Легенды Западного побережья (сборник)
Шрифт:
Тарв ни с кем советоваться не стала. Она сказала мужу, что ее слова о том, что городу Мейюну будут принадлежать все те земли, которые покроет ее звездный плащ, означали именно это, не больше и не меньше. И если жителям Мейюна так уж хотелось покрыть золотом алтарь в храме Звездной Тарв (что они сделали уже давно), то это их дело; на ее решение это никак не влияет, ибо ее решение было основано исключительно на божественной справедливости.
Вот тут-то оба города и взялись за оружие; и в последующих событиях боги Балт и Тарв не играли уже никакой значимой роли, хотя их то и дело страстно призывали на помощь и жители Мейюна, и жители Гьюя.
В течение двух-трех последующих поколений спор продолжал тлеть, и временами жители Гьюя совершали вооруженные вылазки на противоположный
Вылазки жителей Гьюя всегда встречали ожесточенное сопротивление, но если им все же удавалось каким-то образом удержать кусочек суши на западном берегу ручья Алон, они быстро возводили там нечто вроде стены, полукругом обнося ею территорию вдоль ручья. В таких случаях жители Мейюна, собравшись с силами, штурмовали стену, разрушали ее, отгоняли захватчиков на тот берег и возводили другую стену, но уже на восточном берегу ручья.
Однако именно в это место на берегу ручья скотоводы Гьюя привыкли гонять свои стада на водопой, так что они тут же начинали ломать возведенную жителями Мейюна стену, а лучники Мейюна стреляли в них, попадая то в человека, то в корову. И тогда уже в сердцах жителей Гьюя вскипал гнев, и из ворот города изливались новые вооруженные отряды, которые вновь захватывали земли к западу от ручья Алон. Приходилось вмешиваться миротворцам. Собирался Совет Отцов Мейюна, собирался Совет Матерей Гьюя; они выносили решение о прекращении битвы, они посылали на поле брани гонцов и дипломатов, и те сновали туда-сюда через ручей, пытаясь как-то урегулировать данную проблему, но все их усилия оказывались тщетными. Хотя нет, порой им все же удавалось достичь кое-каких результатов, но затем в один прекрасный день обязательно случалось что-нибудь непредвиденное. Например, какой-нибудь пастух из Гьюя перегонял свое стадо через ручей на богатые пастбища, где с незапамятных времен паслись коровы обоих городов, а мейюнские пастухи, окружив нарушившее границу стадо, угоняли его на свою территорию и запирали в загоне, обнесенном высокой изгородью. И пастуху из Гьюя ничего не оставалось, как вернуться домой, горестными воплями призывая гнев Балта обрушиться на головы бессовестных воров. Или же два рыболова, всю жизнь ловившие рыбу в тихих заводях Алона выше того места, где скот переходит ручей вброд, начинали вдруг спорить о том, в чьих это озерах они ловят рыбу. Порой дело доходило до драки, и тогда каждый из них бросался в свой город, призывая немедленно изгнать захватчиков. И все начиналось сначала.
Не так уж много людей погибло во время этих столкновений, но все же в обоих городах то и дело хоронили совсем молодых мужчин, и наконец Совет Матерей Гьюя решил, что эту кровоточащую рану следует раз и навсегда вылечить, причем без кровопролития. И, как это бывает довольно часто, небольшое изобретение породило значительное открытие. Рудокопы, добывавшие медь в шахтах близ Гьюя, незадолго до этого изобрели довольно мощную взрывчатку. В ней-то Совет Матерей и увидел средство для решения этой территориальной проблемы.
Они приказали начать работу, объем которой был поистине огромен. Охраняемые лучниками и копейщиками, жители Гьюя яростно копали землю, закладывая взрывчатку, и в течение двадцати шести часов сумели изменить русло Алона на протяжении всех спорных полутора миль. С помощью взрывчатки они направили ручей значительно западнее прежнего русла, по той территории, границы которой считали своими законными. И новое русло Алона проходило как раз вдоль той линии, на которой сохранилось немало развалин тех стен, которые строили жители Гьюя и разрушали жители Мейюна.
