Ледяные страсти
Шрифт:
– Папа сказал, что, если у меня в Москве дела пойдут, он купит мне квартиру, - небрежно заявила Инга, как будто речь шла о безделушке, не стоящей внимания. И неожиданно проговорилась: - А нам с Лешиком и в пансионате сейчас нормально. Папа вряд ли разрешит нам жить вместе так сразу. Мне все-таки еще только-только четырнадцать исполнится.
Весталова сделала вид, что в этих откровениях нет ничего особенного, и как бы пропустила их мимо ушей. Это очень хорошо, когда партнеры спят друг с другом. Меньше интересов на стороне. К тому же, если парнишка западает на эту куклу Барби, то действительно это может помочь достичь хороших результатов.
–
– Ой, правда!
– А если вам с Алексеем удастся выиграть чемпионат Европы, то тебя саму будут в эти журналы на обложки снимать.
Татьяна увидела, что ее последнее замечание попало в цель. Теперь надо было закрепить полученный эффект:
– Только не знаю, нужно ли тебе все это, - задумчиво протянула она.
– Это же вкалывать придется день и ночь. Не уверена, что вы к этому готовы.
– Мы сможем, мы все сможем. Знаете, какая я упорная! А Лешка… Он всю жизнь на тренировки раньше всех приходит и целый час самостоятельно элементы отрабатывает.
– Ага, вот и катается лучше всех в вашей возрастной группе, - не удержалась от укола Татьяна.
– Я тоже так буду. Мы выиграем обязательно, - решительно заявила Инга.
– Ну хорошо, дорогая моя, сейчас я тебе вызову такси, чтобы быть в пансионате не слишком поздно. Пожалуйста, Леше передай, что мы вас будем готовить на европейское первенство.
Приехав в пансионат, Инга влетела в Алешину комнату.
– Лешка, знаешь, что я тебе сейчас расскажу!
– Она осеклась, увидев, что сосед Алексея по комнате на месте.
– Пойдем скорее, поговорить надо.
– Схватив за руку, она потащила его в свободный от людей холл. Они спрятались на диванчике в углу, за декоративной пальмой, и начали секретничать.
– Понимаешь, мы европейское, а потом и мировое золото можем выиграть, если будем вкалывать как следует. Представляешь?
Леша плохо понимал про золото, про спортивную карьеру, он чувствовал, что его Инга сидит рядом, к нему прижимаясь, доверяет ему что-то очень важное и он может помочь ей получить то, что она хочет. И не луну с неба, а всего лишь золотую медаль на юниорском первенстве. Опять фигурное катание, как фея из «Золушки», приходило к нему на помощь.
На следующий день, когда Весталова и Карпов пришли на каток, они увидели, что ребята уже вовсю тренируются.
В Свердловске все шло своим чередом. Костышин уже которую неделю не выходил из дома. Даже пить от отчаяния перестал. Часами, днями, неделями лежал, повернувшись к стене лицом. Перестал бриться, делать зарядку. На телефонные звонки он уже давно не отвечал. Не хотел растравлять душу пусть даже искренним сочувствием окружающих. Когда надо было доказать, что анонимный донос - чушь и ерунда, все его любимые ученики и товарищи по работе куда-то подевались. Пара, на которую он ставил - Инга Артемова с Алешей Пановым, - уехала в Москву к столичным тренерам. И было обидно до слез.
Конечно, тренеры, работающие на разных уровнях, были, есть и будут всегда. В этом нет ничего оскорбительного. Как и в любой другой области, в спорте есть хорошие, опытные учителя, а есть - профессора, дело которых не искать таланты, а отшлифовывать их так, чтобы они засверкали по-настоящему. К одним ученики приходят в пять, к другим - в пятнадцать, к третьим - в двадцать лет. Никто не задавался вопросом: выиграли бы в девяносто втором в Альбервиле Марина Климова
И конечно, отношения между тренерами, работающими с чемпионами или потенциальными чемпионами, не всегда безоблачные. Случаются и сплетни и интриги, присутствует зависть и злость… Но чтобы вот так! Не просто отобрать учеников, а еще и унизить. Отлучить от любимого дела. Это мерзко, противно, недостойно.
Но у Льва Николаевича не было сил бороться. Плетью обуха не перешибешь. У Весталовой и Карпова связи и имя. А тренер Костышин - это всего лишь тренер Костышин. Таких по всей стране тысячи. Одним больше, одним меньше - кого это интересует.
Жизнь Льва Николаевича дала крен, и он не знал и не хотел знать, как войти в нормальную колею…
Вдруг он услышал какое-то шуршание в коридоре. Черт, опять не закрыл дверь, наверное, соседская собака забежала и куролесит.
– Лев Николаевич, вы дома?
– раздался чей-то смутно знакомый голос.
– Зинаида Федоровна? Что вы тут делаете?
– Да вот пришла вас проведать. Бабульки во дворе говорят, что вы совсем плохи стали.
– Нет, Зинаида Федоровна, у меня все нормально, не волнуйтесь.
– Как тут не волноваться, вы посмотрите, на кого похожи стали. Разве ж так можно?
– сердобольно, по-бабьи воскликнула Зинаида.
– Со мной все хорошо…
– Как - хорошо? Где - хорошо? Не ели небось. Вот я вам пирогов напекла, давайте сядем чайку попьем. Где у вас чайник?
– Зинаида тактично не стала упоминать о спиртном, чтобы не будить лиха.
– Вы приведите себя в порядок, а я пока тут на кухне похозяйничаю.
Пока Костышин принимал душ, чистил зубы, брился, искал свежую рубашку, Зинаида умудрилась поставить рекорд по расчистке авгиевых конюшен, достойный Книги Гиннесса. Она ловко рассортировала и перемыла гору грязной посуды, собрала мусор, окурки, бутылки, вынесла весь хлам на помойку. Когда Костышин вошел на кухню, там уже сверкала чистота, как в рекламе моющих средств, стол был накрыт, чай заварен. Он чувствовал, что возвращается к жизни.
– Вы, Лев Николаич, не убивайтесь. Горе-то, конечно, большое. Но Бог правду видит. Все еще наладится. А дома валяться да пьянствовать - никому еще не помогало. Я, когда поняла, что связалась с воришкой мелким, руки на себя хотела наложить. А тут Лешенька родился. Махонький такой, глазенки голубые, ручки ко мне тянет. Так я и решила - пусть мою жизнь и не выправить, а сыночку я все обеспечу. Если бы вы тогда моего Алешу не заметили, может, он и по отцовским стопам пошел бы.
– Как дела-то у них? Есть вести от Алексея?
– спросил Костышин и отметил про себя, что мысль о его лучших учениках снова резанула острым по сердцу. Но он действительно искренне интересовался успехами ребят.