Легенда северной Пустоши
Шрифт:
Пустошь радовала глаз только снежной пеленой, из-за которой ничего не было видно. Защитная огненная магия не позволяла холоду и ветру проникнуть сквозь тончайшую невидимую «пленку», обтекая всадника и лошадь. Небо низко нависало над снежной степью и было мрачным и тяжелым: сплошная туча, готовая щедро отсыпать колючего снега. Меревинд быстро скрылась из вида.
Роун остановил лошадь: не зная дороги, в Пустоши лучше не рисковать. И как раз в этот момент из пелены вынырнул обсыпанный снегом Карим, нашел взглядом Роуна и подъехал. Южанин выглядел злым и замерзшим. Роун
– Что, магия подводит?
– Если я ее отпущу на волю, тут все растает, – сквозь зубы отозвался Карим, стряхивая снег с куртки, пока тот не растаял окончательно. Роун издал смешок:
– Ты еще скажи, что Великий потоп устроишь! Ври, да не задавайся!
Карим выругался на своем языке, замысловатой и сложной фразой. Роун разобрал примерно половину, из которой следовало, что южанин считает его кем-то очень скользким и любящим подземелье, но оскорбиться не успел.
Лошадь внезапно остановилась, так что Роун едва успел схватиться за поводья крепче, испуганно заржала, а потом встала на дыбы, скинула всадника на землю и ускакала прочь, в сторону реки. Ошеломленный Роун, падая в глубокий снег, успел увидеть, что Карима постигла та же участь. Потом он выронил перстень – и сразу же оглушительно завыл ветер, слепя и обжигая лицо.
Сугроб оказался глубоким, и у Роуна мелькнула мысль зарыться поглубже и переждать бурю. Затем он вспомнил, что это Пустошь, и здешние бури не чета обычным, и с сожалением отказался от идеи.
Он вынырнул наружу, почти ничего не видя и не слыша, и принялся шарить в поисках перстня, остро жалея, что не обладает Даром и зависит от артефактов. Лицо замерзло очень быстро, щек он почти не чувствовал, как и пальцев ног и рук…
И в этот момент живительное тепло охватило его, даровав блаженство и покой. Роун поморгал, стряхивая с ресниц снег, огляделся. Карим, стоя по пояс в снегу рядом с ним, держал его за руку, и выражение лица у него при этом было такое, словно он держит то самое скользкое существо.
Снег вокруг них быстро таял, ветер разочарованно утих, и вскоре Роун заметил перстень. Не отпуская руки Карима, он потянулся за артефактом, схватил его, и только потом разжал пальцы, позволяя Кариму выбрать, своей ли магией он воспользуется для обогрева или предпочтет искусственную.
Южанин, кривясь и морщась, с крайней неохотой слегка сжал пальцы Роуна.
– Я должен восстановить резерв, – объяснил он, цедя слова. Роун кивнул:
– Без проблем.
Оба промокли насквозь, и если бы не магия, замерзли бы за мгновение. Роун решил, что стоит сделать привал до утра, а там уже разбираться, что делать дальше.
– Пошли вон туда, – он показал товарищу на темневший посреди белоснежного мира островок. – Надо отогреться и отдохнуть.
Оба побрели к островку, растапливая снег собой и промокая еще больше. Несомненно, магия просушила бы одежду – но с навалившейся усталостью она не справилась бы. И Роун сомневался, что южная магия в этом вопросе хоть сколько-нибудь лучше северной. Иначе мама рассказала бы ему.
Роуна кольнуло острое сожаление: магическая связь наверняка доложила маме с папой, что на короткое время контакт с защитным артефактом был утерян, и родители, конечно же, перепугались. Но сейчас-то все хорошо, правда?
Островок на самом деле оказался невысоким холмом – первым за все время их пути. Роун ужасно удивился: он думал, что Пустошь – это точно место, где нет гор. Ну, кроме Скалистого хребта, очертания которого можно увидеть в ясный день со стены города. Однако принц быстро сориентировался и с помощью Карима сумел соорудить Завесу, оберегающую людей от бушующей непогоды.
Холм оказался с небольшой пещерой. Карим без сил повалился на землю, даже не снимая мокрую куртку. Роун шмыгнул носом, от куртки избавился и повесил ее на выступ в стене, после чего сел ближе к согревающей золотистой Завесе и блаженно зажмурился.
– Спасибо, – негромко произнес Карим. Роун открыл глаза, моргнул.
– И тебе.
– Никогда бы не подумал, что скажу это тебе, – Карим скривился.
– Не больно-то и хотелось. Как-то жил без твоей благодарности почти семнадцать лет.
Карим помолчал, и Роун подумал, что тот готовит очередную ехидную реплику, но южанин неожиданно спросил:
– Так это все-таки правда, что твой Дар еще не проявился?
– И у него всего девять дней на это, – честно признался Роун, пожал плечами. – Ну, мама учила меня, что нужно быть благодарным судьбе за то, что она тебе дает…
– И требовать то, что она тебе должна была дать, – жестко перебил Карим. Роун издал смешок:
– Может, ты и прав, не знаю. Но магия – это такая стихия, которая или есть, или нет. Насильно ее к себе не привяжешь.
– Но ты же не сможешь стать королем!
– Я даже не знаю, буду ли я рад этому, – признался Роун, размышляя, зачем говорит все это южанину, с которым знаком всего несколько часов.
Карим выдохнул очередное ругательство, прислонился к стене, глядя на товарища со смешанным выражением удивления, растерянности и злости:
– Дар – это право королей!
– Ты ему об этом скажи, – со смешком посоветовал Роун. Снаружи бушевала непогода, но в маленькой пещерке было тепло и уютно, и даже спутник не раздражал так уж сильно. – Мама думает, что это из-за нее. Ну, потому что она южанка, и у нее Дар огня, а у папы – ледяной. Видимо, их нельзя смешивать.
Карим долго смотрел на него, казалось, подыскивая нужные слова и не находя их. Роун безмятежно улыбнулся ему и закрыл глаза, надеясь, что настырный южанин, наконец, отвяжется со своими бередящими душу вопросами. Но надежда была тщетной:
– Значит, тебе нужно найти свой Дар, – потребовал Карим. Роун хмыкнул:
– Он что, вроде клада, по-твоему?
– Ты слишком легко сдаешься!
– Я живу в поисках последние несколько лет, – пока еще мягким тоном сказал Роун, начиная закипать. – И ничего пока не нашел. Как думаешь, каков шанс найти в последние дни? И вообще, с магией или без нее, я все равно могу жить нормальной жизнью.
– Как бы не так! – горько усмехнулся Карим. – Думаешь, тебе позволят жить во дворце после неудачной инициации? Или твоим родителям?