Затем они послали в Мейюн гонцов, дабы те в вежливой и учтивой форме объявили, что между городами восстановлен мир, поскольку та территория, на которую всегда претендовал Мейюн — то есть восточный берег Алона, — отойдет им, если пастухам Гьюя будет разрешено пригонять стада на водопой в определенных местах на восточном берегу ручья.
Большая часть Отцов Мейюна были готовы согласиться с этим предложением, хоть и понимали, что коварные правительницы Гьюя их обманывают; но им уже надоел этот спор из-за кусочка пастбища не более двух миль длиной и всего в полмили шириной. Зато теперь, говорили они, их право ловить рыбу в озерах Алона более уже не будет подвергаться сомнению. Они настаивали на том, чтобы согласиться с внезапным изменением русла ручья, но их более упрямые противники категорически отказывались иметь дело с «этими мошенницами». Главный Молочник Мейюна произнес прочувствованную речь о том, что каждый дюйм этой драгоценной земли полит кровью сыновей и внуков Мея и освящен звездным плащом Тарв. И его речь полностью перевернула результаты голосования.
Жители Мейюна столь же мощной взрывчатки не изобрели, но всегда ведь легче заставить ручей бежать по старому руслу, чем заставлять его следовать новым, искусственно созданным путем. Горожане работали с дикой, небывалой энергией под охраной лучников и копейщиков и за одну ночь вернули Алон в прежнее русло!
Никакого сопротивления им оказано не было; на берегах Алона не пролилась ничья кровь, ибо Совет Матерей Гьюя, уже склонившийся в пользу мирного решения, запретил своим воинам нападать на жителей Мейюна. И вот, стоя на восточном берегу Алона, не встретив ни малейшего сопротивления и уже чуя победу, Главный Молочник вскричал: «Вперед! Сокрушим приют этих мерзких проституток! Покончим с ними раз и навсегда!» И тут, по словам очевидца, голоса лучников и копейщиков Мейюна слились в едином крике, и они, ведя за собой толпу горожан, пришедших передвигать Алон в прежнее русло, ринулись через луг шириной в полмили прямо к стенам Гьюя.
Им удалось ворваться в город, но городская стража была готова к вторжению, да и сами горожане сражались как тигры, защищая свои дома. Примерно через час был убит Главный Молочник — маслобойку емкостью в сорок пинт сбросила из окна прямо ему на голову какая-то разъяренная домохозяйка. Утратив своего идейного вожака, жители Мейюна стали в беспорядке отступать назад, к Алону. Но там они сумели перегруппироваться и храбро защищали ручей до наступления ночи, но потом их все же оттеснили на тот берег, и им пришлось укрыться в стенах родного города. Войско и жители Гьюя не предприняли ни малейшей попытки войти в Мейюн. Они вернулись назад и снова всю ночь копали и закладывали взрывчатку, чтобы направить Алон по новому руслу.
Известно, что любовь к мощным средствам разрушения легко переносится по воздуху, подобно опасной заразе, так что и жители Мейюна, естественно, вскоре научились делать такую же взрывчатку, как у их соперников. Необычным тут, пожалуй, было лишь то, что ни один из городов не решился использовать эту взрывчатку в качестве оружия. Короче говоря, войско Мейюна под предводительством военачальника, получившего новое звание Главного Сапера, направилось к ручью и, заложив изрядное количество взрывчатки, уничтожило дамбу, перекрывавшую старое русло Алона. Ручей устремился прежним курсом, а войско вернулось в Мейюн.
Тогда Совет Матерей Гьюя, исполненный жажды мщения, тоже направил свою гвардию под предводительством Верховного Инженера на берег Алона, где и была произведена весьма хитроумная закладка новых зарядов, которые в итоге, заблокировав старое русло, заставили Алон ринуться по новому пути.
И с этих пор территориальные претензии обоих городов выражались почти исключительно взрывами различной мощности. Было убито немало людей, воинов и простых горожан, погибло немало коров, поскольку технологические усовершенствования приводили к тому, что в воздух взлетали все большие количества земли вместе со всем, что на них в данный момент находилось, но никогда смертоносные заряды не использовались преднамеренно с целью уничтожения людей — как, скажем, наши противопехотные мины. Нет, единственной великой целью Мейюна и Гьюя было заставить ручей Алон течь так, как хочется им.