Юон родился в Москве, на 4-й Мещанской улцдое, в то время окраинной, похожей более на улицу какого-нибудь заштатного городка или большого села – с садами и огородами, деревянными домами, провинциальной простотой. Но в то же время это была Москва с ее культурным влиянием: его старшие сестра и брат учились в консерватории, среди друзей родителей (его отец служил страховым агентом) был художник-любитель, который помог мальчику освоить начала рисования. «С восьми лет я начал заниматься живописью и не отходил более от нее», – рассказывает Юон в автобиографии. Темой его живописных работ становится Москва, преимущественно Москва историческая.
«Все основные черты, из которых складывалось мое будущее искусство, имели прочные корни уже в раннем детстве и юности. Так, мое пристрастие к историческим памятникам и преданиям воспиталось органически вместе с первыми детскими впечатлениями, воспринятыми мною в Лефортове – московской окраине, насыщенной историческими преданиями и памятниками петровского времени. В этой части Москвы я проживал с пятилетнего возраста вплоть до поступления в Училище живописи».
Дом, в котором жил эти годы Юон, стоит и сейчас (ул. Карла Маркса, 23). Этот особняк типичного московского ампира конца XVIII – начала XIX века, сохранившийся в пожар 1812 года, по мнению специалистов, построен по проекту М. Ф. Казакова. В конце 1810-х годов дом принадлежал И. М. Муравьеву-Апостолу – отцу трех братьев-декабристов, здесь жили его сыновья, бывали многие декабристы. Невдалеке на той же улице возвышается церковь Никиты-мученика середины XVIII века – чудесный памятник стиля барокко, на Разгуляв – замечательный дворец конца XVIII века Мусиных-Пушкиных, в котором жил знаменитый владелец единственного списка «Слова о полку Игореве». Спускающиеся к Яузе улицы и переулки также сохранили немало памятников XVIII века, свидетелей эпохи Петра I.
Но не только сами исторические постройки, которые на улицах и в переулках Лефортова действительно встречались на каждом шагу, вызывали и воспитывали интерес Юона к ним, этот интерес одухотворяла литература. «Углублению моего интереса к Москве и ее историческим богатствам, – пишет Юон, – в значительной мере способствовали прочитанные в школьном возрасте замечательные исторические романы Загоскина, Лажечникова, А. К. Толстого и других авторов».
После окончания Училища живописи, ваяния и зодчества, в 1900–1903 годах, Юон находит свою тему творчества – образы старых русских провинциальных городов с их древней архитектурой и ярким современным бытом. Он едет в Нижний Новгород, Ростов, Углич, Торжок, Троице-Сергиеву лавру. «Поездки по городам, – пишет он, – я совершал иногда не без влияния и прочитанного. Меня тогда очень увлекали рассказы Горького, которого я до сих пор очень люблю. Первым городом, куда я поехал, был Нижний Новгород».
К своей литературной работе Юон относился с большой ответственностью. Идеалом для него был Пушкин. В стихотворении «А. С. Пушкину» (1946 г.) он пишет:
И ключ родного языкаВ Твоих твореньях сбережется;Для всех – пример Ты на века,В ком сердце творческое бьется!
«Я люблю Пушкина, – говорит он в статье «Мой творческий путь», – и по-пушкински люблю русскую природу. Хотелось создать пейзаж по-пушкински – пейзаж Подмосковья, средней полосы России».
Юоновские пейзажи вошли в классику русской пейзажной живописи. Он любил природу, много писал ее.
Но несмотря на то что Юон писал' много сельских пейзажей, несмотря на восторженную любовь к природе, все же главное место в его творчестве занимает город – старый русский город, и прежде всего Москва. Уже почти в конце жизни в одной из статей он пишет: «Всю свою жизнь пишу я Москву и все не насытюсь!»
И поэтому последний его литературный труд – книга «Москва в моем творчестве» – это вдохновенный рассказ не только о своем творчестве, но в первую очередь о Москве. Великолепные картины Москвы, увиденные глазами художника, тонко подмеченные черточки быта – все это окрашено личным отношением и создает яркий образ особой – юоновской – Москвы.
Завершает книгу Юон проникновенными публицистическими страницами о своей мечте, какой бы он хотел видеть Москву в будущем.
«Будучи старым патриотом Москвы, – пишет Юон, – я приветствую ее плановое строительство как новой советской столицы и ничего лучшего не могу пожелать ей, как бережно сохранить все памятники русского национального зодчества, являющиеся ценнейшим народным достоянием, и рядом с ними воздвигнуть новые творения архитектуры и искусства, достойные нашей великой эпохи».
Федотов, Перов, Коровин, Аполлинарий Васнецов, Рерих, Честняков, Радимов, Юон – художники очень разные, оригинальные. Так же своеобразно и оригинально их литературное творчество.
