Легенда о мертвой Джинни

Кей Энни

Женщина стряхнула влагу с высоких замшевых сапожек на каблуке и стянула длинные мягкие черные перчатки, обнажив изящные руки с тонкими пальцами с перстнями и ярко-алым лаком на миндалевидных, совсем не фермерских ногтях. В руках она держала большую плетеную корзину. За всем макияжем и объемом волос в ней угадывалась женщина лет тридцати пяти.

– Доброе утро, Минни, – с улыбкой пропела она. Тут ее взгляд упал на меня: – Ой, прости, ты занята, мне зайти попозже?

Хотя она и говорила совершенно обычные и даже милые вещи, тон ее нес толику приторного издевательства: уходить она никуда не собиралась, даже если бы мы с хозяйкой ее об этом попросили. Минни ушла за прилавок, показывая свою готовность выполнять рабочие обязанности.

– Доброе утро, Глория, как обычно?

Женщина с именем Глория, удивительно ей подходившим, удовлетворенно кивнула и, протянув ей корзинку, уставилась на меня сверху вниз с улыбкой Моны Лизы. Пока Минни складывала в корзинку несколько кирпичиков хлеба и пару стенобитных багетов, я думала о том, как эта фея понесет их по Холмсли Вейл на своих тонких каблучках. Пялиться в ответ было невежливо, поэтому я уткнулась в чашку чая.

Когда Минни протянула ей корзину через прилавок, Глория жестом показала, что корзину нужно поставить, и даже сделала полшага назад, как бы подтверждая, что сама она ее не возьмет ни при каких обстоятельствах. Быстро рассчитавшись с Минни, она медленно надела свои длинные перчатки, а когда закончила, подняла указательный палец вверх:

– А вот и Гарольд, – проговорила она безмятежно.

Никакого Гарольда ни я, ни Минни не видели, но буквально через несколько секунд в булочную вошел высокий и очень красивый парень в кашемировом белом кардигане и горчичного цвета брюках. Вероятно, он подъехал бесшумно на машине, потому что, даже несмотря на очевидное качество его одежды, в Холмсли Вейл он замерз бы крайне быстро.

То, что они с Глорией были родственниками, немедленно бросалось в глаза: высокий рост, тонкие черты лица, очевидная привлекательность. Гарольд кивнул Минни, забрал корзину с хлебом, и они с Глорией удалились так же внезапно, как появились. Через десять секунд послышался тихий гул машины.

Мы с Минни многозначительно переглянулись. Я не стала ничего спрашивать, но у нее на языке уже вертелись ответы.

– Глория Мид с сыном. Это ж надо так разряжаться, чтобы за хлебом сходить, да? Даже Харди такого себе никогда не позволяли.

– Наверное, ее работа требует соответствующего внешнего вида? – осторожно предположила я.

– Ха-ха, – развеселилась Минни. – Да кем же надо работать, чтобы это было подходящим нарядом? Если ты не трансвестит из шоу в соответствующем баре, то даже не знаю, где так можно появиться. Вроде уже и в театры так не разряжаются.

Я вынуждена была согласиться.

– А работа… да нет у Глории никакой настоящей работы. Они живут в доме за церковью, в доме отца мужа Глории. У ее отца ферма, самая большая ферма в округе, там несколько человек за зарплату работает. А сама Глория в жизни палец о палец не ударила. Всегда была папочкиной принцессой, так ей и осталась. Удивляюсь, что она никого не наняла, чтобы родить своего Гарольда. Видели же сами: ведет себя как королева всего на свете. А на самом деле дочь фермера и жена фермера, больше ничего. Но некоторым тесно в собственной шкуре, вот и ходят за багетами в жемчугах. Чудная, что и сказать. Но незлобивая вроде, так, может, пусть и ходит как хочет, да?

Я, соглашаясь, покивала.

– О чем мы говорили? – попыталась вернуть наш прерванный разговор Минни. – Ах да, Бобби. Так вот, мы всякое думали, конечно, когда Бобби пропал. Даже мысли были, не убежал ли он сам. Знаете, ребята уже большие, Бобби и два года назад выглядел взрослым, он мог бы начать другую жизнь подальше от Холмсли Вейл. Только на него это было не похоже. Бобби из тех, кто будет огрызаться с матерью, но никогда не оставит ее горячий обед, особенно посреди здешней осени. Да еще и оставив все вещи. Но главным в этой ситуации было письмо: никто не может быть настолько жестоким, чтобы такое отправить матери. И Бобби, конечно, дуралей, но не садист. А когда пропал Микки…

– Вы сразу подумали, что его исчезновение связано с пропажей Бобби?

