Легат инквизиции
Шрифт:
— Жила? Это ты.
— Не-а! Не я, Илья Борисович.
— Врёшь ты всё. Это по твоей команде у меня всё падает из рук, это ты поломал мою машину, это ты подстроил, чтобы я опоздал на поезд. Жила, тебе это не сойдёт с рук, я загоняю тебя по нарядам, дай только добраться до Калининградской области.
— Вот так всегда. Ему жизнь спасаешь, а он нарядами грозит.
И я показал генералу работу спец служб. Приказ отдал лично президент и поезд не доедет до Пскова, уйдёт вместе с мостом в реку, под лёд. Всё спишут на террористов. Генерал понял, что шутки кончились, он свои игры со смертью отыграл давно. Жила всё успел продумать: все считали, что генерал ехал именно этим поездом, просто ему немного не повезло. Генерал пошёл к другу, он не раз выручал его раньше.
— Аркаша! Нужна твоя помощь. Тут такое дело…
Друг приложил палец к губам. Илья всё прекрасно понял. Плохо, что он подставил товарища. Москва — это один из немногих городов, где всё прослушивается, в любом месте, снимается на камеры и фиксируется каждый ваш шаг, каждый вздох, каждое движение.
— Пять человек — это будет последняя моя армия. Ты, если будет нужно помочь, не стесняйся, обращайся Аркадий.
Илья Борисович растворился в муравейнике московских улиц. Он даже не захотел побывать на своих похоронах.
— Я умею смотреть и рассказывать.
— Жила, ты опять филонишь? Где мы сейчас должны быть?
Как ей объяснить, что нам туда не надо — на полигон, парашютные прыжки закончатся без нас, а наш вертолёт взорвётся через двадцать секунд.
— Ой, что это было?
Командирша подымалась с земли, а над полигоном были клубы чёрного дыма. Это догорал вертолёт, в котором мы должны были лететь. А теперь начиналось самое интересное. Я не успел отреагировать задохнулся от сонного дыма. Мы все очутились там, куда боялись попасть — в лаборатории, только у нас не стирали память, наоборот, мы должны были изучить кучу европейских языков. Смереке легко давались занятия под гипнозом, эти языки ей казались родными, ни у кого из нас не возникало трудностей с изучением языков, кроме Самара, он как-то себя к европейцам не относил. Но специалисты из лаборатории знали своё дело, вскоре Самар говорил лучше нас, пытался песни петь на словенском, а на болгарском замучил всех нас своими загадками. Никогда не замечал склонности нашего телепата к шарадам. Наши способности с Самаром немножко родственны, только он работает грубее, ему нужна предварительная подготовка, он может воздействовать на огромные массы людей. Я так не могу, это, как тупой косой траву косить.
Я не помню, как мы очутились на подводной лодке, нас переправляли через границу, я не знаю где и каким морем. Предположительно — это было Чёрное море. С нами работали непонятные люди, не наши, я знал, что аналитики находятся в Иранском Азербайджане, исполнители — где — то на Урале, под Челябинском. Эти люди были из ЧВК, я предположительно догадывался кому они подчинялись. После суточной болтанки нас заставили переодеться. Прощай казённые мундиры! Мы были одеты, как отдыхающие — кто во что. Потом ночью нас пересадили на катер — обыкновенный прогулочный катер, каких множество около дорогих туристических отелей. Мы были возле Болгарии, в районе «Золотых песков», руководил нашей высадкой тоже человек ЧВК. Смерека попросила меня прозондировать берег, я и без её просьбы был в постоянном напряжении. Высадку на пляже я забраковал однозначно — это прямо в зубы болгарским пограничникам. Все отдыхающие и загорающие люди на пляже были строго по спискам, компьютеры постоянно сканировали их лица, вдоль полосы отдыхающих, ходили наряды пограничников, переодетые в торговцев, среди отдыхающих находились представители спецслужб. Граница была на замке, сказал бы главный руководитель проекта, про который нам стоит давно забыть. Как это прошло мимо служащих лаборатории. Мы решили внедряться по одному из района купальной зоны, стараясь особо не мелькать на пляже, пользоваться максимально маскировкой, здесь и пригодились знания, полученные в школе. Местом нашего сбора была лодочная станция, возле проката доски для серфинга. Серфборд — это как раз, то что нужно начинающему нелегалу. Возле лодочной станции постоянно толпился народ, я не думаю, что мы надолго задержимся на пляже. Человек из ЧВК, раздал нам местные газеты, это было лучшее средство для маскировки в зоне отдыха. Все туристы ходили по пляжу с заклеенными носами. Смерека закуталась в болеро так, что был виден только кончик носа. Никто не ожидал, но нас встречали именно здесь — в районе лодочной станции. Это был Илья Борисович — бывший руководитель нашего проекта. Именно этому человеку мы обязаны всеми неудобствами в наших жизнях. Но у меня не было злости на этого человека, он сам оказался разменной фигурой в крупной политической игре. Я его не узнал в костюме ортодоксального еврея, живущего по законам Галахи. Странно видеть, под знойным солнцем, человека в чёрной шляпе со слипшимися от пота пейсами за ушами, и только разговор выдавал в нём нашего руководителя. Нужно просто знать и принимать за догму — в Болгарии все ортодоксальные евреи бывшие русские, но даже став хасидами, они не изменили русскому языку. Илья Борисович показал нам на автомобильную стоянку, где ожидал нас скромный фольксваген. Мы с облегчением залезли в салон автомобиля. Вся команда была в сборе. Илья Борисович направил автомобиль на север страны, мы дважды пересекли границу, пока не оказались в Словении. Илья Борисович привёз нас в Марибор, здесь у него был дом и пошивочная мастерская, специализировавшаяся на пошив мешочной тары для сыпучих материалов. Мастерская —
— Наша задача легализироваться, как можно надёжней, документы у всех в порядке, придраться сложно, лет десять придётся пожить скромно без войн и операций. Генерал объяснил нашу основную задачу за границей. Команда, всем составом, ушла «в подполье». Выдержали бы мои нервы — десять лет ругаться с заказчиками, скоро я сам превращусь в мешок для вермишели. Генерал на неделе пришёл с синагоги пьяным в смерть, что поделаешь — в каждом словенском еврее очень много русских привычек. Генерал извинился перед нами утром, и рассказал, что это полный провал проекта. Президент нас слил западным спецслужбам.