К моим читателям, стихов моих строгим разбирателям
Кто б ни был, добрый мой читатель,Родной вы мой или приятель,Теперь хочу я вас проситьК моим стихам не строгим быть.Я не отъявленный писатель,Хоть я давно ношусь с пером,Да то перо, что носят в шляпе,А что писатель держит в лапе,Я с тем, ей-богу, не знакомИ не пускаюсь в сочиненья,А уж особенно в печать.Меня судьба, отец да матьНазначили маршировать,Ходить в парады, на ученьяИли подчас в кровавый бойЗа славой или на убой.Но как от русского штыкаДыра довольно глубока,Враги все наши присмирели,Ругая нас издалека,Тревожить явно уж не смели, —То я спокойно десять летБез пуль, картечь и разных бедВозился с службой гарнизонной.Вот довод, кажется, резонный,Что не могу я быть поэт.Не правда ль?… Не угодно ль статьВо фрунт поэту записномуДа не угодно ль помечтатьИли начальнику иномуРапорт стишками написать.Хоть будь вполне литературно,Да не по форме, скажут: дурно!..Начальник распечет – и прав:Что сочинять, где есть устав,Где шаг, малейшее движенье —Всё так обдумано давноИ с вас потребуют одноСлепое лишь повиновеньеИ распекут за сочиненье.Иль пусть какой-нибудь поэт,Какого лучше в свете нет,Слетает к бесу на расправу,То есть на сутки на заставу.Займись там выспренной мечтой,Да подорожной хоть однойНе просмотри, пренебреги,Да на звонок не побеги, —Такого зададут трезвону,Забудешь всех – и Аполлона,И девять муз, и весь Парнас.Нет, некогда мечтать у нас.Солдат весь век как под обухом:Тревоги жди пугливым ухом,Поэты ж любят все покой,А у солдат покой плохой!Для стихотворного народаВсегда торжественна природа,Ему мила и непогода.Он все поет: и дождь, и гром,И ветра в осень завыванье;Сам льет в стакан спокойно ром,Сидя в тепле. Нет, в нашей шкуреПопробуй гимны петь натуре:Воспой-ка ручейки тогда,Как в сапогах бурчит вода,Воспой под дождь в одном мундиреКогда при строгом командиреДенщик твой, прогнанный в обоз,Твою шинель упрятал в воз;Иль в сюртуке в одном в морозПростой, начальство ожидая,Тогда как пальцы, замирая,Не в силах сабли уж держать,Изволь-ка в руки лиру взятьДа грянь торжественную одуНа полунощную природу.Нет, милый, рта не разведешьИ волчью песню запоешь.Поэтам даже свод небесныйКакой покос дает чудесный!А нам красавица лунаНапомнит только ночь без снаНа аванпостах. Ясный Феб,Луна и Феб – поэтам хлеб,А нам от Феба пыль да жарко,Нам Феб – злодей, коль светит яркоОн нам не недруг лишь, когдаВблизи холодная вода.И эти звезды, что высоко,Что в поэтическое окоТак бриллиантами блестят,Нам дальностью своей твердят,Что и до звезд земных далеко(С прибавкой славы и любви).Вот всё, что в пышущей кровиВздымает сильное броженье,Что кипятит воображенье.А нам?… Наш брат ослеп, оглох,Нам это всё – к стене горох.Блаженство наше: чарка в холод,Да ковш воды в жару, да в голодГорячих миска щей, да сон,Да преферанс… – и Аполлон,И с музами, спроважен вон.И даже самая любовь,Хотя подчас волнует кровь,Да только кровь. А сердце – дудки!Нас не поддеть на незабудки,На нежности; наш идеал:Нам подавай-ка капитал,Затем что ведь и в нас, мы знаем,Не лично мы всегда прельщаем,Прельщает чаще наш мундир,Российских барышень кумир.Смешно же бескорыстных строить:Одно должно другого стоить(О совести ни слова тут).Но если ж мишуру берутВзамен святой Любови личной,Так уж умнее взять наличныйЗа это капитал. У насПримеров всяких есть запас.Есть, точно, по любви женаты,Да что они? Бывали хваты,Теперь – кислятина: ухваты,Горшки, пеленки на уме,Век с плачем о пустой суме,С роптаньем, – и сказать ужасно:На добродетель ропщут гласно!Они, завидуя ворам,Скорее к выгодным местамБегут казной отогреваться,Казной за голод отъедаться.Меж тем иной, как холост был,Глядишь, честнейшим малым слыл.Выходит, что жена и дети —Лишь только дьявольские сетиБез золота. Так вот любовь!Ей тоже денег подготовь,Не то готовь и скорбь и слезы.Где ж тут поэзия? где ж розы?Те розы вечные, о коих так твердят?Любовь без денег – просто яд.И яд тем более опасный,Что он на вкус такой прекрасный:Лизнешь – не хочется отстать.Коварна брачная кровать!А полюбить да не жениться,Так, право, лучше утопиться!Да и топилися не раз.Ведь есть же Лизин пруд у нас. [2]Когда же с жизнью жаль расстаться,Душой и телом век больной,Ты будешь по свету таскаться,Всегда рассеянный, шальнойИ, стало быть, всегда смешной.Ну вот влюбленных перспектива.Нет, эта цель не так красива,Чтобы любовь боготворить.Нам с нею каши не сварить!Теперь мы примемся за славу,Необходимую приправуПоэзии. Но славе пирДает война, а тут был мир.С трубою, с крыльями кумирНе принимает приношеньяОт тех, кто знает лишь ученья,Парады, лагерь, караул, —Кровавый любит он разгул.Поэзию он в уши трубитЛишь тем, кто больше губит, рубит,Кто кровь людскую льет рекой.Я ж десять лет моей рукойМахал на вольном только шаге, —Другой ей не было отваги,И мой смиренный кроткий мечНе знал кровавых грозных сеч;Тупой родясь, умрет не точен;В крови пред славой непорочен,Служить он мог лишь как косарь,Щепя лучину под алтарь.А груды тел и крови рекиПринесть ей в дар – не в том, знать, веке,Ошибкой родился мой меч.Итак, об славе кончим речь.Ну вот и всё, чем стих поэтаПитался от начала света.Еще пересчитаем вновь:Природа, слава и любовь!Иное, точно, кровь мутило,Да не до рифм тогда нам было,Мутило с желчью пополам,Иное ж вовсе чуждо нам.На чем же тут душе развиться,Воображенью порезвиться?Пускай рассудит целый свет:Поэзии тут пищи нет!Где ж было мне практиковатьсяИ чистоты в стихах набратьсяТакой, чтоб критик злой инойНе отыскал стишок больной?!Не придирайтесь, бога ради,Пока стихи еще в тетради,Пока не жались под станок.Я сам к печатным очень строг,В печать не лезу – знак смиренья,А это стоит снисхожденья.
1
«К моим читателям, стихов моих строгим разбирателям», «Поправка обстоятельств, или Женитьба майора», «Рацея», «Пчела и Цветок», «Усердная Хавронья» печатаются по изданию: «Поэты 1840 – 1850-х годов». Л.: Советский писатель, 1972. (Библиотека поэта. Большая серия.) Остальные произведения по изданию: Лещинский Я. Д. Павел Андреевич Федотов. Художник и поэт. Л.; М.: Искусство, 1946.
2
Есть в Москве пруд, прозванный «Лизин», потому что в нем, с отчаяния в любви, утопилась Лиза – и есть надпись:
«Здесь утопилась Лиза, Эрастова невеста.
