Легенды и мифы России
Шрифт:
Обычные скачки на лошадях вперегонку (отчего кое-где и самый праздник получает название «скакалки») сохранились далеко не везде. Даже в той же Вологодск. губ. (в Вельском уезде) «фролят» только любители из взрослых, т. е. скачут вперегонку в первое воскресенье, следующее за Петровым днем. Оно называется «конною мольбой», именно потому, что в этот день установлено молебствие о лошадях, и каждый хозяин приводит на площадь если не всех, то по крайней мере одну лошадь. Зато повсюду установлено общим и неизменным правилом кормить в этот день лошадей в полную сыть и ни в каком случае на них не работать (даже на скачках седлать лошадей не принято). Во всяком случае, «Фролы», или, по крайней мере, самый день праздника отличается в деревне особым торжеством, в лесных же губерниях этот день замечателен по обилию яств и питей. Избы к тому времени чисто вымыты, хозяева принаряжены, пива наварено вдосталь, гости не спесивы, а потому и пир легко и скоро идет в гору и доходит до тех криков, когда все галдят, и никто друг друга не слушает, и даже до беспричинной ссоры и кровавой драки. «На Фролах» дают себе волю выпить лишнее и женщины, что составляет исключение, сравнительно с прочими деревенскими праздниками. Это особенно заметно в вологодских краях: «Мужики, которые любят винцо, пьют очень мало, даже некоторые совсем отказываются, зато уж бабы пьют за себя и за мужиков, бабы и старухи уже поздно вечером еле плетутся домой».
И на этот раз, как при чествовании Власия, в стройный однообразный ряд обрядов христианского молитвенного чествования св. Флора и Лавра врывается
XXIV. НИКОЛА ВЕШНИЙ
Никола Вешний, или «Никола с теплом», называется так потому, что с этого дня (9 мая) устанавливается теплая погода. «Никола осенний лошадь на двор загонит, а Никола весенний лошадь откормит», — говорят крестьяне, характеризуя приволье подножных кормов.
День Николы Вешнего считается мужским праздником, так как в этот день парни первый раз едут в ночное и на лугах, при свете костров, справляют свой нехитрый пир: привозится водка, закуска, жарится неизменная яичница, а после заката солнца являются и девки. Надзора со стороны старших в этот день не полагается, и молодежь, на полной свободе, водит хороводы, поет песни и пляшет до утренней зари.
Что касается взрослого населения, то оно также считает Николу Вешнего покровителем лошадей и заказывает в этот день молебны с водосвятием, чтобы св. Никола уберег коней от волков и медведей и даровал табунам здоровье. Вообще, св. Никола пользуется в народе огромным уважением за его любовь к крестьянам и почитается самым старшим и самым близким к Богу святым угодником. На этот счет в Пензенской губ., Краснослободского уезда, один крестьянин рассказал нашему корреспонденту следующую легенду. «Однова мужик посеял рожь и, как управился, пошел в воскресенье в храм Божий и взял с собою гривну (3 коп.) и свечку. Только, этта, купил мужик свечку и задумался: кому ее ставить. Видит он, что народ ставит Миколе, пошел и сам к Миколаю. Поставил свечку, отвесил поклон и молится: «Микола, батюшка милостивый, отец родной! Уроди ты мне ржицу». А пророк-то Илья услышал мужикову молитву и осерчал. — «И что это, — говорит, — мужик Миколу все просит, а не меня: чай, я не хуже Миколая-то? Вот погоди, придет лето, пущай Микола уродит мужику рожь, а я возьму да градом и выбью». Услыхал эти слова Микола милостивый и тоже осерчал: «Ан, нет— не выбьешь». — «Ан, выбью». Вот они и заспорили. Послал Микола дождь, и рожь у мужика выросла лучше всех. Радуется мужик: «Ну, думает, и зашибу я деньгу». А того и не знает, что пророк-то Илья на его рожь с неба посматривает и все норовит, как бы ее градом хватить. Только и Миколай не дремлет: приходит, это, он к мужику и говорит: «Продай рожь не жамши». Мужик послушался и продал: ржи в тот год у всех были плохи, и ему за его хорошую рожь — эва сколько деньжищ сосед отвалил. Вот пришла жатва, а Илья-то не знал, что мужик продал рожь и такой ли град послал, такой град, что вся рожь полегла на землю. Тогда Микола опять является к мужику и говорит: «Ты, мужик, купи рожь-то свою побитую». Мужик послушался и, почитай, задаром взял свою рожь назад. А Микола тем временем послал дождь и поднял рожь с земли, и опять у мужика стала хорошая рожь. Рассердился, разлютовался Илья, когда узнал, как его Миколай обошел, и порешил на следующий год опять побить мужикову рожь, да только Никола опять наставил мужика продать рожь не жавши, и Илья так и остался ни с чем».
