Легендарные разведчики
Шрифт:
— Корзинка, в которой вас привезли, тоже там?
— Далась всем эта корзинка. Не было ее. Меня привезли в коляске, тогда в СССР невиданной, с отстегивающейся частью, где и лежал младенец. Но если нужна байка, пожалуйста. В аэропорту, рассказывала мама, нас встречали. И так все были возбуждены, так заболтались, что сели в авто без меня. Опомнились — с собой только два чемодана. Оказалось, меня с отстегнутой частью коляски случайно бросили в багажник. Хорошо, сверху ничего тяжелого не положили. Я, говорят, спокойно себе спала.
— Как вас все-таки звали?
— Родилась я в Риме, поэтому отец назвал меня Романелла. Когда приехали в Союз,
— А что с покушением на Тито?
— Отец был послом, он мог находиться рядом. Но это всё из той же серии — это было не его. Знаю, что Судоплатов и Эйтингон были категорически против, чтобы этим занимался Григулевич. Не тот это человек. К счастью, не состоялось. Но я хотела бы сказать об ином.
В разведке тогда работало удивительное поколение. Это были люди идеи, сформировавшей моего отца, его соратников. Можно говорить, что идея — коммунистическая, но мне кажется, это не совсем правильно. Скорее, это была идея справедливости, справедливого миропорядка. Мальчик Иосиф Григулевич в десять лет познакомился со всей мировой классикой. Это, понятно, от Господа Бога. Папа учился в русском реальном училище в Паневежисе, где была великолепная библиотека. Он сидел и читал всё подряд сутками напролет, в том числе и произведения Маркса. Учитель попросил Иосифа привести библиотеку в порядок, но порядок — немножко не по его части.
А дальше вся молодежь ушла в революцию. Иосиф Григулевич был одним из комсомольских руководителей Белоруссии и Литвы. Они с семьей переехали в Вильнюс, и кто-то на него настучал, когда они с друзьями расклеивали прокламации. Его посадили в тюрьму. Оттуда всё и пошло. Мать, горячо им любимая, сильно за него переживала. Она умерла, не дожив и до пятидесяти лет, и папа подписывал все свои книги «Лаврецкий» — ее девичьей фамилией.
Потом он уехал в Аргентину к отцу — аптекарю, там осевшему. А потом была война в Испании. Некоторые серьезные исследователи считают, что Вторая мировая война началась не в сентябре 1939 года, а еще в 1936-м, с гражданской войны в Испании. Может быть, это звучит несколько вычурно, но действительно вся прогрессивная молодежь мира, все лучшие люди уехали туда сражаться против Франко. И Григулевич тоже поехал в Испанию: из Аргентины, через Париж. Поверьте, вопреки тому, что вы, возможно, читали, никто его в Испанию не посылал. Там формировались добровольческие отряды, они сражались за Республику. Отсюда и многие знакомства отца. Прежде всего с интеллигенцией. Он работал переводчиком.
— Говорил на многих языках?
— Тогда еще нет. Хотя, как и многие уроженцы Литвы, на разных — естественно. Помимо литовского, знал русский, польский и, понятно, родной — караимский.
— Караимы — народ, живущий в Литве, сейчас — неподалеку от Тракая, их своеобразной столицы. Во время войны фашисты истребляли караимов, так же как и евреев.
— Отец гордился тем, что он караим, у него в советском паспорте так было и записано. А в школе он учил немецкий и древние языки. Остальные, включая испанский, итальянский, английский, выучил позже.
— Готовый кадр для разведки.
— Все разговоры о том, что Григулевич разведчик чуть не с пеленок, — спекуляции. В Испании были лучшие силы советской разведки — Эйтингон и знаменитый Орлов, который потом ушел на Запад. Орлов и стал непосредственным начальником Григулевича.
— Сколько же народа начинало у Орлова!
— Меня удивляет другое: скольких же людей находили на улице, и они становились теми, кем становились.
— А меня поражает вот что: Орлов сбежал, а многие к нему относятся с уважением.
— Он дал слово. Никого не выдал, хотя потом, после смерти Сталина написал книгу — она одна из лучших, потому что в ней нет злобы, написана отстраненно.
— А ваш отец хорошо отзывался об Орлове?
— В высшей степени. Он им восхищался. И что здесь удивительного? Та эпоха дала такие вот личности. Есть ли они сегодня?
— И вашему отцу приходилось устранять в Испании троцкистов?
— Не лично, конечно. А как у нас во время Гражданской? И в Испании шла настоящая гражданская война. Ничего страшнее нет и быть не может. Наверно, что-то такое у отца было, приходилось. А как иначе? Я лично знала людей, чьих родителей франкисты заживо закапывали в землю.
— Как вы думаете, почему, в отличие от других разведчиков, ваш отец, хорошо знавший Орлова, не пострадал? Абеля-Фишера, к примеру, выгнали из органов и, считалось, ему еще повезло… А ваш отец вскоре после Испании участвовал в операции «Утка» по уничтожению Троцкого.
— Документы того дела по-прежнему закрыты. Полагаю, эта операция — самая трагическая страница в его жизни. И, к счастью, ничего у них тогда не вышло.
— Но не по вине вашего отца. Он себя там проявил достойно.
— Не знаю, по чьей вине. Но результата не достигли. Хотя сколько уж на Троцком было крови… Троцкий свое получил. Но я бы попросила прощения у внука Троцкого — ему пришлось тяжело. У Григулевича были трагические моменты в жизни, и, думаю, это расплата как раз за то покушение. И, наконец, найденные в немецких архивах документы подтверждают: Троцкий вел переговоры с фашистами. Факт налицо. Вот почему покушения на Троцкого проходили в 1940-х, в канун Второй мировой. Были у него соратники по всему миру, он обратился к немцам. Тогда и была затеяна операция. Долго тянулась история — Скандинавия, Турция, Мексика. Хотели устранить его где-то в другом месте. А получилось, что пришлось пересекать весь земной шар — до Мексики. И иметь дело с ненадежными людьми — мексиканцами да еще с художниками.
— Типа великих Сикейроса и Риверы. А с Меркадером, которому это удалось, ваш отец был знаком?
— Конечно. Но познакомились они уже потом. И я его видела. Две разные оперативные группы, которые по всем законам жанра не имели права знать друг друга. Отец жалел Мер-кадера: двадцать лет за решеткой. И какая сильная личность!.. Выдержал все пытки, а пытали его поначалу каждый день. Никого не выдал.
— Ваш отец был послом Коста-Рики, наверняка не самым бедным «латиноамериканцем» в Риме. Мог бы что-то припасти на черный день…
— Вы рассуждаете с точки зрения современного человека. А это были другие люди. Когда в 1990-е в нашей квартире, наконец, появилось высокое начальство по той, прежней профессии, гости испытали шок: в нашем жилище не оказалось ничего ценного. Даже когда отец пошел работать в академию, стал писать книги и финансовая ситуация изменилась, разговора о каких-то покупках в нашем доме не возникало. За всю жизнь он купил в дом большой стол для работы и стулья: пошел в ГУМ, а там какая-то дама, небывалая тогда история, отказалась от гарнитура. И десятилетиями за этим удобным раскладным столом он писал свои книги. Даю вам слово: больше ни одной вещи не купил в дом. Его это не интересовало.