Ледяной шторм
Шрифт:
– Пойдем на фор-марс, – сказал Фред, хватая своего друга за руку и быстро направляясь к ванту.
Через несколько секунд они уже сидели рядом на маленькой платформе у вершины фок-мачты, в том самом месте, где он соединяется с фор-стеньгой, и с этого возвышения они молча упивались волшебной красотой лежащей перед ними картины.
Те, кто никогда не стояли на вершине корабельной мачты, на море, среди мертвой тишины, не могут понять того ужасного чувства одиночества, которое наполняет сердце человека, находящегося в таком положении. На суше не бывает ничего подобного. Стоять на самой верхушке башни и смотреть вниз на суетящуюся толпу – это не то, потому что здесь и звуки не те и видишь признаки жизни на обширном пространстве, так
Сцена, на которую смотрели с вершины дельфиновой мачты наши друзья, на этот раз была поразительно прекрасна. Все огромное пространство, которое только в состоянии был обозреть глаз, покрыто было островами и ледяными полями, всех форм, какие только воображение может себе представить. Одни возвышались над водой в виде небольших пиков и башен, другие имели форму арок и куполов, иные представлялись разломанными и походили на развалины старых пограничных крепостей, между тем как некоторые были ровны и гладки и представлялись как бы полями, покрытыми белым мрамором. А тишь была такая, что океан, по которому они плыли, походил на полированную стальную плоскость, на которой играло солнце во всем своем ослепительном блеске. Вершины маленьких островов были чистого белого цвета, а бока тех, которые были выше, – нежно-голубые, что придавало картине особенный блеск, делавший ее совершенно волшебной.
– Это далеко превосходит все, что я когда-нибудь представлял себе, – воскликнул Синглетон после долгого молчания. – Теперь я понимаю, отчего писатели говорят о некоторых картинах, что их невозможно описать. Не правда ли, что это похоже на сон, Фред?
– Так, – отвечал Фред серьезно, – я старался перенести себя воображением в другой мир, и я почти преуспел в этом. Когда я долго и напряженно смотрю на лед, то я почти готов думать, что предо мной улицы, дворцы и соборы. Я никогда не испытывал такого сильного желания иметь крылья: тогда я мог бы перелетать с одного острова на другой и осматривать со всех сторон и эти голубые пещеры, и эти блестящие башни.
– Это, правда, увлекательная фантазия, и нельзя сказать, чтобы неестественная, Фред.
Между тем как они сидели, наслаждаясь таким образом северной картиной, поднялся ветер и всколебал поверхность моря, и «Дельфин», который стоял до сих пор неподвижно в одном из бесчисленных каналов, медленно стал пробираться между ледяными островами. Ветер между тем усиливался, и становилось невозможным избежать столкновений с плавающими массами; но корабль хорошо был вооружен для борьбы с ними, и хотя он и пошатнулся под ударами и подался раза два назад, но потом опять двинулся вперед и храбро пошел чрез ледяные груды. Через час или два они еще раз очутились в сравнительно открытой воде.
Вдруг раздался крик из вороньего гнезда:
– Дует!
В одно мгновение все на корабле засуетились, как будто получили электрический удар.
– Где? – закричал капитан.
– В подветренной стороне, сэр, – продолжал тот же голос.
Скоро тишина и спокойствие на корабле сменились состоянием чрезвычайной оживленности и некоторого замешательства. Вид кита, как греческий огонь, подействовал на расположение всех находившихся на корабле.
– Вот он дует, – повторил человек с мачтового топа.
– Мы, кажется, прямо на него плывем? – спросил капитан.
– Держите немножко в сторону от него; еще немного, – сказал сторожевой, пристально всматриваясь вдаль.
– Так,
– Мистер Больтон, велите отвязывать шлюпки, – командовал капитан.
– Все наверх! – закричал лейтенант грозным голосом, и каждый бросился на свое место.
– Гребцы! Подавайте живее шлюпки!
– Да, да, сэр!
– Вон поднялся хвост, – воскликнул сторожевой, когда кит нырнул на дно и поднял хвост в воздух, на расстоянии не более одной мили с подветренной стороны, – он прямо плывет к кораблю.
– Остановите корабль, – кричал капитан. – Мистер Больтон, привяжите крюйсель! Спускайте шлюпки!
Через минуту три шлюпки спустились на воду, каждая с командой. Фред и Синглетон прыгнули на капитанский бот как раз в то время, как он отплывал от корабля, и менее чем через пять минут, три бота, точно скаковые лошади, неслись по морю, по направлению к киту. Каждый напряг все свои силы, и гибкие весла гнулись в дугу, так как каждая шлюпка силилась обогнать другие.
Глава IV
Китовая ловля и сражение. – Удача и опасность борьбы. – Боззби ныряет и этим спасается. – Кит ныряет и умирает. – Беспокойная ночь кончается благополучно, хотя и с большой потерей.
Погоня продолжалась недолго, потому что шлюпки быстро приближались к киту, а кит, совсем бессознательно, плыл к шлюпкам.
– Живей, ребята, живей! – сказал капитан взволнованным голосом.
– Согните, ребята, ваши спины и не позволяйте лейтенанту обогнать вас.
Три шлюпки летели по морю, так как гребцы напрягали свои мускулы до последней возможности, и сначала они плыли рядом, как равные, но потом капитанская шлюпка обогнала другие, и видно было, что гарпунщик, Эмос Парр, будет иметь честь убить первого кита. Эмос сильно ударял своим гибким веслом; позади него стояла кадь с канатом, конец которого спущен был вниз и к которому привязан был гарпун. Как опытный китолов, он не обнаруживал никаких других признаков волнения, только темные глаза его заблестели и на бронзовом его лице показался легкий румянец. Наконец они приблизились к киту и на некоторое время положили весла, чтобы не упустить его из виду, когда он нырнет.
– Дует! – воскликнул Фред с сильным волнением, увидев пред собой кита на расстоянии не более двух саженей.
– Так, ребята, дружно, – кричал капитан хриплым шепотом, – вставай!
При последнем слове Эмос Парр вскочил на ноги и схватил гарпун; шлюпка неслась прямо к спине кита, и в одно мгновение два железных зубца гарпуна очутились в хребте чудовища.
– Назад! – Гребцы со всей мочи ударили в весла, чтобы избежать удара хвоста раненого чудовища морской глубины. Шлюпка быстро отскочила назад, а кит с быстротой молнии бросился ко дну, унося за собой канат. Этот момент – самый опасный. Трение, произведенное канатом, сбегавшим чрез край носа шлюпки, до того было велико, что Парр должен был постоянно лить воду, чтобы не воспламенился бот. Если бы в то время на канате была связка или какое-нибудь другое препятствие, шлюпка со всем своим экипажем, наверное, была бы увлечена ко дну, и подобные примеры действительно бывали нередко. Многие из китоловов вследствие таких несчастных случайностей остались с вывернутыми руками или ногами или, выброшенные из лодки, погибли под водой. Поэтому один из находившихся на лодке стоял уже наготове с маленьким топором, чтобы в случае надобности в одно мгновение пересечь канат, так как иногда кит при первом нырке вытягивает из шлюпки весь канат, и, если в то время нет поблизости другой шлюпки, канатом которой мог бы быть надвязан истощающийся канат, то ничего больше не остается, как перерубить его. Как бы то ни было, ни одно из подобных несчастий не случилось на этот раз с экипажем капитанской шлюпки. Канат выбегал свободно, и гораздо прежде, чем он вышел весь, кит перестал опускаться, и когда канат сделался слабее, его обратно начали стягивать в шлюпку.