Легион «белой смерти»
Шрифт:
— Что ж, это мысль, — заметил Донован. — Но учтите, потребуются средства.
— Конечно, за красивые глаза никто ничего не сделает, тем более детективы. Дело не в средствах, главное — найти хорошего человека.
— Об этом не беспокойтесь, все будет в полном порядке. Деньги у нас решают все!
— Тогда запишите, пожалуйста, где детектив может навести нужные справки. (Абель сообщил Доновану адрес местожительства Вика.)
— Хорошо, будем считать, что договорились, — заключил Донован. — О результатах я вам дам знать. А сейчас позвольте откланяться. Встретимся на днях вместе с моими помощниками. Очень рад был с вами познакомиться.
— Да, кстати, где вы так прекрасно научились владеть английским? У вас — чистейший оксфордский. Никогда бы не подумал,
Пристально поглядев на Донована, Абель ответил:
— Видите ли, уважаемый Джим, человек по своей природе обязательно к чему-либо склонен, если он не сторонний наблюдатель жизни, а своего рода исследователь, стремящийся к познанию интересующих его явлений. Тогда в любой области, в том числе, разумеется, в языкознании, можно достигнуть очень многого. Я увлекался этим предметом с раннего детства, и если вы находите, что мои труды дали положительный результат, мне это приятно. Благодарю вас за беседу. Она доставила мне большое удовольствие. Откровенно говоря, это единственное светлое пятно на мрачном фоне моего существования со времени ареста.
— Я очень рад, — ответил Донован. На этом они расстались. На другой день Рудольфа Ивановича предварительно вызвали в суд. Решался вопрос о гонораре Доновану за ведение защиты. Гонорар был определен в сумме десяти тысяч долларов. Вообще нужно сказать, что защита подсудимого в США невозможна без наличия больших средств. Прошло очень мало времени, а Абель вынужден был истратить 1600 долларов на оплату детектива, на контору, которая давала справки о лицах, проходящих по делу, на переписку, судебные взносы и другие нужды.
Через несколько дней Донован познакомил Абеля со своими помощниками, молодыми адвокатами Арнольдом Фрейменом и Томасом Дебевойсом. Вместе с ним они изучили обвинительное заключение, подписанное прокурором Бруклина и Лонг-Айленда П. Муром и помощником генерального прокурора США Уильямом Ф. Томпкинсом, ведающим отделом внутренней безопасности. Обвинительный акт занимал двенадцать страниц большого формата. Резолютивная часть акта состояла из трех пунктов. Абелю вменялось в вину:
1) заговор в целях передачи Советской России атомной и военной информации;
2) заговор в целях сбора такой информации;
3) заговор в целях пребывания на территории США в качестве агента иностранной державы без регистрации в государственном департаменте.
Пункт первый грозил Р. И. Абелю смертью, второй предусматривал минимальное наказание десять лет и третий — пять лет тюремного заключения.
— Как видите, Рудольф, — резюмировал Донован, — обвинение против вас очень серьезное, и подготовка к процессу, насколько мне известно, ведется министерством юстиции самым тщательным образом. Поэтому нужно выработать тактику защиты, найти в обвинении уязвимые места. Чтобы решить эту задачу, вы должны подробно ввести нас в курс происшедших событий, во всех деталях осветить обстоятельства ареста и все последующие действия властей в отношении вас.
— Что ж, пожалуйста, мне это снова доставит удовольствие, — улыбнувшись, пошутил Рудольф Иванович.
— Т-а-а-к, — протянул Донован в задумчивости, поднимаясь со стула после того, как выслушал Абеля. Он прошелся по комнате, заложив руки за спину, и, остановившись около Абеля и своих помощников, сказал: — Значит, так, Рудольф. В вашем случае работники ФБР нарушили IV поправку к Конституции США, провозглашающую охрану личности, жилища, бумаг и имущества граждан от необоснованных обысков и арестов. Смысл нарушения этой поправки сводится к тому, что вас арестовали без ордера на арест, оформленного в предусмотренном законом порядке. Ордера на обыск и изъятие имущества также не было. Правда, вам предъявили ордер на арест, выписанный службой иммиграции и натурализации, но такой ордер относится только к делам о нарушении правил въезда и проживания в стране иностранцев, является внутренним, ведомственным административным документом и на лиц, обвиняемых в других уголовных преступлениях, не распространяется и для уголовного суда недействителен. А если это так, то никакие вещественные доказательства,
С его мнением все согласились.
