.
Я зашла на его страницу — его не было в Сети. Хотела поблагодарить, но передумала. Позвонила Гахе и попросила: