Легендарные полководцы древности. Олег, Добрыня, Святослав
Шрифт:
Призвание варягов. Худ. В. М. Васнецов
Цари же Леон и Александр заключили мир с Олегом, обязались уплачивать дань и присягали друг другу: сами целовали крест, а Олега с мужами его водили присягать по закону русскому, и клялись те своим оружием и Перуном, своим богом, и Волосом, богом скота, и утвердили мир. И сказал Олег: «Сшейте для руси паруса из паволок, а славянам копринные», — и было так. И повесил щит свой на вратах в знак победы, и пошел от Царьграда. И подняла русь паруса из паволок, а славяне копринные, и разодрал их ветер; и сказали славяне: «Возьмем свои толстины, не даны славянам паруса из паволок». И вернулся Олег в Киев, неся золото, и паволоки, и плоды,
Историки полагают, что число кораблей (2000) явно завышено летописцем. Ладья русов, названная в греческих хрониках также «моноксилом» (однодеревкой) из-за того, что ее киль вытесывался из одного ствола, была кораблем, который брал на борт до 40 воинов. Следовательно, войско Олега составляло около 80000 человек. Вряд ли князь мог собрать такую рать. Если взять сведения Первой Новгородской летописи о походе на Царьград, то она относит это событие к 6430 г. от сотворения мира (т. е. к 922-му от рождества Христова), говорит максимум о 200 кораблях, т. е. о 8 тысячах воинов, а описание самого похода напоминает рассказ ПВЛ о походе Игоря на греков в 941 г. Как мы видим, интерпретация историком сообщений источников в данном случае может колебаться в вопросе о численности русского войска от 8 до 80 тыс. участников похода.
Позиция историка здесь зависит от того, с каким реальным, а не условным летописным временем (по Новгородской или ПВЛ — не важно) он будет связывать поход Олега. Подавляющее большинство историков — и русистов, и византологов — не сомневаются, что сам поход Олега действительно был. Вопрос — когда?
Византийские исторические хроники такого грандиозного похода в 907 г. не знают. Зато византийская историческая наука описала грандиозное вторжение русов в 860 г. (Сочинения патриарха Фотия, современника похода; «Житие патриарха Игнатия» Никиты Пафлогонянина, написанное в начале X века; «Хроника продолжателя Георгия Амартола»; византийская хроника, известная под названием «Брюссельская хроника» (названа так, потому что была обнаружена бельгийским историком Францем Кюмоном и издана в Брюсселе в 1894 г.) и др.). Знают этот поход и западноевропейские источники, в частности «Венецианская хроника», которую написал посол Венеции в Византию Иоанн Диакон. Все названные зарубежные источники характеризуют поход, как исключительно разрушительный и неожиданный для Константинополя. Русы подгадали время для своего похода исключительно грамотно с точки зрения военной стратегии. Император Михаил III с войском, включавшим даже часть гарнизона Царь-града, ушел воевать с арабами. Он находился в момент русского набега в 500 км к востоку от Константинополя, у некой Черной реки. По «Венецианской хронике», набег русов кончился для них исключительно удачно: «В это время народ норманнов (Иоанн Диякон считает русов выходцами из Скандинавии, подобно тому, как Нестор называет их варягами, ставя в ряд других северогерманских племен) на 360 кораблях осмелился приблизиться к Константинополю. Но так как они никоим образом не могли нанести ущерб неприступному городу, они дерзко опустошили окрестности, перебив там большое количество народу, и так с триумфом возвратились восвояси (et sic praedicta gens cum triumpho ad propriam regressa est)».
Поход Олега на Царьград. Миниатюра Радзивилловской летописи
Олег прибивает щит на врата Царьграда
Византийский патриарх Фотий описал первоначальный успех русов и огромную добычу, ими захваченную, однако констатировал, что в конце концов от «северных скифов» византийцы сумели отбиться. «Михаил, сын Феофила правил со своею матерью Феодорой четыре года и один — десять лет, и с Василием — один год и четыре месяца. В его царствование 18 июня в 8-й индикт, в лето 6368, на 5-м году его правления пришли росы на двухстах кораблях, которые предстательством всеславнейшей Богородицы были повержены христианами, полностью побеждены и уничтожены». Однако тот же Фотий был вынужден признать: «О, как же все тогда расстроилось, и город едва, так сказать, не был поднят на копье! Когда легко было взять его, а жителям невозможно защищаться, то, очевидно, от воли неприятеля зависело — пострадать ему или не пострадать… Спасение города находилось в руках врагов и сохранение его зависело от их великодушия… город не взят по их милости, и присоединенное к страданию бесславие от этого великодушия усиливает болезненное чувство пленения».
