Легенды о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола

Стейнбек Джон Эрнст

В большом зале королевского замка были накрыты праздничные столы. Сам Артур восседал на возвышении под балдахином, вокруг него расположился цвет рыцарства — члены сообщества Круглого Стола, все разряженные не хуже королей; а ниже за досками, положенными на козлы, пировали гости попроще. Народу набилось столько, что сидели кучно, локоть к локтю — словно селедки в тесной бочке.

После обязательных молитв и первых заздравных тостов, после того, как присутствующие уже воздали должное превосходному жаркому, настал миг, когда слово дали бесконечной веренице побежденных рыцарей. Согласно традиции, они должны были по очереди выступать и прославлять своих победителей. Тем же, в свою очередь, полагалось сидеть скромно, потупившись и слабо отмахиваясь от цветистых комплиментов. И как это случается при публичном покаянии, когда люди входят в раж и начинают преувеличивать свои грехи — самые рядовые проступки вырастают до масштабов вселенских преступлений, — так и здесь выступавшие рыцари, не зная

меры, до небес превозносили подвиги своего удачливого противника. В этом проявлялась не только естественная, пусть и гипертрофированная, благодарность за сохранение жизни, но и подспудное стремление приобщиться к чужой славе.

Желание, в общем-то, понятное. Другой вопрос, насколько приятно оказаться в роли объекта подобного неумеренного восхваления. А примерно в такую ситуацию и угодил сэр Ланселот, восседавший в своем именном кресле за Круглым Столом. Он, конечно, машинально кивал головой — как же без того? — но, по свидетельствам некоторых очевидцев, откровенно клевал носом во время означенной церемонии. И то сказать, список его славных подвигов оказался столь длинным, что оглашение растянулось на много часов. За последние годы слава сэра Ланселота достигла таких неслыханных высот, что даже потерпеть поражение от него почиталось за великую честь. А поскольку за спиной его осталось бесчисленное множество побед, то Ланселот уж и сам не мог вспомнить, кого из рыцарей он действительно победил. Для них же это было удобным способом хотя бы на время завладеть всеобщим вниманием. А посему, сидя за столом в полудремотном состоянии и страстно мечтая оказаться где-нибудь еще, сэр Ланселот с удивлением обнаружил, что ему приписывают подвиги, которые, как он помнил, совершили совершенно другие люди. Рассказчики собирали все легенды, приукрашивали их в меру своих способностей и благоговейно складывали к подножию сияющей пирамиды Ланселотовых достижений. Помимо своей воли он очутился на вершине пьедестала — на завидном месте, обычно предназначавшемся для уважаемых покойников, которые не могут ни принять, ни опровергнуть приписываемых им деяний. Он смутно отмечал, что силу его сравнивали с силой слона, а храбрость — с храбростью льва; выяснилось, что по быстроте восприятия он вполне может сравниться с лесным оленем, а по хитрости — с лисом; по красоте — со звездами, а по мудрости — с самим Солоном, написавшем для афинян множество полезных законов. С удивлением сэр Ланселот узнал, что в неподкупности он не уступит святому Михаилу, в скромности — новорожденному ягненку, а его воинским успехам мог бы позавидовать и сам архангел Гавриил. Порой страсть выступавших достигала такого накала, что веселье за столом замирало — гости переставали жевать, а на зазевавшихся соседей, которые шумно прихлебывали медовуху, бросали осуждающие взгляды.

Артур безмолвно восседал на своем возвышении, он не ел, не пил, а только слушал. Рядом с ним сидела прекрасная королева Гвиневера, напоминавшая собственную статую, любовно раскрашенную рукой умелого живописца. Лишь иногда в глазах ее зажигались лукавые огоньки, которые и выдавали потаенные мысли королевы. Что же касается сэра Ланселота, то он откровенно скучал и развлекался тем, что внимательно изучал собственные руки. Против ожидания они не производили впечатления грубых мужских рук. Скорее, выглядели тонкими и изящными, особенно там, где не были обезображены старыми шрамами. И кожа на них казалась тонкой и белой, ибо обычно находилась под защитой мягкой лайковой подкладки латных рукавиц.

Однако было бы ошибочным считать, будто в большом зале все время царила мертвая тишина. Здесь постоянно возникало какое-то движение: одни входили в помещение, другие выходили. Меж столов постоянно сновали слуги, подносившие новые порции мясных блюд и огромные корзины с круглыми, плоскими хлебами. Да и среди гостей неизменно находились непоседы, которые, нагрузившись дармовым угощением, то и дело вставали и отлучались по неотложным делам.

Утомившись изучением собственных ладоней, сэр Ланселот почувствовал, что его неудержимо клонит в сон. Тогда он стал рассматривать собравшуюся публику сквозь наполовину смеженные веки. Это оказалось забавным: не имея возможности разглядеть лица, он пытался угадать личность присутствующих исключительно по их одежде и манере держаться. Рыцари в своих долгополых одеяниях двигались легко, едва не парили над землей — а все потому, что в кои-то веки смогли снять с себя тяжелые металлические доспехи. Ланселот поразился тому, какие у них длинные и тонкие ноги. Впрочем, поразмыслив, он и этому нашел объяснение. Дело в том, что большую часть времени рыцари разъезжали верхом и, следовательно, не имели ни возможности, ни потребности развивать ножную мускулатуру. Особого внимания заслуживали дамы — все, как на подбор, в парадных туалетах, с пышными юбками и замысловатыми головными уборами. Они вообще казались неземными созданиями: перемещались изящно и плавно — чисто вода в реке! Но сэр Ланселот прекрасно знал, что дело тут не в природной грации. Все их движения были заранее разучены и отрепетированы, а нынешняя плавность движений привита еще в детстве, да не как-нибудь, а через бесконечные удары розг по голым коленкам.