День Николы Вешнего не связывается в народном представлении с какими-нибудь особыми земледельческими приметами, если не считать того, что этот день признается временем среднего посева яровых хлебов. С Николина дня точно так же «заказываются» луга, что обыкновенно делается посредством древесных прутьев и веток, которые втыкаются в землю на межах — признак, что пасти скот на этих лугах возбраняется.
XXV. ВОЗНЕСЕНЬЕ
Живое, образное представление евангельского события — восхождения Спасителя на небо во всей божественной славе своей — в обиходной жизни русских деревень потребовало вещественного обрядового знака, подобного пасхальным куличам, сыру и яйцам и т. п. На этот раз чествование высказалось полнейшим простодушием, в умилительной форме самого верования. На праздник Вознесенья пекут пироги с зеленым луком, а главное особенное кушанье — хлебные «лесенки» (в Ярославской губ.). Такие лесенки делаются обязательно с семью перекладинками, как бы ступеньками, по числу семи небес апокалипсиса. Прежде эти пироги и лесенки освящались в церкви, относились на колокольню и бросались вниз на землю. При этом, конечно, гадали о том, на какое из семи небес суждено попасть гадающему. Когда все семь ступенек оставались целы, это указывало гадальщику прямой путь на небо, и наоборот: если лесенка разбивалась в мелкие куски, то тем самым обнаруживала страшного грешника, который ни на одно из небес не годится. В настоящее время, гаданье это упростилось до того, что лесенки бросают прямо на пол, около печи, которая их испекла. Простодушие верования и стремление к образному выражению его на этом обычае не остановилось, а пошло далее. В Вологодск. губ. (Кадниковск. у.), например, к рогулькам из теста (которые также называются лесенками) прибавляют еще особое печенье — сочни с овсяной крупой, называемые «христовыми окутками» — всегдашней принадлежностью всякой крестьянской обуви, неизбежной при хождениях и восхождениях.
О путанице в переносе весеннего праздника, в виде Семика и Русальной, с венками и неизбежной яичницей, на разные праздники церковного календаря мы укажем в своем месте. Относительно же Вознесенья, между прочим, ярославское Пошехонье представляет кой-какие дополнения и отличья. Так, например, тамошние девушки с готовой яичницей, завязанной в платок, обходят все деревенские поля одни (парни ни в каком случае не допускаются). Когда съедят обетное кушанье, девушки начинают кататься по траве и приговаривать:
«Расти, трава, к лесу, а рожь к овину».
Некоторые стараются объяснить этот языческий обычай почитания русалок самым днем, для того намеченным (четверг посвящается богу-громовнику), радуясь тому подходящему случаю для замены, что и христианский праздник всегда упадает на четверг.
