Ледяной сфинкс
Шрифт:
– Это, сударыня, никак невозможно, потому что дети днем постоянно там играют – в любую погоду, им и родители не указ. Да и я тоже, бывает, через пустырь хожу на Хрустальную. За день до того ходил – никакого мертвого тела не было.
Но Амалия на том не остановилась, а потребовала привести детей, которые играют на пустыре. Поговорила и с ними и дала им несколько копеек на пряники. Дети, впрочем, подтвердили то, что раньше сказал дворник: никакого тела днем первого марта на пустыре не было.
– Так… – задумалась Амалия, поправляя пенсне, которое
– А кто помнит, не появлялась ли на Фаянсовой улице вчера, ближе к вечеру, какая-нибудь телега? Или экипаж, или повозка незнакомая, я хочу сказать. Может быть, она заворачивала в сторону пустыря? А ехала, я так полагаю, со стороны Шлиссельбургского проспекта, – добавила Амалия, подумав.
Макар и Еремей изумленно переглянулись и сказали, что они ничего такого не помнят. Но один из ребятишек, застенчиво поковыряв в носу, сообщил, что вчера вечером он сидел дома и видел сквозь метель, как по улице проехала какая-то карета. Только она была очень старая и вся обшарпанная. И вообще в другое время он бы не обратил на нее внимания.
– Так-так, – быстро сказала Амалия. – То есть это было до того, как обнаружили тело на пустыре?
– Вроде да, – отвечал местный гаврош. – Я помню, потом бабка прибежала и стала голосить, что раньше у нас только по пьяни дрались, а теперь совсем люди креста не имут – убили человека молодого, и хоть бы что.
– Правда? – спросила Амалия у дворника. – То есть у вас раньше не было убийств, подобных этому?
– Да тихо у нас тут, сударыня, – смущенно отвечал Еремей. – Разве что по пьяни кто подерется. Или муж жену вразумляет…
– Или она его, – добавил огромный Макар и почему-то шумно вздохнул.
«Уж не тебя ли? – подумал Александр. – Однако!»
– А чтоб такое, то есть убили, чтобы обчистить, подобного отродясь не водилось, – продолжал Еремей. – Да и что у нас возьмешь-то, по правде говоря…
– Ну ладно, – сказала Амалия, дала пятак мальчишке, видевшему карету, и два гривенника вместо одного Макару. – Еремей! Отведи-ка меня на пустырь, где его нашли.
– Экая у вас, барыня, работа-то тяжелая, – уважительно сказал Еремей, но спорить не стал.
Так как уже стемнело, он зашел к себе, взял фонарь и повел Амалию с Александром в интересующее их место, расположенное между Фаянсовой и Хрустальной улицами. Потом, когда офицер вспоминал это приключение, ему казалось, что они минут десять продирались сквозь сугробы различной величины, но Амалия словно ничего не замечала.
– Вот, – доложил Еремей и остановился, пыхтя от напряжения.
Амалия огляделась. Где-то жалобно завыла собака, но вскоре умолкла.
– То есть там, – указала Амалия на покосившиеся домишки в сотне шагов от них, – Фаянсовая улица, а поперек идет Хрустальная?
– Так точно, сударыня. Ближе к проспекту – Глазурная, ежели вам угодно знать… И еще Стеклянная.
Амалия повернулась спиной к огням, которые один за другим загорались в домах. Впереди были только ветер и тьма, в которой раскачивались
– А там ничего нет, – объяснил Еремей. – Мы ж на самой окраине… Там, – дворник махнул рукой куда-то в сторону, – железная дорога. Станция Второй Петербург, но от нас до нее ой как далеко…
– Quod erat demonstrandum, – буркнула Амалия.
– Что? – удивился Еремей.
– Ничего. Идем.
Они пошли обратно на Фаянсовую улицу, и под фонарем Амалия достала кошелек. Мелочи в нем больше не оказалось, но она не стала колебаться и дала дворнику полтину.
– Возьми… Не стану говорить, чтобы ты выпил за мое здоровье, лучше купи что-нибудь жене или детям… полезное.
Еремей открыл рот, но тотчас же опомнился и бросился открывать перед Амалией дверцу экипажа.
– Сударыня… ежели что, мы завсегда…
Он кричал еще какие-то бессвязные слова, но Александр не вслушивался в них. Амалия попросила кучера везти их на Невский, и как можно скорее.
– Вы не замерзли? – спросил Александр «корреспондентку».
– Что? – Девушка сняла пенсне и удивленно посмотрела на него. – Ах, это! Нет.
– Вы сказали «что и требовалось доказать», – напомнил Александр латинскую фразу, которую она процитировала. – Вы знали, что Николая Петрова убили в другом месте, перевезли на окраину и оставили там?
– Нет, – покачала головой Амалия, – я не знала. Но подозревала. Промежуток между убийством и обнаружением тела сразу же меня насторожил. Но ведь могло быть и так, что Петрова убили там, где его бы не сразу нашли. Потом, когда я разговаривала с доктором, он сказал, что Петров не ожидал нападения и что его душили сзади. Вроде бы вполне характерно для грабителей, так что я засомневалась и решила все посмотреть на месте. Однако вы сами слышали, что говорили свидетели. И еще эта карета…
Девушка поморщилась. По правде говоря, карета беспокоила ее больше всего – ведь точно такую же старую, не привлекающую внимания карету дядя Казимир видел совсем недавно на Екатерининском канале.
Получается, Петров как-то причастен к убийству императора? Милый юноша, всегда ужинавший дома? А что, почему бы и нет… Жизнь научила Амалию, что человек по природе своей невероятно противоречив. Настолько, что, если вдруг встречаешь цельную личность, это должно вызывать подозрение.
– И что вы намерены предпринять теперь? – поинтересовался Александр. – Пойдете в полицию?
– Сейчас? – усмехнулась Амалия. – Вряд ли они станут сейчас мне помогать. Нет, я собираюсь все сделать сама.
– Каким же образом?
– Навещу друзей Петрова, узнаю, что студент делал в последние дни. Выслушаю сотню подозрений, тысячу сплетен и десять тысяч глупостей, но хоть что-нибудь среди них укажет мне правильный путь. Кроме того, придется еще раз навестить мать Петрова, попытаться разговорить ее. Вот это будет очень непросто, потому что сегодня я не сдержалась. Но меня так разозлил ее поступок… то, что она уничтожила письмо…