Топитесь, девушки, для всех довольно места».
(Примеч. автора.)
Лизин пруд – пруд возле Симонова монастыря, который в повести H. M. Карамзина «Бедная Лиза» описан как место гибели героини повести. В конце XVIII – начале XIX в. пруд был местом паломничества поклонников таланта Карамзина, на окружавших пруд деревьях они вырезали различные надписи, одну из которых приводит Федотов.
Начало 1850 г.
Поправка обстоятельств, или Женитьба майора
(Предисловие к картине)
Вот майором десять лет,А надежды нет как нетВ подполковники подняться:Всё смотры мне не клеятся,Всё робею на смотрах.Слово «смотр» наводит страх.Право, хуже всякой бабы!..Нервы, что ли, стали слабы?Чуть начальник впередиПокажись, стеснит в грудиИ, как иглами уколот,Весь вздрогнешь, по телу холодИ мурашки пробегут,Зубы дробь во рту забьют,Как в карете стекла; волосСтанет дыбом, рвется голос,Звон глухой гудит в ушах,Звезды бегают в глазах,Поле будто всё кружится —И изволь тут отличиться!..Пить для храбрости?… И пил,Да лишь вдвое наглупил.Позапрошлый год стоялиМы в каре [3] и всё стреляли.Вдруг командуют: «Вперед!»С фланга мне пришел черед.Уж недаром ненавижуЯ каре; засуетясь,Тут забыл назначить фас, [4]Гаркнул: «Марш!» И что же вижу?Фасы – кто куда лицом,Как стояли врозь крестом,Дуют-дуют по долине…Я ж торчу один шестом,Одуревши, в середине.Музыканты тоже врозь,Кто куда… Беда, хоть брось!Не забуду и поныне,Как тогда со всех сторон,Как на падаль тьма ворон,На меня поналетелиКомандиры, – ели, ели!Как душа осталась в теле!А начальники у нас,Как расходятся подчас,Матер (шиной) так и хлещут,И иные этим блещут.Прошлый год, судьбе назло,Мне как будто повезло:На смотру и в построеньяхЛучше шло, чем на ученьях.Я ошибся только раз,Да и то дым пушек спас.Ну, я думал: в добрый час!Чтоб не сглазить, перед старшимЦеремониальным маршемНам пройти уж нипочем!Не замеченный ни в чем,Верно, буду я представлен!План уж был в уме составлен,Как полковника схвачу,Как и выше поскачу.И в мечтах лечу, лечу…Вижу: армия большая,Все колоннами идутИ, знамена преклоняя,Все мне почесть воздают;Барабаны громко бьют,Громко музыка играет,И народ кругом зевает,Дамы так ко мне… а яТак марширую свободно…Но постой, мечта моя!Наяву идут повзводно,Вот идут, идут, идут,Ровным шагом землю бьют,Поле чистое трясется,Эхо близких рощ и горВторит музык стройный хор,Сквозь аккорды крик несется:«Рад стараться, ваше…ство!»И на лицах торжество.Взвод щетинистой грядоюВзвод сменяет чередою;Всё вперед, вперед, вперед…Вот подходит мой черед.Рад – и страшно, сердце бьется:Что как вдруг с ноги собьетсяБатальон мой?… Никогда!Нет, взошла моя звезда!..Но… и вдруг мечта остыла,Точно громом поразило,Точно с неба слышу: «Стой!..»Барабанов смолкнул бой,Стихло все, остановилось,Разом в землю пригвоздилось,Замерло – лишь там и сямПотихоньку по рядамОфицеры пробегаютИ ряды свои ровняют;Вот и те уж по местам,Все чего-то ожидают,Все боятся; но зачем?Для чего бояться всем?Есть за всех один несчастный —Это я!.. О рок ужасный!Так и есть: в мой пятый взводПрямо корпусный идет.Вот всевидящее око!Он подметил издалекаУ канальи у однойВ пятом взводе под сумойС табаком кисет проклятый.Погубил меня взвод пятый!Ждал схватить иль чин, иль крест,А попался под арест!Хуже всех годов мне этоБыло нынешнее лето.Только третий боевойКак пойдет – хоть волком вой!Знал претвердо на ученье,Тут не то – нашло затменье!А жолнера [5] поутруКак просил я на смотруПодсказать мне, но лукавыйВсё об Леленьке кудрявойОб своей, видно, мечтал,В голове всё, видно, бал…Молодежь!.. А мне от балаОт его уж так попало,Хоть в отставку подавай!Эх, отставка – вот так рай!..Никаких смотров не знай!Сам себя лишь только знаешь,Сам себе лишь отвечаешь.Вот другим везет… а я?Знать, такая колея!..Больше ль знает Пятогреев?Иль умней меня Михеев?Ха-ха-ха! Или Рубцов?Уж глупейший из глупцов!А Зубанов с красной рожей,На говядину похожей,А Биршнапс, а Муано?Все полковники давно,Все с полками набивают,Чай, карман да поживают,Как царьки; один лишь я…Просто дрянь судьба моя!Всюду запятые, точки.Знать, родился не в сорочке.Нет, довольно! Решено —Выйду! Уж пора давноНа покой, чего тут ждать?Ведь мне каждый смотр обидноПеред фронтом срам глотать.А устав мудрен! Мне, видно,Нечего здесь больше ждать,Генералом не бывать!..Да и это не завидно!Ну, положим, генерал…Экой важный капитал!Что от этого прибудет?Ведь начальство, всё же будет,Так же будет распекать,Да тогда еще стыднее.А ведь с чином не умнееСтанешь – так же будешь врать!..Содержанья и прибудет,Так расходов втрое будет:Надо уж себя держатьНа вельможескую стать;И шитье, да и нельзя жеОбойтись без экипажа…Голь, как нынче, будет та же.Вышел бы, да вот беда:Чем кормиться-то тогда?Пансион? [6] … Велико дело!А уж крепко надоело!..Разве к статским перейти?От смотров хоть бы уйти,Но и там беда повсюду:В статской я надворным [7] буду,А надворный там велик,Там надворный, без сомненья,Уж начальник отделенья —Я ж к бумагам не привык.Что ж я буду за начальник?