XXVI. СЕМИК И РУСАЛЬНАЯ
В память старой веры и дедовских обычаев за «неделею всех святых» сохранилось название «русальной», а последнее весеннее воскресение, на том же основании, именуется «проводами весны и встречей русалок». Весну, впрочем, провожают накануне начала Петровского поста, вечером, когда обычно поют и пляшут, а в черноземной Руси (например, в Елатомском у., Тамбовской губ.) на другой день (и также вечером) совершают эти проводы в лицах: молодые крестьяне, женатые и неженатые, наряжаются в торпища и прячутся около села во ржи, поджидая, когда выйдут сюда девушки и молодые бабы. Тогда, во ржи, где-нибудь раздается легкое хлопанье кнутов, которыми запаслись мужчины. Бабы и девушки испуганно вскрикивают: «Русалоцки... русалоцки» — и разбегаются в разные стороны. Вдогонку за ними пускаются наряженные, стараясь ударить оплошавших женщин кнутом. Бабы спрашивают: «Русалоцки, как лен?» (уродится). Ряженые же указывают на длину кнута, вызывая бабьи выкрики: «Ох, умильные русалоцки, какой хороший!» В Пензенской губернии к этому дню молодежь приготовляется еще за неделю, с самого Троицына дня, и хотя ряженых бывает немного, но все умеют быть веселыми и стараются быть забавными. Один наряжается козлом, другой надевает на руки и на ноги валеные женские сапоги и изображает собой свинью (самая трудная роль), третий шагает на высоких ходулях, четвертый наряжается лошадью (когда все 4 конца торпища увязаны соответствующим образом толстыми бичевами, то является подобие лошадиной головы, вполне удовлетворяющее зрение, если воткнуты два колышка в голову, взамену ушей, и все это прикреплено к палке). С этой палкой в руке, прикрытый торпищем, парень являет собой подобие коня, ставшего на дыбы. Есть еще один, более простой, способ наряжаться лошадью — для этого на палку (в два с полов, арш.) надевается головная лошадиная кость, а самую палку обивают пологом и окручивают веревкой, у которой один конец оставляется свободным. За этот повод уздечки берется ловкий молодец, изображающий вожака и руководящий скачками и пляской упрямой, норовистой лошади. Она брыкается, разгоняя хохочущую толпу девчонок и мальчишек, а тут же, рядом с ней бодается козел, постукивая деревянными челюстями и позванивая подвязанным колокольчиком. Но самое большое удовольствие получает тот шут в маске, который забирается в бабью толпу, поталкивает и пощупывает, повертывает и обнимает. Все, имеющиеся налицо, музыкальные инструменты, принесены сюда: заливаются гармошки, трынкают балалайки, пищит скрипка и, для полного восторга провожающих весну, раздаются громкие и звонкие звуки от ударов в печные заслонки и сковороды. Впрочем, ряженые иногда ограничиваются тем, что просто испачкаются сажей и с шумом и треском обходят всех состоятельных жителей, как обходили, не так давно, все помещичьи дворы, заслуживая пляскою трепака угощение водкой. Самая процессия проводов весны совершается так: впереди идут с лошадью русалыцики, за ними бегут вприскочку перепачканные ребятки (это «помелешники» или «кочерыжники»), которые подгоняют кнутами передних. В поле, за деревней, делают несколько холостых выстрелов из ружей, а в честь русалок выделяется бойкая девушка, которая, с палками в руках, скачет взад и вперед. Затем лошадиную голову бросают в яму до будущего года — это и есть проводы русалки и прощание с весной. Надурачившись в своем селе, зачастую переходят в соседние деревни, пока там, в глухую полночь, не свалятся с ног. Но чаще (по свидетельству одного корреспондента из Саранского уезда, Пензенской губернии) бывает так: «Когда толпа поредеет и на улице остаются парни, девки да солдатки, парни подхватывают их и тащат в сторону к амбарам и погребам. Женщины сопротивляются, и все затеи женихов, к чести девушек, остаются безрезультатными. И это не в один какой-либо вечер, а всегда». Описывая своих, похваливая их нравственность, наш автор исполнил честно только добрый соседский обычай. Но в действительности веселый бог весны не так милостив и жалостлив к молодежи, как было бы желательно, по крайней мере не на то наводят, не о том говорят все эти «веснянки» — старинные песни, а особенно те из них, которым присвоено название семитских. Семик — тоже весенний праздник, и притом самый веселый и коренной, и так же цельно и свято соблюдаемый с древних времен седой доисторической старины. С русальным праздником у Семика такое близкое родство, что, судя по самым основным приметам, их теперь и отделить очень трудно, а с широкой масленицей у Семика такое сходство, что оно не ускользнуло и из праздничных хвалебных песен. Разница тут только в том, что один праздник приспособлен к концу весны, другой к концу зимы, и оба в честь красного солнышка.
