Легенды крови и времени

Харкнесс Дебора

Далее Маркус и Фиби приступили к выбору создателя из совсем короткого списка возможных кандидатов. О членах семейства де Клермон не могло быть и речи. Филипп де Клермон еще давным-давно установил жесткие правила, запрещавшие даже намек на кровосмесительство. И не важно, что дети не рождались, а создавались. Отношение к ним было такое же, как к детям в мире людей. Мужей и жен членам семейства де Клермон надлежало искать вне круга семьи. Однако существовали и другие условия. Создателем Фиби должен был стать древний вампир, имеющий сильную генетику и способный давать здоровое

вампирское потомство. А поскольку превращение Фиби в вампиршу навсегда связывало ее создателя с де Клермонами, от репутации такого вампира и обстоятельств его (или ее) вампирской жизни требовалась полная безупречность.

После того как Фиби и Маркус определились с создательницей – их выбор пал на Мириам, – Мириам с Болдуином занялись всем, что касалось выбора точного времени превращения. Изабо руководила практической стороной приготовлений, куда входили жилище, финансы и улаживание вопросов с работой Фиби. В этом ей помогал демон Хэмиш Осборн, друг Мэтью. Выход за рамки жизни теплокровного человека был делом довольно сложным. Для мира людей устраивались тщательно подготовленные спектакли со смертями и исчезновениями. Кто-то поначалу временно оставлял работу по личным обстоятельствам, чтобы через полгода уволиться совсем.

Теперь, когда Фиби стала вампиршей, первым ее гостем мужского пола будет Болдуин. Из-за сильной взаимосвязи между физическим голодом и сексуальным желанием контакты Фиби с другими мужчинами будут ограничены. Чтобы предотвратить любые поспешные решения, принятые в результате первого всплеска вампирских гормонов, Маркусу позволят увидеться с Фиби не раньше, чем Болдуин почувствует, что она способна здраво рассуждать об их совместном будущем. Традиция предписывала вампирам выжидать в течение девяноста дней. Примерно столько времени требовалось вампиру, чтобы из заново рожденного младенца дорасти до состояния оперившегося птенца, в той или иной мере способного к самостоятельной жизни. И только после этого влюбленные вновь соединялись.

Всех буквально шокировало, что Маркус безропотно согласился с каждым пунктом хитроумных планов Изабо. В семье он считался бунтарем. Я ждала услышать его возражения, однако Маркус не сказал ни слова.

– Пару дней назад все были полностью уверены в успешном превращении Фиби, – сказала я. – Что ж вы тревожитесь о ней сейчас?

– Мы тревожимся не о Фиби, а о Маркусе, – ответила Изабо. – Он никогда не умел ждать и подчиняться правилам, установленным другими. Маркус слишком порывисто отзывается на голос сердца, отчего обязательно вляпывается в какую-нибудь беду.

Дверь кухни настежь распахнулась, и появилось стремительно движущееся сине-белое пятно. Я редко видела, чтобы вампиры не умели управлять скоростью собственного движения, и даже растерялась, когда несущееся размытое пятно превратилось в белую футболку, выцветшие джинсы, синие глаза и густую копну светлых волос.

– Я должен был оставаться рядом с ней! – кричал Маркус. – Я почти всю жизнь стремлюсь почувствовать, что я где-то и кому-то нужен. Я хочу иметь свою семью. И теперь, когда у меня есть пара, я повернулся к Фиби спиной.

За Маркусом, словно

тень, догоняющая солнце, появился Мэтью. Процессию замыкал Ален Ле Мерль, некогда бывший у Филиппа оруженосцем.

– Как ты знаешь, традиция… – начал Мэтью.

– Когда это я обращал внимание на традиции?! – воскликнул Маркус.

Напряженность в кухне поднялась уровнем выше. Будучи главой своей семьи, Мэтью ожидал от сына уважения и послушания, а вовсе не споров.

– Надеюсь, все в порядке? – спросила я.

Жизнь университетского профессора убедила меня в полезности риторических вопросов, дававших каждому шанс остановиться и подумать. Мой вопрос несколько разрядил обстановку, поскольку собравшиеся прекрасно понимали: все далеко не в порядке.

– Мы никак не думали, что застанем тебя бодрствующей, mon coeur. – Мэтью подошел ко мне и поцеловал; от него пахло свежим воздухом, соснами и сеном, словно он бегал по широким полям и густым лесам. – Маркус немного встревожен состоянием Фиби, и только.

– Немного встревожен? – На лбу Маркуса обозначилась хмурая складка. – Да я с ума схожу от беспокойства. Я не могу видеться с ней. Не могу ей помочь…

– Тебе следует доверять Мириам. – Голос Мэтью звучал сдержанно, однако на подбородке дергалась жилка.

– Мне вообще не надо было соглашаться на этот средневековый протокол! – Возбуждение Маркуса нарастало. – И вот результат: мы разделены, а ей не на кого опереться, кроме Фрейи.

– Помнится, ты сам просил Фрейю помогать Фиби, – спокойно заметил Мэтью. – Тебе было из кого выбирать опору для Фиби на время ее адаптации. И ты выбрал Фрейю.

– Черт тебя побери, Мэтью! Неужели тебе при любых обстоятельствах надо оставаться до жути рассудительным?! – крикнул Маркус, поворачиваясь к нему спиной.

– Такое бесит, правда? – Я сочувственно обняла мужа за талию и притянула к себе.

– Да, Диана. Бесит, и еще как, – ответил Маркус, подходя к холодильнику и рывком открывая тяжелую дверцу. – И я вынужден мириться со всем этим гораздо дольше, чем ты… Марта, это как понимать? Чем ты занималась день напролет? В доме нет ни капли крови.

Трудно сказать, кого сильнее всех потрясла подобная критика в адрес досточтимой Марты. Она обладала потрясающей способностью удовлетворять потребности каждого члена семьи раньше, чем эти потребности у нас появлялись. Зато было ясно, кого слова Маркуса разозлили сильнее всего. Алена. Марта была его создательницей.

Мэтью и Ален переглянулись. Ален чуть наклонил голову, показывая, что необходимость Мэтью образумить сына перевешивала его собственное право защитить мать. Мэтью осторожно снял мою руку.

Еще через мгновение Мэтью оказался на другом конце помещения, пригвоздив Маркуса к стене. Случись подобное с обычным человеком, у бедняги были бы переломаны ребра.

– Маркус, с меня довольно! Я ждал, что превращение Фиби пробудит у тебя воспоминания о твоем превращении, – сказал Мэтью, держа сына железной хваткой. – Но, как вижу, тебе нужно всерьез поупражняться в сдержанности. Своим сумасбродным полетом в Париж и появлением у Фрейи ты ничего не достигнешь.