Легенда о седьмой деве
Шрифт:
— Я терпеть не могу Хэмфиллов… Они такие глупые!
— Тогда нужно притвориться, что они тебе нравятся. Думаю, Джастин будет доволен.
— Я могла бы доставить ему удовольствие только в одном случае — если бы родила ребенка! Если бы только я могла родить ребенка!
— Может, еще родишь, — проговорила я, всем своим существом надеясь на обратное.
— Он так холоден со мной, Керенза!
— Значит, ты должна сделать так, чтобы он относился к тебе с теплотой. Однако же, если ты будешь напиваться, то вряд ли добьешься чего-нибудь. А сейчас полежи, пока я не
Джудит кивнула.
— Ты мой друг, Керенза, — пьяно пробормотала она. — Ты обещала!
Я пошла к себе и позвонила в колокольчик. Явилась Долл.
— Долл, принеси мне, пожалуйста, кофе. И побыстрее.
— Кофе, мадам?
— Я же сказала, кофе, Долл. Мне захотелось кофе.
Она ушла — и я представила, как они на кухне обсуждают мои странные прихоти. Ну, у беременных должны быть свои причуды!
Долл вернулась с кофе. Как только она ушла, я поспешила к Джудит. К несчастью, когда я входила к ней, в коридоре появилась миссис Ролт.
Внезапно меня осенило, что слуги догадываются, зачем понадобился кофе, а значит, все они знают, что Джудит, оставаясь в одиночестве, пьет. Скорее всего, так оно и есть. Иначе как она могла брать виски из домашних запасов без ведома Хаггети? В конце концов дворецкому придется сообщить об этом Джастину — хотя бы для того, чтобы обезопасить себя. Вероятно, Джудит начала пить совсем недавно. В таком случае ее еще можно остановить.
Налив кофе, я заставила Джудит выпить его. Наблюдая за ней, я думала о том, что слуги знают о нас слишком много и нужно постараться сделать так, чтобы скрыть от них свои секреты.
В тот год май выдался жарким — прекрасный месяц, замечательно подходящий для появления на свет моего ребенка. Живая изгородь была увита дикими цветами — и все вокруг цвело и благоухало.
Мне выпала нелегкая задача, но я стоически перенесла мучительную боль. Я с радостью приняла ее, потому что это значило, что скоро родится мой ребенок. Доктор Хиллиард и повитуха не отходили от моей постели. Казалось, весь дом замер в напряженном ожидании детского крика.
Я помню, как подумала, что мучения замурованной в стене монахини были не больше, чем мои. И все же я ликовала в своей боли. Мои страдания отличались от ее страданий — она испытывала горечь поражения, тогда как моя боль означала триумф.
Наконец он прозвучал — долгожданный детский крик!
Я увидела свекровь с моим ребенком на руках. Старуха плакала — эта гордая женщина плакала! Я видела, как слезы катятся по ее щекам, — и испугалась, что что-то не так. Вдруг мой ребенок — калека? Или уродец? Или мертвый?!
Но это были слезы радости и гордости. Леди Сент-Ларнстон подошла к кровати, и от нее первой я услышала радостную весть.
— Мальчик, Керенза! — радостно воскликнула свекровь. — Очаровательный здоровый мальчик!
«Все должно пойти как надо, — думала я. — Мне только нужно составить план — и мои мечты превратятся в реальность!»
Я — Керенза Сент-Ларнстон, и я родила сына. В семье не было ни одного ребенка мужского пола, который бы его заменил.
Но я могла потерпеть поражение в мелочах.
Я лежала на кровати с рассыпавшимися по плечам волосами. На мне была белая кружевная рубашка, отделанная зеленой тесьмой, — подарок свекрови. Младенец лежал в кроватке, и она склонилась над ним. Любовь смягчила черты ее лица, и леди Сент-Ларнстон выглядела совершенно иначе, чем прежде: казалось, передо мной была другая женщина.
— Нам нужно придумать для него имя, Керенза, — сказала она, с улыбкой подходя к моей кровати.
— Я думала назвать его Джастин.
Она с удивлением повернулась ко мне.
— Но это невозможно!
— Почему? Мне очень нравится имя Джастин. В семье всегда были Джастины Сент-Ларнстоны.
— Если у Джастина будет сын, его назовут Джастин. Мы должны оставить это имя для него.
— Сын? У Джастина?
— Я день и ночь молюсь, чтобы ему с Джудит было даровано такое же счастье, как вам с Джонни.
Я заставила себя улыбнуться.
— Ну да, конечно. Я просто подумала, что в семье должен быть мальчик с таким именем.
— Да, должен быть. Но сын старшего сына.
— Они уже столько женаты!
— Да, но у них впереди еще много времени. Я надеюсь дожить до того момента, когда этот дом будет полон детей.
Я вдруг почувствовала себя опустошенной. А потом решила, что имя не так уж и важно.
— А у тебя есть на примете еще какое-нибудь имя?
Я молчала. Я была так уверена, что мой сын будет Джастином, что не думала ни о каком другом имени. Свекровь внимательно смотрела на меня. Она была проницательной женщиной, и мне не хотелось, чтобы она догадалась, что у меня на уме.
— Карлион, — внезапно выпалила я.
Как только я произнесла это имя, сразу же поняла, что именно его мне хотелось бы дать своему сыну, если он не будет Джастином. Карлион. Это имя много значило для меня. Я видела себя, поднимающейся по ступеням парадной лестницы в красном бархатном платье. То был первый раз, когда я совершенно ясно поняла, что мечты могут становиться реальностью.
— Хорошее имя, — сказала я. — Оно мне нравится.
Свекровь повторила имя несколько раз, словно пробуя его на вкус.
— Да, — согласилась она. — Мне тоже нравится. Карлион Джон — второе имя в честь отца. Как тебе это?
Джон — в честь отца, Карлион — в честь матери. Если уж ему не суждено быть Джастином, его должны звать именно так!
Я сильно изменилась, можно сказать, стала другим человеком. Впервые в жизни я любила кого-то больше, чем себя. Мой сын — это единственное, что имело для меня значение. Я часто оправдывала свои плохие поступки, убеждая себя в том, что поступаю так ради Карлиона. Я постоянно уверяла себя, что грешить во имя того, кого ты любишь, — совсем не то, что грешить ради себя самой. Но в глубине души я знала, что благополучие Карлиона — моя слава; и моя любовь к нему была такой безграничной, потому что он был частью меня — кровь от крови, плоть от плоти, как говорится в пословице.