Люди восхищаются их безукоризненно прямой осанкой, но мало кто задумывается о том, какие муки приходится претерпевать юным девушкам, дабы ее заполучить. Чтобы избавиться от привычки горбиться, их с раннего возраста заставляют носить снабженные стальными шипами корсеты. А их горделивая посадка головы! И лебединая шея! Все это достигалось посредством высоких плетеных воротников из ивовых прутьев, а то и из жесткой проволоки. То ли дело люди низшего сословия! Нет нужды долго изучать внешность королевских слуг, с ними и так все ясно. Свои могучие, покатые плечи они получили благодаря тяжестям, которые им постоянно приходится переносить. То же самое можно сказать и о коротких, сильных, но кривоватых ногах, а также широких, косолапых ступнях. Достаточно только взглянуть, как они медленно бредут по большому залу, склоняясь под тяжестью зажаренного быка. А потом бочком, словно крабы, пятятся в коридор, стараясь не задеть никого из гостей.

В этот миг внимание сэра Ланселота привлекла внезапно наступившая тишина. Неужто длинный список его заслуг наконец-то исчерпался? Но нет, то была лишь вынужденная пауза: как раз закончил говорить тот самый рыцарь, что пытался убить его на дереве, и на смену ему начал подниматься сэр Кэй. О, Боже! Ланселот заранее знал, что тот будет говорить. Прежде чем его благодарный друг добрался до традиционного места посреди зала, сэр Ланселот кое-как выбрался из-за стола и подошел к королевскому балдахину.

— Милорд простит меня, если я ненадолго покину пиршество? — спросил он — Что-то мне нехорошо, похоже, старые раны открылись.

Артур снисходительно улыбнулся ему со своего возвышения.

— Я знаю эти раны, — ответил он. — Они и мне не дают покоя. Знаете что, я, пожалуй, пойду вместе с вами. Мы сначала позаботимся о наших ранах, а затем ненадолго поднимемся ко мне в башню.

И он подал знак герольдам, чтобы те трубили окончание застолья, а охранникам велел потихоньку очистить зал.

Чтобы попасть в королевские покои, надо было подняться по узкой винтовой лестнице на самый верх центральной башни. Башня эта до сих пор сохраняла свое стратегическое значение: расположенные через равные интервалы высокие скошенные бойницы позволяли лучникам держать под обстрелом наиболее важные улицы города.

По пути Ланселоту никто не встретился. Стражники стояли внизу, у основания лестницы, и они его беспрепятственно пропустили. Комната Артура представляла собой круглый плоский пласт, вырезанный в теле башни. Внутрь вела полукруглая арочная дверь, а окна заменяли все те же узкие бойницы. Королевские покои не могли похвастать богатством убранства: широкое ложе с дубовым сундуком в изножье, несколько простых табуретов, да резная скамья перед камином составляли всю обстановку комнаты. Полы, по обыкновению времени, были застланы свежесрезанным тростником. Зато стены привлекали внимание: грубая каменная кладка скрывалась под слоем штукатурки и меловой побелки, а поверх была сплошь расписана фресками, на которых прекрасные, серьезные люди шествовали рука об руку с ангелами. Комната тускло освещалась парой свечек да чадящим камином.

Когда сэр Ланселот показался в дверях, королева Гвиневера легко поднялась со скамьи, на которой сидела.

— Я оставлю вас одних, милорды, — с улыбкой молвила она.

— Нет, дорогая, не уходите, — попросил Артур.

— Останьтесь, миледи, — присоединился к нему Ланселот.

Король удобно устроился на постели. Сапоги он скинул, из-под длинной шафранового цвета туники торчали босые ступни.

Гвиневера в своем ниспадающем одеянии из зеленой венецианской парчи была, как всегда, прекрасна. На губах ее играла легкая улыбка, золотисто-карие глаза смотрели смело и открыто. Они были в точности того же цвета, что и волосы королевы. Странное дело, но ресницы и брови при этом были у нее черными (впрочем, странность сию, наверное, мог бы объяснить один странствующий рыцарь — тот самый, который регулярно привозил Гвиневере с далеких восточных базаров баночки с сурьмой).

— Ну, как? Нелегко вам далось праздничное застолье? — участливо поинтересовался Артур.

— Да уж, милорд. По мне, так легче терпеть тяготы военного похода.

— Вы что, и в самом деле совершили все те подвиги, о которых рассказывали рыцари?

— По правде говоря, не знаю, — хмыкнул Ланселот. — В их изложении все звучит несколько иначе, и я уж затрудняюсь ответить, где правда, где ложь. По-моему большинство рассказчиков сильно приукрашивают действительность. Там, где я (как мне помнится) прыгнул на восемь футов, они ведут речь о пятидесяти… ну, и так далее. Некоторых великанов, о которых сегодня говорилось, я вообще не могу припомнить.

Королева, подвинувшись, уступила ему место у огня, и сэр Ланселот с благодарностью уселся рядом с ней на скамью.

— А эта девица… как там ее звали? Ну, та самая, которая помогла вам бежать из плена королев-чародеек. Я все пыталась понять, в чем там дело, но девушка так бестолково рассказывала, что я совсем запуталась.

Сэр Ланселот заметно напрягся.

— Ну, вы же знаете, какими впечатлительными бывают юные девушки, — с наигранной улыбкой сказал он. — Ничего особого там не происходило. Всего лишь чуточка черной магии на заброшенном пастбище.