Легенды Приграничья (сборник)
Шрифт:
— А вы — почему? — вопросом на вопрос ответила она. — Я скажу вам. Вы ведь такой же, как и мы. Не знаю вашей истории, так же как и вы — моей, но скажу так: что-то испортило вам карьеру, и вы вынуждены уйти из Межзвездной… У вас есть какой-то недостаток, которого нет у остальных. Вы камнем ушли на дно, но отказываетесь признать это. Вы решили, возможно, даже подсознательно, что единственное спасение — путешествие, настоящее и символическое, на самый край ночи…
Калвер грубо рассмеялся:
— И вы считаете, что подобная теория применима ко всем приграничникам?
— К большинству. Только не к Старику… Он родился здесь, на Туле. Единственная, от кого он бежал, так это старуха с косой. Ему уже за две сотни лет. Финдер — приграничниктоже, так же как и Левин, наш псионик и офицер связи. А вот Бендикс — инженер межзвездных двигателей… так он из Трансгалактической. Ренальт — «Король ракет», был инженером на корабле бета– класса…
— Я слышал о нем, — пробормотал Калвер. — Однако никогда с ним не летал.
— Брентано — «человек-радио». Он работал в небольшой представительной компании «Созвездие». Старый Док Малон имел процветающую практику в порту Аустрал, в системе Центавра. Маклин, как вы уже знаете из Королевской почтовой…
— А вы? — спросил Калвер.
— Еще один беженец из Межзвездной, — вздохнула она. — Но я просидела «на берегу», на Земле, несколько лет, прежде чем отправиться сюда…
Только сейчас Калвер заметил, что они уже дошли до ворот космопорта. Охранники — бдительные стражи, несмотря на неряшливую форму, они внимательно оглядели астронавтов.
— Добрый вечер, мисс Арлен, — обратился к ним один из часовых. — Сегодня вы что-то рано.
— Кто-то ведь должен встать пораньше, чтобы приготовить завтрак этим звездным псам, — ответила она.
— А этот господин с вами?..
— Наш новый второй помощник.
Охранник долго рассматривал фотографию на документах, которые вытащил из верхнего кармана, и лицо Калвера. Потом коротко кивнул и нажал кнопку, открывающую ворота. Астронавты прошли на территорию космопорта. Впереди возвышался корабль — черный силуэт на фоне черного неба, и единственным светлым желтоватым пятном был тускло мерцающий воздушный люк.
— «Госпожа Одиночество», — игривым голосом объявила Арлен. — Бедная «Одинокая сука». Когда слышу, как люди говорят о ней, всегда задаюсь вопросом, говорят они о корабле или обо мне… Но я имею право быть несчастной. Знаете, как раньше меня называли? Ураган Джейн Лавлер. Но это до того как я вышла замуж. Теперь я Ураган Джейн Арлен…
Пока они медленно поднимались по пандусу к воздушному люку, Калвер придерживал девушку за локоть. Они вместе, не сказав ни слова, прошли мимо вахтенного, который наградил их взглядом человека, сильно мучающегося от похмелья, по винтовой лестнице поднялись на уровень, где располагались апартаменты офицеров.
Арлен провела своего спутника в небольшую кладовую рядом с кают-компанией офицеров и включила кофеварку. Через несколько секунд та начала мягко посвистывать. Девушка вытащила из агрегата две пиалы горького, черного варева.
— Сахар? Сливки?
— Только сахар. Спасибо.
— Не знаю, почему я пью эти помои, — продолжала Арлен. — Эта дрянь отрезвляет, а я не хочу быть трезвой. Выпив, могу смириться с неприветливым одиночеством, слиться с ним. А когда трезвею… Одиночество боится меня…
— Лавлер, — медленно проговорил Калвер, словно пробуя это слово на вкус. — Лавлер… Ураган Джейн Лавлер… Звучит как удары колокола. Вы случайно не с Альфы Скорпиона?
— Да, — равнодушно ответила она. — Я оттуда. Там случилась эпидемия, и причиной было пищевое отравление. Какой-то кретин указал, что причина на борту того суда, где я служила. А все из-за моего прозвища. Отвратительно. Но самое отвратительное, что мне не везло, даже когда я очутилась на берегу. Когда я оставила Межзвездную, вышла замуж, мне по-прежнему не везло. Я…
— Что же случилось?
— А что случилось с тобой? — в свою очередь, поинтересовалась она. — Мы едва знакомы, и не стоит нам откровенничать. К тому же сомневаюсь, что нам еще раз выпадет случай поговорить по душам.
Калвер допил кофе.
— Спокойной ночи, — объявил он.
Почувствовав себя беспомощными и бесполезным, он оставил девушку, прошел в свою каюту и заперся.
Калвер сам удивлялся, с какой скоростью он приспособился к порядкам «Госпожи Одиночество». На ней, по стандартам, к которым он привык, чувствовалась ощутимая нехватка рабочих рук. Не существовало ни третьего помощника, ни младших инженеров для работы с межзвездными двигателями. Функции хирурга и биохимика выполнял один человек, и еще он отвечал за гидропонные культуры и чаны с морскими водорослями и дрожжами. На борту не было кадетов, которые обычно выполняли неквалифицированную работу. Поэтому подобные работы проводились только в том случае, если были совершенно необходимы. В противном же случае их никто делать не собирался.
«Безопасность прежде всего, — так говорил Маклин. — Безопасность прежде всего! Нельзя терять ни единой секунды. А плевать на тряпку и наводить полировку из года в год… Да никогда!» Однако прецессионные гироскопы Единого Движителя Манншенна сверкали и тихо гудели; никогда не засорялись насосы, подающие жидкое ракетное топливо в печь — их работе могли позавидовать механики лучших судов галактики. Старый Док Малон тоже отлично знал свое дело, и на судне никогда не ощущалась нехватка зеленых салатов или свежего мяса, хотя водоросли служили только для очистки воздуха и воды и никогда не становились дополнительным пунктом в меню.
Однако «Госпожа Одиночество» была старым кораблем. Можно деталь за деталью восстанавливать машину, но рано или поздно наступит время, когда износится сам металлический остов, когда каждая деталь «устанет». Такое с годами происходит с любым металлическим изделием.
Корабль был старым, он «устал», и это словно отражалось в его капитане Ингелсе, его хозяине. Он казался самым старым человеком из тех, кого за свою жизнь встречал Калвер, даже в космосе, где, исключая несчастные случаи, долгожительство скорее правило, чем исключение. Несколько редких прядей желтоватых волос протянулись по тонкой полупрозрачной коже, покрывавшей его череп. Его форма, слишком большая для тощего тела, напоминала саван. Только глаза, бледно-голубые и холодные, казались живыми.