Мне любой столоначальникЗавернет везде кавык:Там, где взять, – себе оставит,А бумажку ту представитМне, с которой лишь беда,И распутывай тогда!А как дел-то сам не знаешьДа в законах не смекаешь —Не подскажет важный чин,И, не справившись один,Поневоле всякой мошкеПоклонись чернильной в ножки,А не то тебя под судЭти мошки упекут.В статской важны чин и званье,Но важней законов знанье.Впрочем, есть и там места,На которых и спроста,Без особенной науки,Можно греть порядком руки.Не об жалованьи речь,Совесть можно сбросить с плеч!Не такие нынче годы!Говорится про доходы.Например, комиссарьят, [8]Или провиантский штат,Иль полиция, таможня…Вот уж, говорят, там можно!Только с прочими делись,А иначе берегись!..Прах возьми! Да я б делился,Да и сам бы понажился!Этак бы сначала домВ пять этажей, да притомЧтоб и в нем всего битком.После сбил бы помаленькуВ хлебном месте деревеньку.А хозяйством править лень —Клал в ломбард на черный деньЧистоган… Когда б понажил,Я б раскланялся и зажил,Как второй Сарданапал, [9]И тогда задай-ка бал…Глядь, в числе гостей попал,С уверениями в дружбе,Тот, кто прежде так на службеПросто со свету сживал.Принимая всех радушно,Я б простил великодушноПрошлое врагам моим,Я бы даже на смех имЗадавал обеды часто.«Ваше пр-во» тогда б уж баста!Клим Матвеич, Петр Лукич, —Поименно просто кличь.Вот к такому бы местечкуПриютиться человечкуСлавно б!.. Кто ж добру не рад!Только вот что говорят:Что туда без денег врядПопадешь… подсунуть надо,Да ведь как!.. Исчадья адаВедь нельзя сказать берут —Чисто-начисто дерут,Начиная с самой справки.Ты придешь: как точно в лавке,Там на всё уж такса есть,И не стоит мало несть.Единичными рублямиТам с простыми писарямиНе поладишь, им на чайТож полсотенку подай, —Вот тогда язык развяжутИ вакансию укажут,Да научат и уму,То есть сколько и комуДа и в руки ль самому.Может, где важней супругаИль секретная подруга,Что и к ним с поклоном снесть,Где и к ним лазейка есть.Ведь с бумагами ему, чай,Не ровён бывает случай,Часто в ночь… так дай ему.Умный писарь – член в дому.Он и там смекнет делишком,Где, хоть это редко слишком,Что начальник – правоведИль студент задорных лет —Щекотлив вдруг до дохода;Ведь в семье не без урода, —Их глупцами и зовут.Ну, так писарь верно тут,Как всегда, на шаг от плюхи,Знает хоть, когда он в духе.Что ж, и это верный ключ;Гром гремит не все из туч,Часто из… Так писаря,Откровенно говоря,Даром, что ли, прижимают?Нет, себе, чай, цену знают!С виду мошки; а министр,Как ни будь умом он быстрИ глубок, а донесеньеИль секретное решеньеПишет сам ли?… Писаря:Четко нужно для царя.А министру до того ли?…У великих всех людейБыстро бьет фонтан идей,В спехе брызжет поневоле,Да наставит лишь крючков:Почерк гениев таков.А иной бы рад стараться,Да спасует… а, признаться,Поглядишь: барчата всеБойко мелют по-франсе.А взгляни в чистописанье —Тотчас встретишь оправданье:«Кантонистов, [10] что ли, нет?Это низко нашим чадам!»Русский ум наш крепок задом.А вот тут… с писцом секретГосударственный и важныйРаздели… Хоть не продажныйЭтот писарь, может быть,Да мадерцы как не пить?…Часто нехотя напьется,А напьется – и проврется,И, что чтится за секрет,Глядь, обходит весь уж свет.И шути тут с писарями!..Еще милостивы с нами!Много ль есть учителей,Чтобы смысл науки всей,Смысл в ученье столь глубоком,Как достать местечко с соком,Передал одним урокомИ полсотни только б взял?…Бескорыстья идеал!Право, сотню дам охотно.Так, купив себе маршрутИ карман набивши плотно,Отправляйся выше… тут,Тут уж тысячи берут.Выше – уж десятки тысяч!Ух бы их на конной [11] высечь!Поневоле после всяк,Заплатив за место так,Всё вернуть скорей захочетИ, как жадный волк, наскочитВымещать все над казной.И бессовестно инойВслух кричит: «Казна богата!Грех обидеть ближних, брата,У казны ж не грех украсть,Есть кому ее накласть;Коль казны и недостанет,Так министр кой-как натянет:Министерский ум глубок,Он из камня выжмет сок —И казна опять богата!»Так, забывши всё, что свято,Рассуждается у нас.Только если в добрый часСовесть как-нибудь разбудишь, —Вовсе иначе рассудишь.Тут увидишь, что казнаНе для кражи собрана.Сборы все и приношеньяНа благие учрежденьяС нас правительство берет.Стало, кто казну дерет,Тот у ближних благо крадет.Пусть, кто хочет, душу гадит,Мне ж таких не надо мест —Совесть грозная заест.Всё терпением залечим,Да притом подсунуть нечем:Шарф на выжигу, темляк, [12]Ну хоть два, хоть три, да знак [13] —Вот и всё… Нет, с этим дудки!С этим близ трактира будкиНе получишь. Вот мечтай,Замки строй и рассуждай:Ноль на ноль сто раз помножа,Всё в итоге будет то же.Всюду деньги! Даже в райХочешь – денежки подай,Хоть умри без покаянья.Но когда есть состоянье,Лишь пожертвуй в церковь вклад,Да побольше – что тут ад!Нипочем! Весь век молитьсяБудет пастырь за тебя.А без денег за себяСам молись. Беда, коль грянетНевзначай последний часИ застанет средь проказ!Бедный! Кто тогда предстанетПред судьей на небесахВыручать тебя в грехах?Кто врата отворит рая?