Лефорт
Шрифт:
Воодушевленные всем этим турки решились на отчаянную вылазку.. Скрытно пробрались через ров и сады справа и оказались в траншеях прежде, чем их обнаружили. Это привело в такой ужас стрельцов (а там был их пост), что они почти не сопротивлялись и в большинстве бросились бежать, побросав оружие. Им так и не удалось собраться с духом и занять редут с орудиями, они и не думали обороняться и в беспорядке отступали… Шум боя услыхали в лагере генерала Гордона, послали в другие армии за помощью и с отборной гвардией поспешили на подмогу… После получасового боя турок выбили из траншеи и обратили в бегство. Христиане их преследовали до самого рва, хотя имели приказ лишь занять свои траншеи. Турки же увидели, в каком беспорядке преследователи,
Вылазка турок стоила Гордону потери 300—400 человек. «Это несчастье, — заключил свой рассказ Гордон, — научило нас быть осторожнее и с большим прилежанием укреплять наши редуты и траншеи» {62} .
Овладение каланчами облегчило подвоз провианта и боеприпасов к русскому лагерю — 17 июля более трех тысяч судов, нагруженных продовольствием, амуницией и боеприпасами, отплыли с реки Койсуг и остановились у каланчей. Главный итог этой операции, к слову сказать, и состоял в том, что плавание по Дону стало свободным: как писал царь брату, «ворота по Дону отворены». Захвачены были и значительные трофеи, хранившиеся на двух каланчах: 32 пушки, «кроме мелкого ружья, пороху же, ручных гранат и всяких припасов многое число, да три знамени».
В Москве об этом успехе стало известно 29 июля. Победа была отмечена благодарственным молебном, во время которого было зачитано письмо царя патриарху.
Взятие каланчей настолько воодушевило осаждавших, что 28 июля было решено склонять турок к капитуляции. В крепость было доставлено послание за подписями трех генералов. Через три часа был получен письменный ответ с надменным отказом, и обе стороны возобновили огонь. «Христиане принялись выдвигать вперед войсковые колонны и траншеи усерднее прежнего; но работе мешали как многочисленный гарнизон (Азова), так и нехватка опыта у христиан. Потому немалую часть работ сделали, как обычно, то есть не до конца…» {63}
Началась подготовка к штурму. О том, сколь успешно она велась, можно судить по письмам царя московским друзьям:
29 июля 1695 года Ф.Ю. Ромодановскому: «…Промыслами своими день о дни к неприятелю и апрошами (траншеями. — Н.П. )приближаются, и уже генерала нашего редут в двадцати саженях от города обретаетца».
30 июля А.Ю. Кревету: «Уже менша тридцати сажен от города обретаемся».
2 августа Ф.Ю. Ромодановскому: «…Шанцами гораздо пришли близко ко рву, и от того неприятелю учинялось великая теснота».
14 августа ему же: «Шанцами дни в четыре или в пять придут в ров».
22 августа А.А. Виниусу: «…В марсовом ярме непрестанно труждаемся».
4 сентября Кревету: «…Подошли к гнезду блиско и шершние раздразнили, которые за досаду свою крепко кусаютца; аднако гнездо их помаленьку сыплет».
17 сентября А.А. Виниусу: «…В городе марсовым плугом все вспахано и насеено. И ныне ожидаем доброго рождения» {64} .
Если бы историки располагали одними только письмами Петра, то у них могло бы создаться впечатление об успешном осуществлении осадных работ — царь и на этот раз умолчал о неудаче, постигшей осаждавших: 2 августа состоялся военный совет, принявший, вопреки возражению Гордона, решение штурмовать крепость, однако штурм этот закончился неудачей и стоил русским огромных потерь.
