Легенда о друге и враге
Шрифт:
Конечно, Диме очень хотелось указать визитеру на дверь. Но он удержался. Понял: московский гость – не шестерка, а незнакомый Бакланов – не мелкий лавочник. И если вот так запросто предлагает ему, директору компании «Меркадо», уступить очень прибыльный кусок бизнеса, значит, считает, что имеет большую силу. Между тем фамилия Петра Семеновича действительно ни о чем не говорила, и это особо настораживало. И логика, и чутье подсказывали, что тут одно из двух: либо около столичного филиала всплыл какой-то крупный, хорошо известный, но замаскированный кит, либо – неведомое чудо-юдо, которое долго пряталось
Впрочем, с китами Сафьянов давно договорился – не мальчик, чтобы самостийно со своими интересами в Москву соваться. Опять же киты от него не прятались, да и подход имели иной, не раз это было проверено. Получалось чудо-юдо. А такие существа обычно возникали из криминального болота. Тоже, конечно, не самое неведомое место, доводилось в него ногами проваливаться, однако ж с головой не окунался.
– Я вас понял, – кивнул Сафьянов, – и прошу передать следующее. Во-первых, предложение вашего Бакланова меня не заинтересовало. Московский филиал мне самому нужен. Во-вторых, силовыми методами против меня действовать не рекомендую. Этот путь пройден, у самого мускулы наросли. В-третьих, интриги плести также не советую. Расплетать их научены. Все понятно?
– Жаль, – произнес Владимир Иванович. – Очень жаль.
Бакланов позвонил сам через три дня. Разговор вышел долгим, поначалу напоминал дипломатические переговоры, но завершился весьма жестко. Причем особо жестко повел себя Сафьянов после того, как Бакланов заявил, дескать, история с фирмами «Аврора» и «Заря» должны были показать, что не мальчики на Диминой дороге встретились.
– Однако мальчики ваши в лице одного не слишком-то мальчика вынуждены были передо мной извиниться, – напомнил Дима, помянув в душе мерзким словом Пашу Кисина, и услышал в ответ:
– То была проба сил.
Затем, в течение месяца, случились два неприятных события. На московский филиал сначала напали неизвестные с оружием, но были жестко отбиты. А потом набрели налоговые инспекторы, но были мастерски нейтрализованы. Пришлось, конечно, подключить серьезные связи, попутно выяснив личность нахального Петра Семеновича. Он оказался из того самого болота, которое Сафьянов сразу предположил, при этом очень и очень большого.
Серьезные связи помогли, Петр Семенович по прозвищу Баклан ушел на свое дно, как предполагал Дима, если не навсегда, то надолго. Однако ошибся.
Звонок прозвенел в июне и в самом неожиданном месте – в Греции, куда он отправил отдыхать жену Ларису, сестру Лизу и маму Любовь Петровну. Дамы две недели развлекались на море, вернулись полные впечатлений и с кипой фотографий. Диму не очень интересовали пейзажи Эллады, милых его сердцу женщин он предпочитал лицезреть в натуральном виде, но в один из вечеров все же согласился посмотреть фото. И вот на одном из них он обнаружил знакомое лицо. Мужчина явно не позировал, просто был случайно выхвачен объективом, получился несколько размытым, однако же узнаваемым.
– Кто это? – как бы невзначай поинтересовался Дима, обращаясь сразу ко всем женщинам.
– Павлик, – безмятежно сообщила мама. – Жил с нами в одной гостинице. Очень милый мужчина. Он нас развлекал.
– Кого именно? – Дима постарался, чтобы прозвучало это легко,
– Да всех вместе, – столь же легко, без малейшего подтекста откликнулась Лариса.
– Чего же его на фотографиях почти нет? – продолжал допытываться муж, брат и сын.
– А он не любит фотографироваться. Считает, что не фотогеничен. Хотя мужчина очень симпатичный, – пояснила Любовь Петровна и вдруг, что-то заподозрив, приняла боевую стойку. – Да ты уж не ревновать ли собрался? Совсем с ума сошел?! Ты Ларочку даже не смей подозревать! А Лизонька – женщина свободная, если бы Павлик принялся ухаживать, лично я бы не возражала.
Лиза, которая недавно отметила свой тридцать шестой год рождения и десятилетие развода, пожала плечами, а Лариса удовлетворенно хихикнула. Дескать, дорогая свекровь в обиду не даст, тем более что перед тобой, милый муженек, грехов не имею.
Дальнейшие расспросы, облаченные в форму шутливого дознания, дали вполне невинную информацию. Павлик Смирнов – именно так представился Паша Кисин – приехал в гостиницу дня через три после женщин, познакомился с ними на пляже и быстро подружился. При расставании обменялись телефонами, причем Павлик дал только номер мобильника, сказав, что работа у него суетная, застать его на месте сложно. Это объяснение никого не удивило.
Зато удивила женщин реакция любимого родственника, который в ультимативной форме потребовал, чтобы никто из них не смел поддерживать никакие контакты с новым знакомым.
Первой по обыкновению отреагировала мама – дама от природы энергичная, отнюдь не старая по виду и совершенно молодая по душе, привыкшая не то, чтобы командовать, однако и подчиняться просто так тоже не привыкшая.
– С какой это стати? – заявила она с вызовом.
– С такой, – ответствовал сын, который сроду своими женщинами не помыкал, скорее даже баловал, но тут вдруг проявился как сатрап. – Есть вещи, которые я объяснять не обязан. – И мгновение помедлив, добавил уже мягче: – Я вас очень прошу. Вы поняли? Очень.
Любовь Петровна посмотрела на сына, затем на дочь и невестку и ответила за всех троих:
– Если ты просишь, мы, безусловно, пойдем тебе навстречу.
На всякий случай Дима взял номер Пашиного телефона и сделал звонок. Откликнулся автоответчик. Позвонил еще пару раз – эффект аналогичный. Сладкий голос предлагал оставить сообщение после звукового сигнала. Дима оставил: «Если ты только приблизишься к моей семье, тебя никакой Баклан не спасет».
Параллельно дал задание своим московским ребятам найти Кисина и вытряхнуть из него всю душу. Понятно, что не случайно его в Грецию занесло, и не случайно он хороводился вокруг Диминых женщин. Только с какой целью?
Отыскать Пашу, однако, не удалось. Единственное, что доподлинно выяснилось: в Грецию Кисин ездил отнюдь не отдыхать, а сразу после возвращения был лично Баклановым отправлен в неизвестном направлении.
Дима не любил телохранителей, не слишком верил в их пользу, но тут приставил к своим дамам по добру молодцу. Те ерепениться не стали – как-никак последними дурами не были, поняли: есть причины, и с ними приходится считаться. К Диминому немалому облегчению женщины не испугались, но посерьезнели.