Легенды и были Кремля. Записки
Шрифт:
И вот появляются новые сотни посетителей, и так через каждые 30–40 минут, и так весь день…
А в это самое время в Оружейной палате хранитель музея Н.И. Захаров пытался как-то организовать толпы людей, но все напрасно. Где уж тут давать пояснения: сотни в залах, тысячи на улице перед главных входом. Кстати, такая деталь: посещение тогда было бесплатным. Это теперь все четко — билеты, сеансы и т. д. А в то время — приходи и любуйся сколько угодно.
Возвращалась я в тот знаменательный день с работы поздно, в десятом часу вечера. Дома долго рассказывала о первых посетителях, о их реакции, как вдруг моя бабушка спросила, сохранились ли кружки серебряные на гробницах для пожертвований. Я не помнила.
И
Итак, Кремль был открыт… Как хорошо и легко мы чувствовали себя после открытия Кремля! Ведь и для нас, сотрудников, до 20 июля были строго расчерчены маршруты. Например, нельзя было без разрешения дежурного помощника коменданта Кремля перейти через Ивановскую площадь к Спасским воротам.
Многое было нельзя.
Начав работать в Оружейной палате, я, историк, вскоре почувствовала свою полную некомпетентность. Университетского образования было вовсе недостаточно, чтобы со знанием дела проводить экскурсии в палате, во дворце и соборах, на улицах Кремля.
Всем нам, экскурсоводам, пришлось изучать древнерусскую живопись, зодчество, прикладное искусство, «историю государства Российского», краеведение и многое другое. Лекции нам читали блестящие ученые. Так, курс лекций по истории западноевропейского серебра вела старший научный сотрудник Исторического музея Постникова-Лосева. Та самая «мадам Постникова», одно появление которой на аукционах антиквариата вызывало ажиотаж. Достаточно ей было обратить внимание на любое выставленное к продаже изделие из старинного серебра, как цена его подскакивала вдвое!
В огромной коллекции западноевропейского серебра, хранящейся в Оружейной палате, представлено уникальное собрание изделий английских мастеров. Поскольку в годы протектората Кромвеля практически все серебро из замков, усадеб и церквей было реквизировано для переплавки и чеканки монеты, такого собрания нет ни в Англии, ни в любом другом музее мира.
Работая с витринами музея (во время профилактического осмотра, описания предметов или уборки), я всегда любовалась одним из самых интересных экспонатов — оригинальным серебряным рассольником (фруктовницей), украшенным реалистическим растительным орнаментом. Он датируется XVI в. — временем, когда, согласно архивным документам, были установлены дипломатические и коммерческие отношения России и Англии, участились приезды в Москву английских врачей, профессиональных военных, инженеров. Каждая такая миссия, согласно традиции, представлялась царскому двору и вручала «посольские дары». Держа в руках этот бесценный рассольник, я представляла, как во время пира в Грановитой палате он стоял на столе перед царем, как Иван Грозный с византийской надменностью разглядывал этот дар далекого Альбиона. А может 8 быть, подарки никогда не использовались, а сразу передавались в хранилище. Кто знает?..
Летом 1985 г. в Москву прибыл с официальным визитом министр иностранных дел Великобритании Джефри Хау. В программу его пребывания наряду с деловыми встречами входило посещение кремлевских музеев.
Едва войдя в рабочий кабинет В.И. Ленина, министр устремился к окну, из которого открывается великолепная панорама Кремля.
Обращаюсь к министру со словами: «Вы видите вдали Соборную площадь Кремля, там находится главный кафедральный собор России — Успенский. Еще дальше — отсюда не видно — находится здание Оружейной палаты, где хранятся несметные сокровища прикладного искусства многих стран мира. Среди них уникальные серебряные изделия — дары королей Англии. Такой богатой коллекции английского серебра нет даже в самой Англии».
Довольно
Мы прощаемся…
СНАЧАЛА БЫЛО СЛОВО
24 мая 1994 г. Раннее утро.
Вешнее сверкающее солнце озаряет кремлевские площади и улицы, вспыхивает золотом на куполах церквей и тонет в гуще благоухающей сирени Тайницкого сада.
Через Троицкие ворота с 8 часов утра народ спешит в Успенский собор на торжественную литургию, посвященную памяти великих славянских просветителей святых Кирилла и Мефодия. А над Кремлем, над городом плывет праздничный чудный перезвон колоколов. Заглушая все звуки, величаво звонит огромный Успенский колокол Филаретовской звонницы Кремля. И тотчас же ему весело вторят все остальные колокола и колокольцы.
К Успенскому собору степенно шествуют священники, монахи и монашки, на мгновение задерживаясь, у входа крестятся и чинно входят внутрь. Вслед за ними проходят представители мэрии, пресса.
Торопятся московские прихожане и зарубежные гости, стараясь поближе подойти к алтарю. Мы задерживаемся на Соборной площади перед Красным крыльцом, где заканчиваются восстановительные работы. Глядя на прекрасное творение мастеров-умельцев, возродивших древнее крыльцо, кажется, что оно так и стояло всегда, и думается, что не было тех черных дней в нашей истории, когда прекрасное крыльцо лежало в руинах. Все проходит и возвращается на круги своя.
Тем временем кремлевские куранты мерно отбивают девять ударов, и мы спешим войти в Успенский собор. Величественная красота храма настраивает каждого переступившего его порог на торжественный лад. Величавость Успенского собора — в цельности и гармоничной строгости его пропорций, в мощи его стен, в могучем пятиглавии золотых куполов. Богато украшен он внутри древними фресками, иконами, резьбой по дереву.
Успенский собор веками был главным кафедральным собором Российского государства. Здесь венчались на царство русские цари 10 и короновались все императоры. Успенский собор был не только первым по значению храмом на Руси, но и главным общественным зданием государства, где оглашались государственные акты. В соборе похоронены московские митрополиты и патриархи.
Начинается служба… Народа собралось около тысячи человек, но дышится легко. Внутри собора удивительный простор, обилие света и воздуха, а высокие своды освещают 12 огромных прекрасных люстр-паникадил. Сотни огней их множатся бессчетным светом горящих свечей в руках прихожан, высвечивая одухотворенные лица, обращенные к патриарху.
Многолюдное собрание не порождает шума, а наоборот, хранит почтительное молчание, и в застывшей тишине ясно слышно каждое слово, произнесенное Алексием II.