Легенда о Гончих Псах. Повесть
Шрифт:
Ветер ворвался в легкие, раздирая их на части. В груди закололо, как будто в нее забили, по крайней мере, сотню мелких обойных гвоздей. Задыхаясь, Кирилл пополз обратно к нартам.
Это было бессмысленно - то, что он задумал. Бессмысленно искать человека, когда ветер валит с ног и не видно даже собственной руки.
Кирилл вспомнил о винтовке. Она была здесь, под брезентом. Он достал ее и выпалил в воздух. Еще и еще… Ему казалось, что выстрелы трещат не громче бумажных елочных хлопушек.
Он расстрелял одну обойму и вставил другую. И опять стал палить, прислушиваясь после каждого выстрела к ревущему на все голоса мраку.
Он расстрелял уже дюжину патронов, когда его обостренный слух уловил посторонний, не имевший никакого отношения к пурге звук. Он был не сильнее комариного писка, но Кирилл мог бы поклясться, что это кричит человек.
Звук повторился, на этот раз ближе, и в нескольких шагах от Кирилла, как из-за раздвинутого полога, показалась высокая фигура Женьки. С трудом преодолевая ветер, Женька подошел к нартам и повалился рядом с Кириллом на снег.
– Труба дело, старик, - сказал он, дыша словно астматик.
– Чуть не заблудился. Не начни ты стрелять - ушел бы не знаю куда.
– Не догнал?
– спросил Кирилл, хотя и без этого все было ясно.
– Где там! Был бы Ытхан - другое дело. Тот бы остановился, а эти прут, что горбуша на икромет. И как я не разглядел эту вшивую яму?!
– Женька выругался.
– Ладно, - сказал он, отведя душу, - после драки кулаками не машут. Давай берлогу строить, старик. Эта свистопляска может на неделю затянуться. Ничего, жратвы у нас хватит, отлежимся. Ты что это?
– Саданулся, когда оверкиль делали.
– Здорово?
– Не знаю, не смотрел.
Вдвоем они вытащили из окопа нарты и придавили ими один край брезента. Другой закрепили ломиком, прорезав в брезенте дыру. Ветер вырывал из рук тяжелый, задубевший на морозе материал, как парус, надувал его, но они все-таки накрыли окоп. Женька хотел было углубить его, но бросил бесполезное занятие: окоп заносило на глазах. Они побросали в него вещи и сползли сами. Под брезентом было темно и тесно, но туда не так задувал ветер, и это уже было хорошо. Холода они пока что не ощущали. Порывшись в рюкзаке, Женька сказал:
– Подрубаем, старик, и впадаем в анабиоз. Это самое лучшее, что можно придумать в нашем положении.
– Ты шефу звонил?
– спросил Кирилл. У него сильно болела нога. Вгорячах он не чувствовал особой боли, а сейчас она растекалась по ноге, как огонь по дереву.
– Звонил, - ответил Женька.
– Сказал, что выезжаем. Шеф теперь весь телефон оборвет.
Они поели тушенки и выпили по большому глотку горячего морса. Прикуривая, Кирилл посмотрел на часы.
– Без семи два, - сказал он.
Женька ответил из темноты:
– Минутами можно пренебречь, старик. Начнем отсчет с четырнадцати ноль-ноль, как говорят люди с врожденной внутренней дисциплиной. Тебе не холодно?
– Нет. Ты посвети, я посмотрю, что у меня с ногой.
Кирилл стянул унту и задрал брючину. Женька стал чиркать спички. Они горели всего две-три секунды и светили только под носом. Женька достал из кармана какую-то бумагу, свернул ее трубочкой и поджег. Бумага горела ярче и дольше, и они провели консилиум. Нога была как нога, только колено сильно распухло, и, когда Кирилл попробовал согнуть ногу, в колене что-то явственно заскрипело, как в новеньком, еще не притершемся протезе. Они решили, что, наверное, повреждена чашечка.
– Тебе бы компресс сейчас, - сказал Женька.
– Ага, - сказал Кирилл.
– И массажиста бы. Оноре нашего.
Женька вдруг заржал:
– Постой, постой! Это ты про шефа?
– А про кого же еще? Чего это ты так развеселился?
– Гениально, старик! А я второй год, как идиот, думаю, на кого же похож шеф? А ведь даже Кучуму ясно, на кого.
Коренник Кучум был самой сильной и, по мнению. Женьки, самой бестолковой собакой в упряжке, и, сравнивая себя с ней, Женька уничижал себя до последней степени.
Он опять засмеялся и придвинулся к Кириллу вплотную.
– Старик, у меня колоссальный план! Кончится эта кутерьма, мы устроим сногсшибательную мистификацию! В духе Эдгара Аллана По. Боюсь только, как бы шефа не хватил кондратий. А впрочем, выдержит, он со своим здоровьем еще сто лет проживет…
Весь день и всю ночь ветер дул с таким постоянством, словно за один раз решил выдуть отпущенный на год лимит. Брезент над головой содрогался, но сорвать его с места ветер так и не смог. Он лишь гудел - басовито и зло, как гигантский, рожденный нездоровым воображением шмель.
К утру у Кирилла стала мерзнуть больная нога. Сначала он не обращал на это внимания, но нога мерзла все сильнее и сильнее.
В конце концов он не вытерпел и разбудил Женьку.
Выслушав Кирилла, Женька не на шутку обеспокоился.
– Ну-ка, разуйся, старик. Чувствуешь что-нибудь?
– спросил он, ущипнув Кирилла за икру.
– Нет, - сказал Кирилл.
– А так?
– Тоже нет.
– Пошевели пальцами.
Кирилл пошевелил.
– Ну как?
– Как деревянные.
Женька чертыхнулся.
– Дело дрянь, старик. Так ты можешь запросто лишиться конечности. Нужно драпать отсюда, пока не поздно.
– Ты в уме?
– сказал Кирилл.
– Ты слышишь, что там творится? Я намотаю на ногу ватник.
– Не в этом дело, старик. Наматывай не наматывай - бесполезно. У тебя нарушена циркуляция крови. Где-то лопнул махонький сосудик или два и пожалуйста! Надо идти. Двигаться, понимаешь?
Кирилл безнадежно махнул рукой.
– Мы не дойдем, Женька. По такой пурге?! Через час от нас останутся рожки да ножки.