Основное ядро семитского праздника и существенная отличительная его особенность — завиванье венков, — осталось в прежней силе и неизменном порядке, но сроки отправления празднества перепутались. Так, например, в окрестностях города Углича для завиванья венков избран Вознесеньев день, в Калужской и Орловской губ. делают то же на Духов день, в Симбирской губернии Семик приходится еще за два дня до Троицына дня, а в Пошехоньи и вообще в Ярославской губ. на Троицын день. В Симбирской губ. (хотя бы, например, в Буинск. у.) особенно избранные девушки, накануне Троицына дня, ходят с раннего утра под окнами подруг и объявляют о наступлении Семика такими словами: «Троица по улицам, Семик по задам». Это значит, что когда каждая украсит свою избу березками вдоль всей деревенской улицы, то им, деревенским девицам, придется идти за околицу, под предводительством избранной по жеребью и одетой в мужское платье (это — Семик). Идут разодетые и с запасами: с печеными и сырыми яйцами для неизбежной яичницы, с лепешками и пирогами. В ближней роще выбирают кудрявую березу, срубают самую густую ветку, украшают ее лентами, втыкают в землю и, ухватившись за руки, сплетаются хороводом и поют известную песню: «Как из улицы в конец шел удалый молодец», с припевом о Дунае-сыне-Ивановиче. Песни поют до обеда, т. е. до той поры, когда дойдет очередь до принесенных яств, после чего с той же березы рвут ветки и плетут венки, с которыми опять водят хороводы и играют песни, спрашивая в одной из них: «Мне куда тебя, веночек, положить?» — и отвечают: «Положу тебя, веночек, на головку, ко душе милой девице, — ко названной сестрице». Что споют, то и сделают, а придя на пруд или реку, с зажмуренными глазами бросают венки на воду и гадают: потонул венок — в тот год замуж не выйти, а пожалуй, даже и умереть, но очень хорошо считается, если венок всплывет, да еще против течения.
В Ярославской губ. (Роман, у.) через сплетенные из березы венки девицы целуются, обязуясь сохранить на целый год дружбу, до новых поцелуев, хотя бы и с другой девушкой. Близ Углича игра с разукрашенной березкой и яичницей применяется к гаданью на урожай ржи, так как березку ставят среди озимого поля, а яичницу едят не иначе, как бросая через голову часть ее и целые яйца в рожь, «чтобы она, кормилица, лучше уродилась» («колосок рожки уродился с ложку, а комелек рожки со Христову ножку»). Затем по ржаной полосе катаются, переваливаются с боку на бок, для того, чтобы не болела во время жнитва спина и не «расхваталась» (от схватки пучков ржи на серп) рука, перевязанная для устранения возможной беды на это время в запястье ниткой. Почествовав таким способом рожь, завивают венки на себя, на родителей, на жениха или просто на знакомых, оставляя их до Троицына дня, когда ходят «ломать венки», т. е., погадавши на них, бросать в воду.
XXVII. ТРОИЦЫН ДЕНЬ
Троицын день можно с полным основанием назвать «зелеными святками», и не только потому, что в этот день прихожане выстаивают в церквах обедни с букетами луговых цветов (в Яросл. губ. назыв. «духами») или ветками деревьев, но и по той причине, что как улицы, так и дома украшаются березками. Полевые цветы, побывавшие в церкви, засушивают и хранят за иконами для разных надобностей: их кладут под свежее сено и в житницу, чтобы не водились мыши, в норы на грядах от землероек и на чердак, чтобы устранить пожарные беды. Деревья свозят на деревенские улицы целыми возами и украшают не только двери, но и косяки окон, а в особенности, свою «матушку-церкву» , пол которой усыпается свежей травою: ее всякий, при выходе от обедни, старается захватить из-под ног, чтобы примешать к сену, вскипятить с водой и пить, как целебную. Из листьев деревьев, стоявших в церкви, иные вьют венки и кладут их в горшки при рассаживании капусты.