Легенды Львова. Том 1
Шрифт:
– Шалом!
– Шалом, Файфель!
Вот так радость! Файфеля, великого хасида Файфеля из Холма, знают во Львове и даже узнают на улице. А дальше ноги его несли уже сами, несли туда, где в Холме стоял его дом. Интересно, что находится на этом же месте во Львове? И когда он попал на улицу, которая до боли напоминала ту, на которой он жил, и увидел дом, который ничем не отличался от его родного, то уже даже не удивлялся. Единственное, что Файфеля удивило, это то, что увидел во дворе: там играло шестеро детей, и все – вылитые его дети! Но ещё шире он разинул рот от удивления, когда
Файфель на миг остолбенел и, хватая ртом воздух, заверещал:
– Караул! Евреи! Только посмотрите! Во Львове – всё как в Холме. Это ещё полбеды. Но чтобы на такой же улице стоял такой же дом, а в нём жила такая же зараза, как моя Рывка, – такого нарочно не придумаешь!
– О, Файфель! Вернулся! – поздоровалась Рывка. – Идём ужинать.
Файфель оглянулся. К кому она обращается? Никого, кроме него, на улице не видно.
«Итак, женщина, похожая на Рывку, говорит со мной, – сделал он вывод. – Больше того, она назвала меня Файфелем. В самом деле, меня и правда зовут Файфель. В этом нет никакого сомнения». Его удивлению не было границ: оказывается, во Львове в таком же домике живет такая же Рывка, и у неё – чудо из чудес! – муж по имени Файфель. «А мы с ним, видимо, похожи как две капли воды! Вот так приключение!»
– Ну, чего ты стоишь? – отвлекла его от раздумий жена. – Ужин стынет.
Какую-то минуту Файфель колебался, но наконец таки вошел в дом, сел за стол и стал ужинать, время от времени посматривая на двери, не появится ли второй Файфель. Интересно, что он скажет, увидев своего двойника из Холма. После ужина дети отправились спать, Рывка разостлала кровать и начала раздеваться, а львовский Файфель всё ещё не появлялся. Ну, нет так нет. Может, утром придёт. И Файфель лёг рядом с Рывкой и от усталости мгновенно уснул.
Однако львовский Файфель не пришёл ни завтра, ни послезавтра, недели шли за неделями, месяцы за месяцами, а он не появлялся. Прошёл год, а Файфель и дальше жил себе во Львове, ему было хорошо, даже львовская Рывка нравилась ему куда сильнее, чем холмская, потому что всё-таки меньше ворчала. Иногда в его голову приходила мысль: а может, вернуться наконец домой, в родной Холм, по которому грустил, но он сразу же такие мысли отгонял. Что он скажет холмской Рывке? Где пропадал? Что объяснит детям? Нет уж, лучше оставаться во Львове. И, в конце концов, могло же произойти и так, что львовский Файфель как раз подался в Холм и так же наткнулся на его дом, а холмская Рывка позвала его ужинать, и он остался жить в его доме и живёт себе да и живёт, а?
Файфель покупает козу
Как-то Файфель решил, что надо ему купить козу. Сходил он на базар, выбрал самую лучшую козу, которую только увидел, и пошёл обратно. Но по дороге остановился в корчме, чтобы отдохнуть и перекусить, а козу привязал к забору. А поскольку он был очень доволен своей козой, которую так выгодно купил, да ещё и выторговал у продавца золотой, то заказал себе ещё и водочки.
Тем временем корчмарь заменил его козу на своего старого козла, который был такого же цвета. Файфель, угостившись водкой, ничего не заметил, взял козла за верёвку и привёл домой. Жена, как увидела, кого он привёл, в ладоши всплеснула:
– И это, по-твоему, коза?
Схватила скалку и давай своего пьяного мужа дубасить. Но у захмелевшего Файфеля всё начисто вылетело из головы, он помнил только, что заплатил четыре золотых за животное с большим выменем.
– Ну, так, вероятно, тебе подсунул этого замухрышку-козла тот свинтус на рынке. Завтра с самого утра пойдёшь снова на ярмарку и приведёшь козу, за которую ты заплатил хорошие деньги. А если он будет вилять, то пригрозишь ему стражниками.
Бедный Файфель на следующее утро снова отправился в путь. Опечаленный хлопотами, обрушившимися на его голову, он зашёл в корчму и пожаловался корчмарю, что у него произошло, и что он вынужден снова плестись на ярмарку, ругаться с торгашом и вызывать полицию.
Корчмарь угостил его рюмкой, а пока Файфель угощался, быстренько отвязал козла от заборчика, а привязал козу, потому что подумал, что его могут ждать неприятности, если Файфель обнаружит, что торговец продал ему таки козу.
Файфель снова ничего не заметил и подался на рынок, обдумывая по пути, что он скажет продавцу и как будет угрожать полицией.
Но торгаш искренне удивился:
– О каком козле этот безумный говорит? Да взгляните же, разве это не коза, которую он вчера купил? А я, глупый, ещё ему один золотой уступил!
Файфель, уже ничего не понимая, отправился домой. И так у него в голове было мутно, не мог не зайти снова в корчму, где так хорошо отметил и свою радость, и своё горе. А корчмарь уж постарался, чтобы Файфель сильно залил глаза и не заметил, что козу снова подменили козлом.
Вся еврейская община Холма собралась, чтобы увидеть, кого на этот раз приведёт Файфель с рынка. И когда они увидели козла, то были так ошарашены, что сразу собрали совет, который совещался семь дней и семь ночей, пока не пришёл к выводу, что когда ведёшь козу с рынка в Холм, она превращается в козла, а когда назад – козёл становится козой. И постановила, что отныне запрещается покупать коз на том рынке.
Еврейские легенды
Честная община
О еврейской общине Рудно никто ничего хорошего сказать не мог. Всё, что плохо лежало, рудновские евреи ловко тащили домой. Амбары их были забиты разным хламом.
Как-то раввин из Чехии ехал во Львов, и ночь застала его в пути. Вот он и решил заехать к раввину в Рудно, чтобы оставить у него деньги и драгоценности, потому что боялся львовских воров. Местный раввин похвалил осторожность коллеги, но отказался принять шкатулку.
– Разве что отдадите её в присутствии старейшин общины.
Учёный человек из Чехии согласился. Раввин призвал старейших граждан, и в их присутствии пересчитал дукаты, осмотрел ценности и торжественно запер сокровище в синагоге.
Через восемь дней, возвращаясь из путешествия, задержался раввин в городке и, наведавшись к своему товарищу, попросил вернуть деньги. Но каково же было его удивление, когда уважаемый седой раввин сообщил, что ему ничего об этом не известно.
Возмущенный чешский раввин воскликнул: