Легенды II (антология)
Шрифт:
Пригибаясь под ветками, Дунк сорвал листок, и тот рассыпался у него в руке, как тысячелетний пергамент.
— Не надо было рубить того человека мечом, — сказал он Беннису.
— Подумаешь, пощекотал малость. Это научит его следить за своим языком. Я бы глотку ему перерезал, но тогда остальные разбежались бы, точно кролики, и пришлось бы за ними гоняться.
— Неужто вы их всех убили бы? Двадцать человек? — недоверчиво спросил Дунк.
— Двадцать двух. На два больше, чем пальцев у тебя на руках и ногах. Пришлось бы убить,
— Вы хотите солгать сиру Юстасу?
— А почему бы и нет? Кто ему правду-то скажет — мухи? — Беннис ощерил свои мокрые красные зубы. — Никудышник не вылазит из своей башни — разве что к мальчикам в ежевику.
— Присяжный рыцарь должен говорить правду своему господину.
— Правда правде рознь, чурбан. Иногда от нее один вред. Засуху насылают боги, а против богов человек ни хрена не может. Горячая Вдова — иная статья. Если сказать Никудышнику, что воду у него отвела эта сука, он сочтет долгом чести вернуть покражу назад. Вот увидишь. Он этого так не оставит.
— Так и следует. Нашим крестьянам без воды смерть.
— Нашим? — На этот раз Беннис заржал, а не закудахтал. — Может, я по нужде отлучился, когда сир Никудышный сделал тебя своим наследником? И сколько же у тебя крестьян? С десяток, считая полоумного сынка Косой Джейны, который не знает, каким концом топор держать? Сделай их всех рыцарями, и у нас будет вполовину меньше, чем у вдовы. Это помимо ее оруженосцев, лучников и прочих. Всех твоих пальцев не хватит, чтоб их перечесть — придется кликнуть лысую башку на подмогу.
— Мне не обязательно по пальцам считать. — Дунку все опротивело: жара, мухи и общество бурого рыцаря. Беннис когда-то служил вместе с сиром Арланом, но это было давным-давно. С тех пор он стал низким человеком, лжецом и трусом. Дунк послал коня рысью и уехал вперед, подальше от Бенниса и его запаха.
Оплот назывался замком только из вежливости. Он гордо высился на скалистом холме и виден был за много лиг, но весь состоял из одной-единственной башни. Пару веков назад она частично обрушилась и была восстановлена. Серый верх с севера и запада резко отличался от старого черного низа. Тогда же на кровле, опять-таки с северной и западной сторон, поставили стрельчатые вышки. Каменные надстройки в двух других углах так пострадали от непогоды, что трудно было определить, как они выглядели первоначально. Плоская крыша из сосновой дранки покоробилась и протекала.
От подножья холма к башне вела тропка, до того узкая, что ехать приходилось гуськом. Дунк поднимался первым. Вверху на скальном выступе стоял в своей потрепанной шляпе Эг.
К башне притулилась глинобитная конюшня, вся заросшая красновато-лиловым мхом. В одном из денников, рядом с Мейстером, стоял серый мерин старого рыцаря. Бочки Эг с Сэмом Ступсом, видимо, закатили в дом.
— Ну как, выяснили, что случилось с ручьем? — спросил Эг.
— Горячая Вдова его запрудила. — Дунк спешился и вручил поводья Эгу. — Не давай ему много пить сразу.
— Да, сир, я знаю.
— Моего коня тоже возьми, парень, — распорядился Беннис.
— Я у вас не служу, — нахально ответил Эг.
Ох, не доведет его язык до добра, подумал Дунк.
— Возьми у него коня, не то в ухо получишь.
Эг надулся, однако послушался. Как только он взялся за повод, смачный красный плевок Бенниса шмякнулся ему прямо на босую ступню.
— Вы плюнули мне на ногу, сир, — ледяным тоном заметил мальчик.
— Угу. А в другой раз в рожу плюну, — посулил Беннис, слезая с коня. — Посмей только опять надерзить мне.
Дунк видел, как зол мальчуган, и боялся, как бы дело не обернулось к худшему.
— Займись лошадьми, Эг, — сказал он. — Нам надо поговорить с сиром Юстасом.
Единственным входом в Оплот служила дубовая с железом дверь в двадцати футах над ними. Нижние ступени из гладкого черного камня до того истерлись посередине, что больше походили на чаши. Выше их сменяла крутая деревянная лесенка, которую в случае нападения поднимали, как мост. Дунк шагал через две ступеньки, распугивая кур.
Оплот был больше, чем казался с виду. Его глубокие подвалы и склепы занимали добрую часть холма, на котором торчала четырехэтажная башня. На двух ее верхних ярусах имелись балконы и окна, на нижних — только амбразуры. Внутри было прохладнее, но так темно, что глаза у Дунка не сразу привыкли. Жена Сэма Ступса, стоя на коленях у очага, выгребала золу.
— Сир Юстас внизу или наверху? — спросил ее Дунк.
— Наверху, сир. — Старуха так горбилась, что голова у нее сидела ниже плеч. — Он только что ходил навестить мальчиков в ежевике.
«Мальчики» были сыновья Юстаса Осгри — Эдвин, Гарольд и Аддам. Эдвин и Гарольд были рыцарями, Аддам — оруженосцем. Все они пали на Багряном Поле пятнадцать лет назад, в конце мятежа Черного Пламени. «Они умерли славной смертью, сражаясь за своего короля, — сказал Дунку сир Юстас, — а я привез их домой и похоронил в ежевике». Жена старого рыцаря тоже лежала там. Вскрывая новую бочку вина, старик всякий раз спускался с холма, чтобы помянуть своих мальчиков. «За нашего короля!» — произносил он, поднимая чашу, и пил.
Спальня сира Юстаса занимала четвертый этаж башни, горница помещалась под ней. Старик обыкновенно сидел там, роясь в своих сундуках. На толстых стенах из серого камня висело заржавленное оружие, знамена поверженных врагов, трофеи времен давнишних сражений, о которых не помнил больше никто, кроме сира Юстаса. Знамена, некогда яркие, покрылись плесенью, выцвели, запылились и все как одно казались зеленовато-серыми.
Сир Юстас, счищавший грязь с разрубленного щита, просветлел при виде Дунка.