Интересно, что Фотий, отражающий знания тогдашних византийцев о нападающих, точно не знал их происхождения. Он называл их «скифами» (т. е. варварами) и «россами», народом северного происхождения, которые пришли со стороны Черного моря. С походом 860 г. Фотий связывал рост силы, могущества и славы россов. В 867 г. в послании Фотия восточным патриархам сообщалось, что после набега русов на Константинополь от них приезжали послы и был заключен договор. Его содержания Фотий не передавал, но отметил, что послов по их просьбе крестили.
Известный отечественный историк Б. А. Рыбаков в свое время выдвинул версию, что описанные в ПВЛ события похода князя Олега на Константинополь на самом деле относятся к войне 860 г. Это мнение склонны разделять и некоторые другие исследователи, к примеру, Л. Н. Гумилев. [2] В XIX в. историки отсчитывали начало государственности на Руси от 862 г. Даты легендарного призвания варягов-руси на княжение в землю ильменских словен, кривичей и союзных им финно-угров. Причиной призвания нейтральных правителей «из-за моря» послужила внутренняя война между означенными племенами, которая случилась после их совместного и победоносного изгнания «за море» «находников-варягов», взимавших с местных племен дань в 859–862 гг. Родоплеменные пережитки не давали кривичам, слове-нам и чуди избрать единого правителя из своих вождей, каждое племя желало возвыситься над другим, поставив во главе союза племен своего князя. Такой трайбализм встречался повсеместно в эпоху зарождения государств, и часто разные народы Европы и Азии прибегали к приглашению зарубежного правителя, равноудаленного от всех участников союза. При этом приглашаемый вождь зависел от всех своих новых подданных и должен был обладать определенной собственной силой, дабы его решения уважали.
2
Там же.
Очевидно, такими свойствами обладали три брата варяга «из-за моря» Рюрик, Синеус и Трувор из племени руси. Так в ПВЛ первый раз прозвучал термин «русь» — до этого, рассказывая о славянской истории, Нестор ни разу не говорил о «руси». При этом Нестор сообщал, что «от тех варягов-руси пошли люди новгородские, а прежде были словене», а «язык русский — словенский есть». Все эти сведения породили позже у историков длящуюся до сих пор дискуссию (спор норманнистов с антинорманнистами) о происхождении государства Русь и роли варягов (норманнов) в его создании.
Что же касается братьев, то летописная легенда гласит, что пришли они «с дружиной своей и родом своим». Рюрик сел у словен в Новгороде, Трувор — у кривичей в Изборске, а Синеус — у мери в Белоозере. По смерти братьев, согласно версии Нестора, Рюрик держал все эти земли один, а когда в 879 г. скончался и Рюрик, то власть отошла к его родичу Олегу, т. к. сын Рюрика — Игорь был очень мал.
Добрыня Никитич (прообраз богатыря)
О деятельности древнерусских полководцев-князей (Олега, Святослава, Владимира Святославича и его сыновей от Рогнеды — Ярослава Мудрого и Мстислава Тмутараканского) относительно подробно рассказывают дошедшие до нас летописные памятники «Повесть временных лет» и первая Новгородская летопись. Гораздо меньше историки знают о жизни их воевод, которые, на деле, чаще всего и выступали реальными руководителями военных и прочих начинаний названных князей.
Летописцев, людей духовного звания, мало интересовали фактические подробности битв, а князей, покровителей монахов-летописцев, а часто и прямых заказчиков и верховных редакторов летописей, прежде всего волновал их собственный образ, запечатленный на века на пергаменте. Поэтому о полководцах «средней руки» мы имеем лишь отрывочные сведения, а о том, что это были яркие персонажи истории, догадываемся, ибо народные воспоминания о них хранят древнерусские былины.
О полководцах начальных веков Руси — воеводах мы имеем лишь отрывочные сведения. О том, что это были яркие персонажи истории, догадываемся благодаря былинам. Собирая по крупицам летописную информацию и анализируя эпос, можно восстановить картину жизненного пути одного из них — боярина Добрыни.
В былинах он «второй по силе» после Ильи Муромца богатырь. И былины, и летописи всячески подчеркивают близость Добрыни к «ласковому князю Владимиру». А в Новгородской летописи образ наместника Добрыни даже заслоняет собой на первых порах юного князя Владимира Святославича.