О решении военного совета Гордон сделал 2 августа следующую запись: «Был военный совет, на котором присутствовал его величество и другие. С большим рвением настаивали на том, чтобы предпринять штурм в ближайшее воскресенье (5 августа. — Н.П.) .Хотя я очень серьезно представлял, что прежде всего нужно подвести траншеи ближе к первому рву и надо вывести ров насколько возможно кругом города к городскому рву, чтобы он мог служить защитой и прикрытием для штурмующих, если бы они оказались побеждены; однако все это не имело перевеса. Был решен штурм и отданы соответствующие приказания». 3 августа заготавливались лестницы и фашины, на следующий день волонтеры, добровольно изъявившие желание участвовать в штурме, упражнялись в использовании подручных материалов.
Между прочим, Гордон отметил наличие большого количества охотников штурмовать крепость, что «должно было причинить беспорядок, недостаток офицеров и их неопытность могли привести к замешательству. Но они вследствие излишней уверенности или по глупости не хотели брать ни лестниц, ни мостов, ни других каких-либо приспособлений. И все-таки я прочел у многих на лицах, что они готовы раскаиваться в своем предприятии. Все это не обещало ничего доброго».
Штурм, как и было решено военным советом, состоялся 5 августа. Его описание дал Гордон в «Дневнике»: «С рассветом я послал приказание стрельцам занять траншеи и затем вслед бить тревогу, что было знаком к нападению. Однако передовые не выказали никакого усердия и пропустили значительное время, пока мы их принудили к выступлению. И это происходило без особенного оживления. Между тем они шли вперед. Командуя бутырскими и тамбовскими солдатами на левом фланге, я приказал им беспрерывно стрелять против углового бастиона, и они держались с этой стороны очень хорошо. Но другие полки, которые должны были идти вправо поблизости Дона, более следовали за бутырцами и тамбовцами, поворачивая влево, пришли в пространство между садами, где они сочли благоразумно засесть, чем решительно броситься навал.
Бутырские и тамбовские солдаты заставили неприятеля прекратить стрельбу с валов болверка, живо двинулись вперед и пошли на приступ болверка, влезли на вал даже без лестниц, что было довольно легко по уступам плетня. Но когда они достигли гребня, они встретили ожесточенное сопротивление, потому что турки сражались, как люди, полные отчаяния. Хотя наши напали на них храбро, однако были в состоянии ворваться в болверк. Здесь был убит “бей”, или начальные города. Между тем другие полки не пытались ни напасть на доставшиеся им места, ни помочь нападающим на болверк. Это очень ободрило турок, и они без всякого опасения стреляли по тем, которые теснились между садами и стояли неприкрытыми от огня с вала».
Даже если учесть, что описание штурма Гордоном не было вполне объективным, ибо нацелено было на то, чтобы доказать правоту генерала, из него видны причины неудачи. Без наличия бреши в крепости было трудно надеяться на успех штурма; лица, командовавшие штурмом, не достигли синхронности и необходимой слаженности в действиях: в то время как одни полки оказались на валу, другие спокойно созерцали происходившее и не оказывали им помощи. Полки Лефорта и Головина вступили в бой позже, чем следовало: они ринулись на штурм тогда, когда добившиеся временного успеха солдаты Гордона откатились на исходные позиции.
Итак, штурм закончился неудачей. Однако об этой неудаче читатель писем Петра не обнаружит даже глухого намека.
Штурм выявил еще одну черту натуры царя: чем значительнее была неудача, тем тверже становилось желание Петра преодолеть трудности, вызвавшие неудачу. Не утратил он и чувство юмора и продолжал отправлять друзьям шутливые письма, будто ничего огорчительного не случилось. 14 августа он писал Ф.Ю. Ромодановскому: «А о здешнем поведении возвещаю, что великий господин светейший Ианикит (глава «Всепьянейшего собора» Никита Зотов. — Н.П. ), отец ваш государев и богомолец, такожде и холопи ваши генералы Автомон Михайловичу Франц Яковлевичь, Петр Иванович (Гордон. — Н.П. )со всеми при них будущими, дал Бог, здоровы».