Чья молитва? Отпевая,Пастырь, сам как бы стыдясьБога за тебя, свой гласНе возвысит в песни сладкой,А, как будто бы украдкой,Он сквозь зубы над тобой«Со святыми упокой»Проворчит в скороговоркуИ в червивую каморкуНе проводит бедняка:Вишь, от церкви далека.С стройной, громкою мольбоюНад богатым к небесамИз кадила фимиамВьется пышною, густоюАроматною волной.Бедным фимиам иной.Им, посмотришь, и кадилоТолько-только бы чадило.Деньги, деньги – счастья ключ!Но постой! Надежды лучНе совсем угас покуда,Не совсем еще мне худо —Дай-ка я за ум возьмусь:Почему я не женюсь?Да, женюсь, и на богатой,Дам щелчка судьбе рогатой.Как богатой мне не взять!Иль невест богатых мало?Иль во мне что недостало?Чем не муж я? Чем не зять?Штаб, [14] густые эполеты,Шпоры, конь, усы и лета!Что ж, в поре я, просто хват,Хоть немножко толстоват…Это возбудит почтенье;Хуже ж, если б был худой.Скажут: верно, он больнойИль худого поведенья.Всё, что надобно женеЖдать от мужа, есть во мне:Чин высокоблагородный,И притом собой дородный.Что ж еще? Уж для купчих —Это сущий клад для них.Кстати ж, слышал, у Кулькова,У подрядчика лесного,У купца-бородача,Старовера, богача,Хлебосола записного,Уж назначен миллионДочери. Когда бы онОтдал мне ее… Не худо!Аппетитненькое блюдо!Право, нечего зевать,Надо сваху засылать,А потом принарядитьсяПоновей, понадушиться,Можно и духов достатьИ помады хоть у франтов,У бригадных адъютантов,Взять у них же орденок,Да батистовый платок,Да часы на случай, с дочкойКоль придется говорить,Пальцем баловать с цепочкойИ носочком такту бить;Шарф надеть, позвонче шпоры,Да, поднявши плечи, грудь,Эполетами тряхнуть,Да погромче в разговоры…Посмотрю я, как тогдаМне откажет борода!С бородой, в сибирках, тести —Деньги есть, так ищут чести.Раз при мне один купец,Мужа дочери смекая,Как заботливый отец,Все сословия сличая,Вот что вывел наконец:«Выдать за купца не худо,Да не худо, как покудаХорошо дела идут;Но беда подчас и тут.Сколько б в руки ни попалоДенег, – кажется всё мало:Хочется учетверить —В оборот рискнет пуститьДа с казной в подряды вступит,Думая, что вот-то слупит!Ан, глядишь, в капкан попал,Поминай свой капитал!До ковша в дому опишутДа в мещане перепишут.А мещанин – что холоп:Чуть набор – забреют лоб.Зять – солдат, и дочь – солдатка, —Нет, для батюшки несладко.Я умри, умри жена —Дочь пропадшая. Она —Иль на месте оставайсяВек замужнею вдовой,Иль цыганкой век шатайся.…………………………………………………………………………………………… Вот подчасЧто случается у нас,У купцов, от оборотов!Долго ль дело до банкротов!А коль чуть остерегись,С капитальцем поприжмись,Так беда от патриотов —Только и звенит в ушах,Что торговля-де в рукахНаша вся у иноземцев,Англичан, французов, немцев,А что наши-де купцыПросто неучи, глупцы.Вот как хочешь и вертися.Впрочем, если попадисяЗять почетный гражданин, [15] —А, тут не кафтан одинШитый, тут уж есть и льготы;Впрочем, всё же обороты!..То ли дело дворянин!По уму хоть бы не годенИ душой неблагороден —Всё ж себе он господин,Хочет – спит, а хочет – служитИ об детушках не тужит:Хочет – воспитает сам,Нет – раздаст по корпусам;И того нет – всё ж барчаты —Не посмеют взять в солдаты.Но коль выше забирать,О, так надобно, чтоб зятьНепременно был военный, —Это самый сан почтенный!..Ни фальшивых нет весов,Нет ни взяток, ни крючков,Что в других так ненавистно:Тут всё чисто, бескорыстно».Оттого-то, как магнит,Так мундир к себе манит.Всех, кто с чистою душоюИ невинной простотою.Дети… дай им барабан,Дай гусарский доломан,Саблю, знамя… А в предметеУ девиц в семнадцать лет,Хоть в глуши живут, хоть в свете,Всюду, вечно эполеты,Шпоры, усики, колеты.Да и все, – явись в мундире,Все дают дорогу шире.Да еще бы!.. Кто же насИ спасает в грозный час?Шутка, право, нелегка ведьЛоб и грудь свою подставить,Чтоб другой лишь был прикрыт,И за всё лишь полусыт.Поневоле уваженьеК ним питаешь и почтенье!Только немцы на Руси,Боже нас от них спаси,То есть те, что здесь торгуют,Про мундир всегда толкуют,Что не стоит он гроша.А в нем нет, знать, барыша!Говорят вишь: «Гольден трессен,Абер только нихтс цу фрессен!..» [16]С жиру бесятся они,А на совесть загляни —Что всё держит? Штык российский.Что же, прусский, иль австрийский,Иль (еще) иной какойВ мире водворит покой,Чтоб спокойно проживалиДа спокойно торговали?…А, да что и говорить,С ними бисер лишь сорить!Бросив родину святуюИ навек в страну чужуюЗа одним лишь барышомКто бежит – что толку в нем?Уж плохие эти братья,Их иудины объятья!Деньги бары к ним везут,Деньги сами здесь сосутИ живут, как бары, пышно.В благодарность только, слышно,Все мерещится им кнут, —А народ зовут рабамиИ бесчестными плутами!Честен немец в мелочах,Только царство их в бедахВек Россия выручала.Что ж, своих сынов, что ль, малоУ отечеств славных их?Нет, не мало, коль от нихНам, и дома мы, а тесно;Отчего ж им неизвестнаПлутовская наша честьРабская – всё в жертву несть,Чтоб спасти страну родную?С честью их забравши сбрую,Деньги, трубку и кисет,Всякий там бежит от бед,Чтобы как в тревоге шумнойСвой титул благоразумный,Разорись, не запятнать,Чтоб у нас им щеголять.