Легенды нашего края. Люди Падающей Воды
Шрифт:
Вновь собрались у белой шкуры, когда появился в пещере Глям. Он выплеснул приемнику на грудь белую краску из половинки панциря большой черепахи.
Харка сказал:
– Люди Падаюшей Воды, на закате солнца сожгите меня вместе с телом последнего Хранителя на костре перед входом в пещеру.
– Хоу! – воскликнули люди, услышав волю последнего Посвящённого.
– Да будут в пещере мир и согласие.
– Хоу!
– А теперь оставьте меня в покое.
– Хоу! – сказали люди и разошлись.
Снова
Харка закрыл глаза….
– Спишь, Обречённый?
Агда стояла в трёх шагах, покусывая стебелёк, отставив в сторону стройную ногу и уперев руку в бок.
– Зачем пришла?
– Тебя увидеть. Привет от Эолы передать.
– А где она сама? Что не идёт проститься?
– Твоей последней просьбы боится, а я не боюсь и готова любить даже Обречённого, если страх смерти не помешает ему быть мужчиной.
Харка усмехнулся горько:
– Зачем тебе это?
– А вот! Хочу, чтобы сын мой был на тебя похожим.
– Ты пробуждаешь во мне силы, но мне бы хотелось Эолу увидеть. Свидетельница наших клятв, уговори её прийти или передай, что я любил её, люблю и буду любить даже тогда, когда душа моя вместе с дымом отправится на небеса.
Агда капризно поджала губы.
– Я, Харка, чем хуже её?
– Ты, Агда, всех превзошла, но для любви чистота нужна – это главная красота женщины.
– Вот поганец! – Агда добродушно рассмеялась. – Ладно, попробую уговорить твою чистую, но трусливую.
Эола подошла, прикрыв лицо кудрями.
– Прости, Харка, я не могу тебе дать то, что ты хочешь.
Юноша согласно кивнул:
– Я понимаю, печать Обречённого…. Но поцеловать ты меня можешь?
Эола кивнула, опустила колени на белую шкуру, откинула волосы от лица и зажмурила глаза. Обречённый макнул палец в белую краску на своей груди и провёл по девичьей – от основания до самого соска. Эола отпрянула.
– Что ты делаешь? Она же не смоется!
– Этот знак моей любви будет тебя хранить. Если кто-нибудь захочет причинить тебе зло, так и скажи – у меня на груди знак сожженного Обречённого – жди страшной мести от него.
– О, Харка, как же ты мог? Этот твой знак теперь можно удалить разве только вместе с грудью. Но она же левая – мне придётся безгрудой стать, если захочу я в охотницы.
– Не удаляй. Верь мне – всё будет хорошо.
– О, Харка, Харка, зачем ты сделал меня несчастной?
Эола убежала, испугавшись Гляма.
Краскотёр потыкал пальцем в Харкину грудь:
– Ещё
Харка усмехнулся.
– Нарасхват пойдёт – всем нужна милость того, которого уже нет и никогда не будет.
– Я готовил её из белой глины, добавив немного волчьего жира и пихтовой смолы. Чуешь, как пахнет? – Глям притиснулся носом к Харкиной груди и зашептал. – Доведётся с Ним встретиться там, попроси для меня….
– Месторождение белой глины, волчьего жира или пихтовой смолы?
– Силы мужской. Бабы ходят ко мне табунами за красками для красоты, готовы на всё, а я…, – краскотёр прицыкнул языком.
Взор Обречённого посуровел:
– Младенцев ел?
– Говорили, продляют жизнь.
– Вот и живи.
– Так радости нет.
– Ступай, – Харка закрыл глаза. – Силы твои ушли в обмен на долголетие.
– Так если б я знал…. – Глям горестно махнул разноцветной рукой и прочь пошагал.
Явился Многорукий Лам.
– Ты тоже с просьбой?
– Поговорить пришёл. А впрочем, да, конечно, хочу попросить – раз ты последний Посвящённый….
Харка поправил:
– До заката.
…. дай мне помощников – я обучу их гончарному делу.
– Толково. Но у меня другая мысль – лето для охоты, пусть юноши сейчас постигают навыки пищу добывать, а горшки учиться лепить можно зимой в пещере. Ты сюда глины натаскай – как опадёт листва, и все стада откочуют в края высокого солнца, в помощниках тебе недостатка не будет. И приглядишься – кто посноровистей, летом в овраг с собой заберешь.
– Верно мыслишь. Какой бы из тебя вышел Хранитель! Ты, Харка, видишь жизнь не так, как все – не зря же был выбран приемником.
– А ты как видишь её, Лам Многорукий?
– Восход – закат, зима и лето, рождение – жизнь – смерть…. Примерно так.
– А для чего всё это?
– Кто знает? Наверное, Бурунша….
– А самому постичь?
– Тут голова нужна Хранителя.
– А ты под ним? Удобно. Ответь мне, Лам, любил ли ты женщину когда-то всей душой, которая сгорала в огне нетерпеливой страсти – к ней бегал на свидания, томился, ждал и обнимал в безудержном порыве?
– Конечно, Харка, ведь я – мужчина.
– А она тебя любила?
– Говорила, что любит меня единственного….
– А потом?
– По рукам пошла….
– Почему же она так поступила?
– Потому что женщины все такие!
– А может, она твоего спасала сына – ты не подумал?
Лам задумался.
– Ты смог бы, Лам, защитить её и своего ребёнка?
– Если только покинуть пещеру, но зимой это верная смерть.
– Женщины спасли детей, объединившись.
– Но я-то мужчина!