Тем временем нанятый Донованом по просьбе Абеля детектив сообщил о Хэйханене, ссылаясь на его соседей, что он беспробудно пил. Вместе со своей женой они выпивали десять бутылок в день. Пьянки завершались постоянными ссорами, переходившими в драку; вечерами из их квартиры часто доносились ужасающие крики. Однажды дело дошло до поножовщины, и была вызвана скорая медицинская помощь для обработки полученной Хэйханеном ножевой раны.
Соседи отзывались о Хэйханене как о бездельнике, опустившемся человеке, потерявшем всякий интерес к жизни. Он нигде не работал и неизвестно, на что жил. По рассказам хозяина дома, у которого Хэйханен снял помещение для фотолаборатории, он разобрал внутреннее устройство магазина — полки, шкафы и т. д., вымазал окна мелом. На этом его деятельность закончилась.
При очередной встрече, ознакомив Абеля с собранными детективом сведениями, Донован заметил:
— Ну и тип же этот Хэйханен. Думаю, что эти сведения нам тоже пригодятся на суде. Хорошо бы, конечно, предварительно встретиться с ним, но не знаю, разрешат ли. Во всяком случае, буду настаивать.
— Я же говорил вам, — вставил Абель, — что он — подонок.
Вскоре Большое жюри (судебная коллегия, решающая вопрос о предании суду) подтвердило обвинительный акт, и дело Р. И. Абеля перешло в руки федерального окружного судьи Мортимера У. Байерса. Последний, по свидетельству Донована, был известен как человек «ультраконсервативных взглядов». В свое время он прославился предложением ставить клеймо на руку всем иностранцам, постоянно проживающим в США и отказывающимся принять американское гражданство, считая, что эта мера облегчит властям наблюдение за иностранцами и не потребует больших затрат.
Суд рассмотрел 16 сентября 1957 года вопрос о дате слушания дела. Вопреки просьбе защиты, ходатайствовавшей о предоставлении месячного срока для подготовки к процессу, Байерс назначил слушание дела через десять дней. Такая спешка, как выяснилось впоследствии, объяснялась боязнью судебных властей за основного свидетеля обвинения — Хэйханена, который сильно пил и мог оказаться в состоянии невменяемости.
Донован 20 сентября получил список 69 свидетелей обвинения, в том числе 32 сотрудников ФБР. В оставшиеся шесть дней до начала процесса ознакомиться со всеми свидетелями защита не имела физической возможности. Поэтому она добивалась разрешения на встречу и предварительную беседу с главными из них, и прежде всего с Хэйханеном. В конце концов это удалось. Комнату, где адвокаты встретились с ним, наводнили сотрудники ФБР, не сводившие с него глаз. Ответы были заранее тщательно отработаны. Испуганно поглядывая на контрразведчиков, Хэйханен на все вопросы адвокатов отвечал заученными фразами, вроде: «До суда я с вами разговаривать не буду» или «Спросите это лучше у Марка. Он знает обо мне все». Вид Хэйханена был жалкий и внушал отвращение.
Донован по этому поводу пишет: «Его бледно-голубые глаза бегали, а черные редеющие волосы были зачесаны назад… Он лысел со лба, волосы его были выкрашены густой черной краской. Черные усы и еще более черные брови тоже казались подкрашенными. Он очень походил на изгнанного короля Египта Фарука… У него были широкие сутулые плечи и жесткие мускулистые руки, которые все время тряслись. Он, очевидно, жил, как в аду, подбадривая себя, вероятно, водкой». И далее: «Подобно многим своим предшественникам, Хэйханен сознавал, что жизнь большинства «перебежчиков» не перестает быть адом. Как только он перешел линию, старые его страхи сменились новыми. Он потерял семью, родину, прошлое… Во время второй мировой войны я знал многих перебежчиков. Несчастные случаи, пьянство и так называемое нервное расстройство и самоубийства были частыми явлениями среди них».