Чести он у них замена;Нипочем для них измена,Так от них нельзя и ждать,Чтобы должное воздатьБескорыстной чести ратных —Это чуждо душ развратных.Но корысть что хочешь ври,А посмотришь, все цариИ у нас, и в целом миреОтчего всегда в мундире?Знать, в мундире что-то есть,Что ему такая честь!Слухи ж ходят об невестеТаковы, что ей не к чести,Да она, быть может, тутКак ни в чем… Ведь это плутРаспустил всё Курозвонов,Подпоручик. По его,Я ведь тоже из бурбонов. [17]У него ведь ничегоНет святого – хвастунишка,Пустомелишка, мотыжка; [18]Хуже нет в полку у нас,А посмотришь, как подчасНос подымет, глазки сузит,Зафидонит, [19] зафранцузитИ с презрением на светВ свой расколотый лорнетПо верхам глядит!.. О, я быВышколил его, когда бы онВ мой попался батальон:Надежурился бы он!..Соком бы бурбон достался,Не к чему бы придирался,Младшего легко прижатьИ всегда остаться праву,В каждом что-нибудь сыскатьМожно, что не по уставу;Ну хоть пуговица будьНабок нумером чуть-чуть —И довольно. Сбил бы с тона,Я бы дал ему бурбона,Дурь бы в нем поунялась.Вот что сбредил: будто разСваха вдруг к нему явилась,Уверяя, что в негоДо безумия влюбиласьДочь Кулькова, и его —Было свахе порученье —Звать к обедне в воскресенье,И обещан миллион.Будто б и поехал он,Да взглянул: ряба, в веснушках,Да в таких как будто в мушках,Носа, глаз не разберешь,И как двадцать пять одеж.Двадцать пять, и все на вате,Вот какая в перехвате…Руки! Плечи! Но, скрепясь,Будто он на этот разПодмигнул ей для потехи.Сваха видит: есть успехи,И с зарей к нему опять,Тащит в дом уж представлять.Будто был он у КульковыхИ что тьму достоинств новыхТам он в дочке их открыл,То есть, что бы ни спросил, —И аза в глаза не знает,Книгу в руки забираетВверх ногами, как подашь,И по всякой «Отче наш»,«Богородицу» читаетПо складам, не жди конца,Кличет «тятенькой» отца,Словом, словом – просто дура,На невест карикатура…Будто он – поклон и вон,Несмотря на миллион.Видишь, партией такоюОн рассорился б с роднёю,Что родные – все князья,Говорит: «И сам-то яБыл пажом и по талантамИ ученью первым был;Верно б, в гвардии служил,Был бы флигель-адъютантом,Если б ротный командирНе придрался. И мундирБыл уж сшит Преображенский… [20]Мужичина деревенский!..Сам курил, а нам куритьВздумал строго запретить.Ну, конечно, нагрубили —Мы почти уж сами былиОфицеры!» – И затемИм надели лямки всем.И в полку нам без того быНе видать его особы.И давно б он вышел вон,Да в полку хороший тонБез него пиши пропало!Нас ему, вишь, жалко стало,Да полковницу притом,Что она всегда по нем,Чуть его в гостиной нет…С муженьком постыл ей свет,А иначе почему жТак к нему придирчив муж?Службу он ведь твердо знает,И полковник распекаетЗа жену – не за устав,А что он всегда был прав,Несмотря что раз в неделю,Верно, он свою постелюНа гауптвахту посылал.Словом, столько он болтал,Лгал по поводу Кульковых,Столько фраз про них суровыхВ полк изволил распустить,И затем всё, чтоб отбитьИ других, кому женитьсяВдруг охота разгорится,Чтоб, попав в Кулькова дом,Не разведали о немИ, конечно б, осмеяли,Как узнали б о скандале,С каковым его КульковСам прогнал. А от долговКак мундир уж был в закладе,Как пришлось уж Христа радиЗанимать у денщиков,Как за всё уж он хваталсяИ к Кульковым подбирался,Отчего ж и бредил он,Что какой-то миллионСкоро где-то он достанет,Всех купать в шампанском станет.Бредил месяц или два,Знать, надеялся сперва,И тогда про дом КульковаНикому в полку ни слова,А напротив, иногдаГоворил, что не бедаЧеловеку борода:И за что ж ее поносят?Ведь ее французы ж носят,И что в царстве, наконец,Дело первое – купец.Будь век мир – солдат не нужен,Честен люд – судья досужен,Некого судье судить,Некого солдату бить,А покушать всяк попроситИ одежду тоже носит.Где же взять всё?… У купца.Видно, видно шельмеца!Так Кулькова пусть красоюИ не славится большою,Да в красе и толку нет!Будь теперь хоть маков цвет,Будь она хоть розан, всё жеБудет, верно, в сорок летНа ровесниц всех похожа.Кто тогда их разбиратьСтанет голову ломать,Кто тогда была какая,Иль кривая, иль косая, —Все равны, а той лишь честь,У которой деньги есть,У какой попить, поестьМожно вкусно, той и честь.Где обед хорош и вины,Где на славу в имениныПир на праздники дают —Все туда с поклоном льнут,Все покушать даром падки,Да к тому ж, коль блюда сладки,Так посмотришь, не одинТам хлебает господин,Позабыв породу, чин.Выгодным найдя смиренье,Там забыл про вдохновенье,Примирясь с толпой, поэт…И кого, кого там нет!Штука важная обед!И спроси из нас любого,Хоть профессора иного,Про хозяйку: что, умна ль?Что, любезна ль? что, ловка ль?Да подобной нет – все скажут:Сласти всем язык подмажут.И про нас заговорят,Что такие есть ли вряд.
3
Каре – военное построение в форме четырехугольника.
4
Фас – военное построение в одну линию.
5
Жолнер – офицер или солдат, поставленный во время смотра для указания линии, по которой выстраивается часть.
6
Пансион – здесь: пенсия.
7
По табели о рангах майор при переходе в штатскую службу получал чин надворного советника.
8
Комиссарьят – Комиссариат – учреждение, ведавшее снабжением армии.
