Ледяной свидетель (сборник)
Шрифт:
Помимо этого, у Сытина и Якушева имелась парочка приводов в милицию за «хулиганку», но это было еще три года назад, когда обоим не исполнилось и четырнадцати. Словом, криминальное прошлое, пусть и небогатое, имелось у обоих.
На все вопросы Гурова парни отвечали коротко, «да-нет», и всячески показывали, что на откровения с ними рассчитывать не приходится. А полковник ломал голову, как перейти к главному: предъявить обвинения в убийстве обоим было не за что. Никаких, абсолютно никаких оснований для этого не было, и он понимал, что задержал их только потому, что оба кинулись бежать. Следовательно, у него есть всего лишь несколько часов, чтобы раздобыть
Лев крутил и так, и эдак, думая даже, что, возможно, стоило отдать этих ребят в распоряжение Крячко, который со своей крестьянской хитринкой мог подловить их на какой-то нестыковке и, ухватившись за нее, дожать их. Сам Гуров пользовался иными методами, которые в этой ситуации, похоже, работали слабо. Как ни убеждал их полковник откровенно рассказать, что им известно, как ни говорил многозначительно, что следствие все и так все знает, толку не было. Оба говорили, что ни в чем криминальном не замешаны, а убежать решили, потому что темные пятна в биографии не лучшим образом их характеризуют в глазах правоохранительных органов, и посему они предпочитают держаться от них подальше.
– Мы ни в чем не виноваты. И не знаем ничего. Полиции от нас все равно толку не будет. А вы же разбираться не станете, упакуете – и вперед! Кому охота ночь в камере проводить? – говорил Якушев.
– Что вы от нас конкретно хотите? В чем обвиняете? Предъявите официальное обвинение, тогда и поговорим! А пока я вообще не знаю, чего вам надо! – твердил Сытин.
Как раз официального обвинения Гуров и не мог предъявить. Не лучше шли дела и у Крячко. Все парни, посещавшие секцию бокса, возмущались тем, что их забрали безосновательно, равно как и их товарищей. Крячко отыскал-таки среди них того, кто произнес фразу «это не он», им оказался двадцатилетний Николай Морозов, но он упрямо твердил, что говорил вообще не о ситуации в секции, а обсуждал недавно просмотренный фильм. На осторожные вопросы Крячко о том, в курсе ли ребята, что натворили их коллеги по секции и за что их задержали, все отвечали, что нет и что, как водится, полиция просто хватает первых попавшихся.
В конце концов, Крячко решил отправить всех в камеру до утра – это была единственная мера, на которую он был сейчас способен и которую в сложившихся обстоятельствах считал все же наилучшей. Он полагал, что это должно возыметь психологическое действие: ночь в камере, да еще отсутствие конкретики в обвинениях, лишь мутные фразы типа «нам все равно все известно» должны были вызвать у ребят чувство неопределенности и, как следствие, тревоги. И утром Крячко планировал вызвать их не сразу, а помариновать до обеда, а потом приглашать для беседы поодиночке, не возвращая допрошенного обратно.
Гуров же напоследок выложил фотографию убитого – и перед Сытиным, и перед Якушевым. Он выкладывал их молча и просто наблюдал за реакцией ребят. Надо признать, фотографии трупа все же заставили их как минимум занервничать. У Михаила Сытина стали подрагивать руки, а Павел Якушев несколько раз выкрикнул: «Ну и что? И кто это? Вы думаете, это мы? Думаете, это мы?»
Гуров намеренно ничего не отвечал, сказав лишь:
– Вот ты посиди в камере и подумай хорошенько. Если к утру надумаешь, оформлю тебе не просто чистосердечное, а явку с повинной. Но помни – спецпредложение действует до девяти часов завтрашнего утра.
После этой фразы, произнесенной каждому в отдельности, он отдавал распоряжение конвойному увести задержанного. Оставшись в кабинете один, Лев задумался. Если ребята все же откажутся воспользоваться его «спецпредложением», а он до завтрашнего утра не будет располагать железными уликами против них, их придется отпускать – это раз, они с Крячко окажутся в идиотском положении – это два. И генерал-лейтенант Орлов будет очень недоволен таким положением вещей и поведением своих лучших оперативников, которые «остались с носом».
Такого же мнения был и Крячко, который, распихав ребят по камерам, прошел в кабинет, где проводил свой допрос Гуров, и, едва войдя, сразу понял все по глазам своего друга.
– Пустышка? – на всякий случай уточнил он и, поймав кивок Гурова, добавил: – У меня тоже. Вся надежда на завтрашнее утро.
– Да, я дал им время до половины девятого.
Теперь кивнул Крячко – с пониманием, поскольку знал, что в девять начинается планерка, в ходе которой они должны отчитаться перед Орловым за свои действия, и если тот услышит, что его лучшие сыщики, можно сказать, опростоволосились, начальственного гнева не избежать.
– Я прямо слышу, как он нас отчитывает: «Оперативнички со стажем! Настоящие полковники! С мальчишками справиться не могли!» – передразнил Крячко Орлова. – И ведь будет прав, Лева! – со вздохом добавил он.
Гуров был с этим согласен, но все же не склонялся к пессимизму. Еще перед допросом он связался с экспертами и распорядился прямо с утра проехать к спортивному клубу и самым тщательным образом обследовать помещение. А эксперты такие дотошные ребята, что что-нибудь да обнаружат непременно. А это даст возможность хотя бы выиграть время и задержать ребят еще. Хотя подобное Гурову тоже очень не нравилось: он не любил тянуть время впустую в ходе расследования, он всегда был нацелен на результат. Но сейчас ситуация сложилась исключительная, они с Крячко были связаны по рукам и ногам. Во-первых, из-за неустановленной личности погибшего, во-вторых, невыясненной даты его смерти, а в-третьих, что вытекало из первых двух пунктов, был неясен мотив, из-за которого его убили. То есть не было у Гурова и Крячко практически ничего, от чего можно было оттолкнуться, вот и хватался он за этих юных спортсменов, как за весьма хлипкую соломинку.
– Меня удивляет и настораживает единство в настрое этих ребят, – задумчиво проговорил Лев. – Все намертво стоят на одном – ничего не знаем, ничего не делали, почему нас задержали. Это говорит либо о том, что они действительно ничего не знают, либо договорились занять такую позицию заранее, предполагая, что ими заинтересуются. И мне кажется, здесь имеет место второй вариант. Не зря Якушев и Сытин пустились в бегство. Насчет того, что не хотели связываться с полицией, – это детская отмазка. Наоборот, им было бы лучше спокойно побеседовать, они же понимали, что я пришел не лично по их душу, и видели, как я показывал фотографии Кухлинскому, то есть просто искал свидетелей.
– Стоп! – перебил его Крячко. – А если в этом все дело? Они увидели эти фотографии и именно их испугались?
– Я тоже так подумал. Но пока это только наши предположения. Очень надеюсь, Стас, что к утру мы будем располагать дополнительными сведениями, иначе картинка и впрямь получится некрасивая. Еще и извиняться придется.
– Ну, это уж дудки! – фыркнул Крячко. – Ладно, пошли! Время к трем часам ночи приближается!
Они сели в машину Гурова, тот подвез Крячко до дома и отправился к себе. Спать оставалось меньше трех часов…