Ледяные страсти
Шрифт:
Жена Ивана Даниловича быстренько организовала соленых огурчиков, квашеной капусты и докторской колбаски, а себе накапала валерьянки и отправилась спать.
Николай легко выдумал историю, объясняющую пребывание его с напарником у подъезда. Стоило только вспомнить бабушек, с которыми он общался, изображая электрика. Он даже показал Ивану Даниловичу удостоверение и вполголоса, что предполагало неразглашение Иваном Даниловичем страшной тайны, сообщил:
– Тут у вас в соседнем доме умник один живет - дальнобойщик. Грузовик под окнами держит.
– Точно, есть такой, - подтвердил Иван Данилович.
– Так вот он левыми перевозками
Иван Данилович мгновенно проникся уважением. Частные детективы, страховые компании, запрещенные грузы и прочие такие далекие от его пенсионерской повседневности понятия, похоже, пробуждали в голове слесаря героические фантазии. Он уже видел бесконечную ленту шоссе, по которой несется грузовик с развевающимся от бешеного ветра тентом, сзади на мощном внедорожнике мчатся вооруженные до зубов сыщики, ушлый дальнобойщик, потный от страха, лихорадочно ищет путь к спасению, а в кузове громыхает контейнер с плутонием для израильской мафии…
Но после третьей рюмки разговор дошел и до Панова. Иван Данилович ужасно удивился, что в его квартире горел свет, а самого фигуриста не было. Как слесарь с многолетним стажем, Иван Данилович совершенно ответственно заявил:
– Выйти из подъезда можно только через единственную дверь. Не, точно, чердак запертый стоит, а если бы и открытый, так в соседнем подъезде люк вообще заваренный. Если кому чего надо, все через наш люк поднимаются. И пожарной лестницы нету. Должна быть, а нету. Он, Алеша, скорее всего, просто свет погасить забыл, как вечером уходил…
Николаю не хотелось спрашивать, во сколько это было, но слесарь сам рассказал:
– Где-то в половине двенадцатого, я слышал, как дверь хлопнула.
В половине двенадцатого уходил, скорее всего, урод в пальто и шапочке, отметил Николай. А Панов, очевидно, ушел не менее чем часом раньше - чтобы перевернуть трехкомнатную квартиру вверх дном пятнадцати минут не хватит.
– А может, он здесь в подъезде, в гостях у кого?
– высказал предположение Иван Данилович.
Николай разлил остатки водки и оценивающе оглядел пенсионера: пару вопросов, которые ни на простое любопытство не тянут, ни к дальнобойщику отношения не имеют, задать все же придется. Заподозрит что-нибудь старикан? Вроде не должен. Развезло уже.
– А что, у него в подъезде друзья есть?
– Ну друзья не друзья, а раз видел, как он от Сереги выходил. На первом этаже, вот аккурат подо мной живет, автослесарем работает, может, Лешкину машину чинит.
Николай быстро прикинул, что окна этого Сереги выходят на тыльную сторону дома и первый этаж тут невысокий… Вот, значит, как Панов их с Демидычем обманул!
– А вообще он, по-моему, больной сильно, хоть и фигурист… - перешел на шепот Иван Данилович.
– Один раз спускаюсь, значит, вечером за пивом - сильно пива захотелось, а тут еще родичи с Астрахани рыбки прислали… Ну, короче, спускаюсь, а он лежит на полу в подъезде, весь зеленый и за живот держится. А вокруг!
– Тут слесарь притянул Николая к себе и зашептал в самое ухо: - На полу рентгеновские снимки валяются. Во как!
– И давно это было?
– спросил Николай, уже зная, какой ответ последует.
– Дык на днях. Как раз перед тем, как он машину поменял. То на белой ездил, а то зеленую взял.
Значит, пока они с Демидычем гонялись за красной «десяткой»,
Демидыч сидел в машине. И, судя по особенно хмурому виду, ничего путного в своем походе к метро не узнал.
– Денису звонил?
– поинтересовался Николай.
– Тебя ждал, - отмахнулся напарник.
Щербак взглянул на часы: половина пятого.
– Самое время для ранней побудки.
Глава восьмая
Донбасс и рулетка
Если Панов от имени Фадеичева собирает с владельцев казино взятки, это может быть тайной для прессы или для правоохранительных органов, но скрывать это от своих: свиты, охраны, бухгалтеров, «крыши» и прочих - владельцам казино нет особого смысла. А значит, и дальше - в среду игорной публики - слухи могли просочиться. И если к самим владельцам у Севы подхода пока не было, то для знакомства со слухами, напротив, имелась самая что ни на есть удобная возможность: он, Голованов, был неплохо знаком с одним профессиональным игроком. История этого знакомства была давняя и настолько замысловатая, что чем больше проходило времени, тем больше Сева сомневался в ее реалистичности. Сам он к азартным играм относился довольно сдержанно, но поскольку по роду своей профессиональной деятельности так или иначе сталкивался с самыми разными людьми, зарабатывавшими себе на жизнь различными рискованными способами, то и этот полулегальный бизнес был Голованову неплохо знаком. Тем более благодаря его приятелю.
Сева Голованов всегда считал, что слово «игра» обозначает легкость, непринужденность, живость, каприз и даже некоторую несерьезность. По крайней мере, применительно к себе, любимому, он считал именно так. Но имелся у него приятель, для которого эти слова едва ли подходили, за исключением, пожалуй, легкости-непринужденности. Приятеля звали Донбасс. То есть имя у него, разумеется, было другое, но для лаконичности истории лучше оставить именно это прозвище. Донбасс был настоящим апостолом игры, вернее, Игры - именно так, с большой буквы.
Донбасс знал об Игре все, что мог знать человек, Игра для которого была смыслом жизни. Голованов был знаком с ним много лет, но знал о Донбассе лишь то, что он даже не окончил среднюю школу. Он был сродни Шерлоку Холмсу: его знания поражали объемом и глубиной во всем, что касалось Игры, и приводили в изумление зияющими провалами во всем остальном.
Донбасс рассказывал Голованову, что не так давно в пирамиде Хеопса обнаружена глиняная табличка, где изложен миф, связывающий происхождение календаря именно с игрой. Египетские боги играли в кости, ставкой в игре служили лунный свет и дни календаря, благодаря чему к году добавилось еще пять дней.
А в греческой мифологии, продолжал Донбасс, существует предание о возникновении азартных игр. Жестокосердная девчонка, покровительница азартных игр, родилась у богини судьбы Тихо и бога Зевса. Юная стерва придумывала различные игры, где исход решал только случай. Она находила удовольствие в наблюдении за тем, как возникали распри между игроками. Отчаяние проигравших приводило ее в восторг. Мамаша потакала своей наследнице и преподносила ей в подарок игорные притоны, где у входа ярко горели лампы, привлекая прохожих…