9
Сарданапал – Ассурбанипал (669 – ок. 633 до н. э.) – царь Ассирии; здесь имеется в виду его богатство и пристрастие к роскоши.
10
Кантонисты – выпускники школ кантонистов – солдатских детей, в которых готовили, в частности, писарей для армии.
11
Имеется в виду городская площадь, на которой во время ярмарок торговали лошадьми, там же совершались публичные наказания.
12
Темляк – лента на рукоятку сабли или другого холодного оружия; шарф и темляк в русской армии XIX в. могли быть наградными.
13
Знак – здесь: орден.
14
Штаб – штаб-офицерами назывались офицеры в чине от капитана до полковника, которые в отличие от младших офицеров имели погоны с бахромой – эполеты.
15
Почетный гражданин – почетное звание, даваемое богатым купцам за какие-либо заслуги перед государством; имеющие это звание получали ряд привилегий: освобождались от рекрутской повинности, телесных наказаний.
16
Гольден трессен, абер только нихтс цу фрессен! (нем.) – Золотые галуны, но только нечего жрать!
17
Бурбон – презрительное прозвище невежественного и ограниченного кадрового военного; первоначально так называли офицеров, выслужившихся из солдат.
18
Мотыжка – мот.
19
Зафидонит – от французского «fi donc» – междометия, выражающего пренебрежение, презрение.
20
Преображенский – т. е. гвардейского Преображенского полка.
Майор зовет денщика.
Сидор, Сидор! Спишь? Живее,Поликарповну скорее!Ну, что свахою слывет.Знаешь, где она живет?Отыщи ее где хочешь,Ты не даром похлопочешь;Да смотри, не будь глупцом:Баба станет обо всем,Об житье-бытье моемУ тебя осведомляться,Так прошу ей не поддаться…Первое, что спросит, – чин,Отвечай, что господинТвой майор еще покуда,Но чрез год он, худо-худо,Будет полный генерал.Побожись, что не соврал:Бабе только побожитьсяДа с божбой перекреститься —Всё за чистое сойдет.Об достатке речь зайдет,Не проврись про кухню нашу,Что едим век щи да кашу,А скажи: на днях умретБарский дядя пребогатый,Что огромные палаты,Что заводов, деревень,Что чего не счесть и в день,Всё, чем заживо он правит,То, мол, всё ему оставит,Что наследник, мол, одинУ него мой господин.Что, мол, добр; солдат как учит, —Он не бьет их и не мучит,Что и сам, мол, я покаВ жизнь не слышал «дурака».Хоть под левым глазом синеУ тебя, да сам, разиня,Напросился на кулак —Ты сапог мне подал как?Ну, уж с этим разом баста,Помиримся. Только глаз-тоЧем-нибудь затри, закрась,В лазарет зайди. На мазьВ счет поставь пятиалтынник.Да и весь ты, точно блинник,Весь засален, весь в дырах, —Это в счет идет у свах.Где б достать всё поновее?У кого-то есть ливрея?У женатых попроси, —Вот записку отнеси.Кстати, помни, подстригися, —Вишь, как пудель!.. И явисяК свахе, будто на парад.Еще тут важнее, брат,Надо лгать, а так ведется,Что смелее франтам вретсяИ скорее верят… Да,Сколько хочешь, лги тогда!..Что, мол, просто барин славный,А уж к службе – ох, исправный!..Чуть про службу спор и толк,Сам полковник, целый полк,Смотришь, прут к нам за советом.Барин, мол, там первый в этом,И, мол, диво ли, когдаВ рот хмельного никогда.Даже трубки он не курит,Карт и в руки не берет,А гостей коль соберет,С ними только балагурит,Да и то коли когдаЧуть об девушках нескромноМолодежь заври – беда!..Для него и то скоромно.В обхожденьи ласков, прост,Аккуратно держит пост,Не бывал ни раза болен,Как бывают иногдаВсе другие господа.Бедных любит, богомоленИ что им и царь доволен!И что, кажется, его,Господина моего,Он к себе в министры прочит —Это целый полк пророчит!..И лукавая однаПребогатая княжнаК нам уж сваху засылает:Вишь, ужасно влюбленаВ барина. Да пусть страдает!..Барин свистни, так княжонНалетит со всех сторон —Выбирай себе любую.Да не хочет. Нет, уж онВыбрал сердцу дорогую.С год, мол, день и ночь емуВсё вертится на умуДочь какого-то Кулькова(Может быть, и нет такого).А меж тем: Кульков! Кульков!Затверди ты это слово.Тут ведь нет немецких слов,Трудных так для денщиков,Помни про кулек!.. не сбейся,Будешь говорить – не смейся!..Побожись, что по ночамБред мой часто слышишь сам,Вдруг, мол, вскрикнет: «О Кулькова!О мой ангел! друг!» – и сноваПрихрапнет, потом опять,Да ведь за ночь-то раз пять,Как в горячке!.. Утром встанет,Так, глядишь, на нем лица нет!Просто страх меня берет.Так и жди – с ума сойдет.Ну, потеря!.. Спять, пожалуй,У кого умишка малый,А ведь барин по умуНе спустил бы никому!..Да чего, преосвященный,Раз приехавши к нему,Говорит: «Хоть ты военный,А уж друга не оставь,Ты мне проповедь поправь!»Он ведь с ним на «ты», почтенный,Вот так просто, как друзья;Значит – ум!.. А нынче яЗа него весьма боюсьИ тебе уж поклонюсьВ ножки, добрая моя.Ты судьбой людскою мечешь,Холостую скуку лечишьИ безденежья недугЛечишь ты, – так будь нам друг,Припаси ты нам лекарства,Сбереги подпору царства!Понял, Сидор? Ну, смотри,Бабе ты очки вотри.Ты, я знаю, как захочешь,Так на шею черту вскочишь,Ты, я знаю, брат, не глуп…Например: откуда супС курицей у нас являлся?Я тогда уж притворялся,Молча ел. – Ведь денег яНе давал… Казна мояСтанет лишь на щи да кашу.Помнишь, как-то простоквашу,Как-то жареный петух,А в моих подушках пух?…Что, нашел?… Нашел, ну, ладно!Ты всегда соврешь прескладно.Так пойди ж, похлопочи,Тут ведь есть магарычи.Как женюсь, разбогатею,И тебя, братец, пригреюИ наградою заслугУж не старый архалук,Как теперь, – тогда придется,Как у важных бар ведется,В галунах ливрею сшить,В аксельбанты нарядить.Голод нынешний забудешь.У меня ты просто будешьЦелым домом заправлять,Да другими понукать,Да прикрикивать – и только!Любо? – Хлопочи ж, изволь-ка!..