— Теперь ваши фотографии, вместе с моей, мелькают на всех страницах газет и журналов, я молчу про телевизор и интернет. Если меня выручит пластика, то что с вами делать — не знаю. Если даже продать всё, продать фабрику, у нас не хватит средств, чтобы расплатится за пластические операции. Смерека приуныла: ей так нравилось её лицо, мы были в шоке, в любой момент надо было ожидать представителей тайной полиции. Это был удар по репутации нашей команды, видимо в окружении президента не поверили в нашу смерть, решили перестраховаться. Но в любом случае — это выглядело, как предательство. Блин! При Сталине вешали предателей горстями, за более мелкие преступления перед отчизной, а тут такое…, и сам президент, гарант конституции и безопасности государства!
— Что будем делать? — спросила Смерека.
— Не знаю, не уверен, но стоит попробовать.
Я решил раскрыть ещё одну маленькую способность своего таланта. В детстве я тренировался на собаках, получалось вылепить из них кого хочешь. Возле мельницы отца бегали различные животные, похожие на пластилиновые детские поделки. Здесь были овцы, лошади, ослы и всё это стадо гавкало на редких прохожих. Считалось, что на мельнице водится нечистая сила. И это её проделки. Неправда, это я их лепил, и я каждый день бегал умываться к ручью. Как это у меня получалось, я не знаю сам. Давно это было, но надо попробовать. Я, как мог, объяснил командиру чего хочу, мне нужно было её согласие и согласие каждого члена команды на проведение «операции», я всех предупредил заранее, что художник из меня не важный, красавцев вылепить из вас никому не обещаю, но физиономия будет у каждого неузнаваемой. Ребята согласились — а куда деваться? Первым на операцию решился Самар, блин, я ему, что только пол не поменял, вылепил из негра то ли бразильца, то ли мексиканца, он даже посветлел слегка. Не знаю, мне понравился, теперь он был то ли метисом, то ли мулатом, но гринго из него получился неплохой. Самар побежал к зеркалу в соседнюю комнату — раздался громкий звериный рёв и бой стекла предупредили меня, что с операциями надо завязывать, на время. Самар гонялся за мной целую неделю, пообещав подправить мне физиономию без операции, из меня должен неплохой бурят получиться. Гад! Сглазил. Потом Смерека, чуть ли на коленях не стояла предо мной, упрашивала продолжить начатое дело. Борисович, поначалу не верил в эти шаманские преображения, но после того, как увидел Самара у него все сомнения отпали. Негра, даже родная мать не узнала бы. Меня опять усадили в «операционной», чтобы продолжил творчество.
— Лучше быть уродом, чем провести остаток жизни в одиночной камере тюрьмы для особо опасных преступников.
В этом я был солидарен с новоиспечённым ортодоксальным евреем. Илья Борисович не любил, когда его так называют. Из горцев получились стопроцентные японцы, с примесью вьетнамской крови. Они никак не хотели желтеть заразы. Я вылепил их в один приём, они были похожи друг на друга, как однояйцевые близнецы. Смереке их улыбки не понравились, в этих японцах было что-то хищное, настораживающее, змеиное. Смереку пришлось связать перед операцией, она нервничала, дёргалась, поэтому из неё получилась индийская красавица, которую пригласили сниматься в фильме ужасов. Смерека посмотрела в зеркало и побежала в лес, прихватив с собой верёвку. Нам пришлось доставать её из петли. Тяжелее всего было лепить своё лицо, я подумал, и оставил его бесформенным, уродливым и похожим на всех. Это было лицо настоящего шпиона-нелегала, его тяжело было запомнить.
Глава 5
Городок был не большой, поэтому наряду с общепринятыми городскими достопримечательностями, нашего командира в народе называли «королева-уродина», хорошо, хоть Смерека о этом не знала, она перестала дружить с зеркалом, ещё больше опустилась и соответствовала народному названию. Я не страдал угрызениями совести, я честно предупредил всех, что не Рафаэль и не Микеланджело, скорее Пикассо. Кому не нравится лицо, могу переделать, только получится ещё хуже. Не знаю, Илье Борисовичу всё нравилось, он через своё церковное общество уже успел заказать новые документы для своих рабочих-нелегалов. Блин! На фотографиях мы выглядели ещё хуже, чем в жизни. Видимо Смереке кто-то из местных жителей сделал замечание об облике. Её прорвало, она резко решила поменять имидж. Обратилась к стилистам, посетила парикмахерскую, косметический салон — бог ты мой, Смереку было не узнать: она постриглась на лысо, вставила пирсинг в уши, в пупок, в нос, одела белый джинсовый костюм сорок восьмого размера и невольно стала притягивать взгляды случайных прохожих.