– Не сразу. – Минни покачала головой. – Натали даже сначала говорить не стали, что он пропал, она только начинала возвращаться к жизни, и тут снова такое. Да и не было у Бобби с Микки ничего общего. Поэтому мы сначала думали, что Микки найдется, и всё. А потом, когда начались по всему Холмсли Вейл поиски, уже нельзя было ничего скрыть. Вы правы: у нас нечасто что-то случается, и если кто-то пропадает без следа – это событие, в котором участвуют все. Тем более что снова ребенок пропал. Конечно, вся деревня забурлила. Ну а на третий или четвертый день и Хиты получили свое письмо.

Минни отошла за стойку и вернулась с чайником, который все это время подогревался, плеснула теплого чаю в мою чашку и налила себе.

– Свое письмо, а только такое же, – продолжила Минни. – В точности такое же. Это же жуть какая. Ну, тут всем стало понятно, что у нас завелся какой-то маньяк. И что он ворует парней. И письма шлет. Так что сейчас все в панике перед Хэллоуином, особенно те, у кого есть сыновья. Это вроде единственное общее у наших ребят: пол в смысле. – Минни на секунду замолчала и обвела руками свое углеводное царство: – Видите, даже булочную не украшаю к Хэллоуину, а ведь это был чуть не мой любимый праздник в году. Расставить везде тыквы, развесить искусственную паутину. У меня даже праздничные салфетки для прилавка вышиты. Но я уже второй год их не достаю. Из-за Натали в основном, чтобы ей не напоминать, не расстраивать. Хотя Натали сейчас все равно почти не выходит из дома, знаю, что ей это было бы неприятно.

– Не выходит из дома?

– Из-за Хоуп, дочки. У них с Бобби недавно родился ребенок. Что и говори, а девочка оживила их двоих. Хоуп сладкая как булочка, ох как я ее люблю. Тихая, спокойная, не плачет без повода. Смотрит яркими глазками на мир, сокровище наше.

Минни была так бескомпромиссно влюблена в свою маленькую племянницу, что я не могла не улыбнуться. Она засмущалась:

– Ох, думаете, наверное, что я так говорю о малышке Хоуп, а о Бобби уже забыла? Каюсь, я привязана к племяшке. И да, она вернула к жизни отчаявшихся родителей. Но это не значит, что они заменили одного ребенка другим. Но разве плохо, что они в почти сорок лет не остались горевать до самой старости, а дали себе шанс на новое начало жизни? И все сложилось, все получилось. Бобби был не самый внимательный парень на свете, но он точно обрадовался бы тому, что родители снова счастливы.

– Если бы был жив? – тихо спросила я.

– Если бы об этом узнал. – Минни произнесла эти слова и опустила нож на батон.

Я прикусила язык и решила сменить тему на менее личную для Минни и более интересную для меня.

– Это письмо, которое получил ваш брат, – в нем ведь были стихи Джинни Харди?

Минни снова вышла ко мне с тарелкой хлеба для бутербродов и розетками с паштетом и джемом.

– Да, кажется. По правде говоря, я и не знала, что это ее стихи. Это нам потом уже сказали. По мне, тарабарщина какая-то. У нее было много хороших стихов, мы даже на выпускном их читали. Но это что-то странное. Ну и мы сначала подумали, что это кто-то пошутил, не связывали с пропажей Бобби. А потом Нат рассказала, что Бобби ей говорил, встретил, мол, Джинни Харди накануне. И что это сто процентов Джинни Харди, а не кто-то другой, потому что она была босоногая в октябре. Вы выйдете сейчас босиком за порог?.. Вот именно. И Бобби так решил: раз холода не боится, значит, и впрямь призрак. Он, конечно, это полушутя Натали рассказал. Но когда мы получили письмо, она вспомнила, что Бобби говорил про Джинни. И проверили – точно, ее стихи. Странно все. Но опять же решили: кто-то захотел попугать Бобби призраком, для того и письмо отправил после этой сценки на улице. Но…