Честные господа,Пожалуйте сюда!Милости просим,Денег не спросим:Даром смотри,Только хорошенько очки протри.Начинается,ПочинаетсяО том, как люди на свете живут,Как иные на чужой счет жуют.Сами работать ленятся,Так на богатых женятся.Вот извольте-ко посмотреть:Вот купецкий дом, —Всего вдоволь в нем,Только толку нет ни в чем:Одно пахнет деревней,А другое харчевней.Тут зато один толк,Что всё взято не в долг,Как у вас иногда,Честные господа!А вот извольте посмотреть:Вот сам хозяин-купец,Денег полон ларец;Есть что пить и что есть…Уж чего ж бы еще?Да взманила, вишь, честь:«Не хочу, вишь, зятька с бородою!И своя борода —Мне лихая беда.На улице всякий толкает,А чуть-чуть под хмельком,Да пойди-ка пешком вечерком,Глядь! – очутишься в будке,Прометешь потом улицу сутки. [22]А в густых-то будь зять —Не посмеют нас взять…Мне, по крайности, дай хоть майора,Без того никому не отдам свою дочь!..»А жених – тут как тут, и по чину – точь-в-точь.А вот извольте посмотреть,Как жениха ждут,Кулебяку несутИ заморские вина первейших сортовК столу подают.А вот и самое панское,Сиречь шампанское,На подносе на стуле стоит.А вот извольте посмотреть,Как в параде весь дом:Всё с иголочки в нем;Только хозяйка купцаНе нашла, знать, по головке чепца.По-старинному – в сизом платочке.Остальной же нарядУ француженки взятЛишь вечор для самой и для дочки.Дочка в жизнь в первый раз,Как боярышня у нас,Ни простуды не боясь,Ни мужчин не страшась,Плечи выставила напоказ. —Шейка чиста,Да без креста.Вот извольте посмотреть,Как в левом углу старуха,Тугая на ухо,Хозяйкина сватья, беззубый рот,К сидельцу пристает:Для чего, дескать, столько бутылок несет.В доме ей до всего!Ей скажи: отчего,Для чего, кто идет, —Любопытный народ!А вот извольте посмотреть,Как, справа, отставная деревенская пряха,Панкратьевна-сваха,Бессовестная привираха,В парчовом шугае, толстая складом,Пришла с докладом:Жених, мол, изволил пожаловать.И вот извольте посмотреть,Как хозяин-купец,Невестин отец,Не сладит с сюртуком,Он знаком больше с армяком;Как он бьется, пыхтит,Застегнуться спешит:Нараспашку принять – неучтиво.А извольте посмотреть,Как наша невестаНе найдет сдуру места:«Мужчина чужой!Ой, срам-то какой!Никогда с ними я не бывала,Коль и придут, бывало, —Мать тотчас на ушко:«Тебе, девушке, здесь не пристало!»Век в светличке своей я высокойПрожила, проспала одинокой;Кружева лишь плела к полотенцам,И все в доме меня чтут младенцем!Гость замолвит, чай, речь…Ай, ай, ай! – стыд какой!..А тут нечем скрыть плеч:Шарф сквозистый такой —Всё насквозь, на виду!..Нет, в светлицу уйду!»И вот извольте посмотреть,Как наша пташка сбирается улететь;А умная матьЗа платье ее хвать!И вот извольте посмотреть,Как в другой горницеГрозит ястреб горлице, —Как майор толстый, бравый,Карман дырявый,Крутит свой ус:«Я, дескать, до денежек доберусь!»Теперь извольте посмотреть:Разные висят по стенам картины.Начнем с середины:На средине виситВысокопреосвященный митрополит;Хозяин христианскую в нем добродетель чтит.Налево – Угрешская обитель [23]И во облацех над нею – святитель…Православные, извольте перекреститься,А немцы,Иноземцы,На нашу святыню не глумиться;Не то – русский народСилой рот вам зажмет.И вот извольте посмотреть:По сторонам митрополита – двоеНаши знаменитые герои:Один – батюшка Кутузов,Что первый открыл пятки у французов,А Европа сначалаИх не замечала.ДругойГерой —Кульнев, [24] которому в славу и честьДаже у немцев крест железный есть. [25]И вот извольте посмотреть:Там же, на правой стороне, —Елавайский [26] на коне,Казацкий хлопчикФранцузов топчет.А на правой стене хозяйский портретВ золоченую раму вдет;Хоть не его рожа,Да книжка похожа:Значит – грамотный!И вот извольте посмотреть:Внизу картины,Около середины,Сидит сибирская кошка.У нее бы не худо немножкоДеревенским барышням поучитьсяПочаще мыться:Кошка рыльце умывает,Гостя в дом зазывает.А что, господа, чай, устали глаза?А вот, налево, – святые образа…Извольте перекреститьсяДа по домам расходиться.
21
Рацея (лат.) – рассуждение, объяснение.
22
Применявшееся полицией наказание к простолюдинам за проступки против общественного порядка.
23
Угрешскаяобитель – монастырь под Москвой, основанный в 1381 г. Дмитрием Донским в память победы в Куликовской битве.
24
Кульнев Я. П. (1763–1812) – генерал, участник и герой Отечественной войны 1812 года.
25
Имеется в виду прусский орден «Кульмский крест» за сражение при Кульме (17–18 августа 1813 г.), в котором войска союзников одержали победу над наполеоновскими войсками. С именем Я. П. Кульнева учреждение этого ордена связывается ошибочно.
26
Елавайский – Иловайский И. Д. – генерал-майор, командир казачьего отряда, первым вступившего в Москву 11 октября 1812 г., когда французы начали отступать из города.