Легион обреченных

Серая тень мелькнула в глубине складского двора и тут же растаяла. Ходжак перехватил в руке заряженную берданку, бросился к высоким штабелям досок, пахнувших сосновой смолой. Пробежал между горками бревен, блестевших от только что прошедшего теплого дождя, обошел пирамиды пустых ящиков. Никого!

Ходжак запрокинул голову в мохнатом тельпеке — барашковой папахе, посмотрел на воровато выглядывавшую из-за туч полноликую луну и, будто осуждая ее, цокнул языком. Иль разыгрывает кто? А ведь шутки с вооруженным сторожем плохи — он и пальнуть не поленится. Кто знает, что его допотопная берданка заряжена лишь одной крупной солью?

Он потянулся свободной рукой к тельпеку, чтобы поправить его, и... застыл на месте: сквозь тонкий халат и исподнюю рубашку почувствовал прикосновение к спине тупого металла.

— Замри! — негромко приказал кто-то хриплым голосом. — И не вздумай повернуться! Веди в сторожку! — Незнакомец больно ткнул револьвером между лопаток. Ходжак краем глаза заметил у своих ног широкие, как у верблюда, ступни, обутые в скрадывающие шаги чарыки [1] .

В сторожке, залитой лунным светом, было душновато, но незнакомец не позволил открыть ни дверей, ни форточки.

— Что, Ходжак, не признал? — довольно ухмыльнулся ночной пришелец, видя, как сторож пытливо разглядывал его длинное, чисто выбритое лицо.

— Немудрено узнать тебя, Джапар Хороз. — Ходжак разочарованно отвел глаза. — Без усов и бороды ты и впрямь, как петух опаленный.

— Ты полегче! — осерчал тот, видно вспомнив, почему его прозвали Хороз-Петух. — Шутки терпимы, когда помоложе...

— А я и не шучу. Посмотришь на тебя, баба не баба...

— Заткнись, Ходжак! Не балагурить сюда я пришел. Тебе привет от Эшши-хана.

— За привет спасибо и тебе, что привез, и тому, кто прислал. Но сухим приветом лишь горло обдерешь.

— Не торопись, будет чем смазать. Ты ответь, почему Ташауз оставил?

— Кто ты такой, чтобы я ответ перед тобой держал?

— Это приказ Эшши-хана. — Хороз заткнул револьвер за кушак.

— Ты эту-то дуру спрячь. — Ходжак указал глазами на револьвер. — Могут прийти с проверкой поста. — И только когда нежданный гость спрятал оружие за пазуху, продолжил: — Эшши-хану я не присягал и в юзбашах [2] у него не ходил.

— Джунаид-хан приказал долго жить. — Хороз торопливо воздел руки кверху. — Земля ему пухом! Все свои богатства и власть над туркменами хан-ага завещал Эшши-хану. Перед смертью он рассказал сыновьям о цели твоего приезда в Афганистан, о верных людях, что ждут сигнала, чтобы выступить против Советов. С твоих слов это?..

— Ишь чего захотел?! Эшши не Джунаид-хан. Он мне не указ!

— Не дури, Ходжак! За Эшши-ханом стоят те же хозяева. Люди умирают, а господа остаются. — И Хороз произнес пароль Джунаид-хана.

— Давно бы так! — озлился Ходжак. — Голова от твоей болтовни распухла. В этом мире за всеми делами выгода, а не пустые слова.

— Уж не запродал ли ты этих людей большевикам?

— Заплатят хорошо, и свою душу заложу, — вызывающе бросил Ходжак. — Да боюсь, большевики поставят меня вместе с ними к стенке.

— Ездил я в Ташауз, Хиву, прощупал троих, чьи имена ты дал Джунаид-хану. Они на меня так вытаращились, будто я с луны свалился.

— А откуда же ты еще мог свалиться?! — Ходжак в сердцах отбросил в сторону берданку, сел на деревянную тахту, покрытую серой кошмой. — Ты отдаешь отчет своим поступкам? Ты думаешь, эти люди ходят по улице да кричат: «Эй, энкавэдэшники, берите нас, мы подпольщики!» Тогда у больного хан-ага хватило сил припомнить и повторить имена лишь трех человек, хотя я называл гораздо больше. Знаю, с кем ты встречался. Это не люди — кремень! Сказать, на кого ты вышел? — И он назвал имена тех троих, которые не пожелали беседовать с Хорозом, указали ему на дверь. — Мы же сменили пароли и явки, кое-кого убрали. С НКВД шутки плохи!

Бывший юзбаши и начальник охраны ханского двора в Хиве, он знал, что кто-то год с лишним назад от имени Эшши-хана появлялся в Хиве и Ташаузе, но его что-то вспугнуло, и тот скрылся за кордон. Видимо, настоящим хозяевам, Эшши-хана очень хотелось заполучить явки, имена членов «повстанческой организации», давно затаившейся на севере республики, которая на самом деле была делом рук туркменских чекистов, намеревавшихся выманить из Афганистана Джунаид-хана и других ярых врагов Советской власти. Эшши-хан, поверивший в существование антибольшевистского подполья, надеялся, что за такую новость любая разведка, будь то английская или немецкая, отвалит солидный куш, и он с благословения отца поспешил снарядить в Туркмению своего человека.

Но разве такое долго утаишь? Об интересе Эшши-хана прознал английский консул в Мешхеде, на которого работал Джапар Хороз. О том стало известно и Мадеру, который, помимо донесения Эшши-хана, ознакомился в партийной канцелярии с документами некоего Георга Штехелле, сподвижника Гитлера и Рёма, побывавшего в Туркмении в самом начале тридцатых годов. Уже тогда фашистские главари, еще не пришедшие к власти, мечтали о «пятой колонне», с помощью которой намеревались со временем установить свое господство и в Среднеазиатском регионе. Рём направил Штехелле в Среднюю Азию, где после первой мировой войны осталось жить немало попавших в плен немцев, среди которых были и агенты, поддерживавшие связь с германским посольством в Москве.

Штехелле, перешедший границу в районе туркменского Серахса, сразу попал в поле зрения советской контрразведки, и где бы ни побывал — а ездил он в Ташкент, Душанбе, — его повсюду сопровождал чекист Розенфельд, сумевший войти к нему в доверие. Туркменским чекистам удалось выявить связи, явки, имена германских шпионов, а в Ашхабаде даже создать «антибольшевистское подполье», куда наряду с бывшими немецкими военнопленными — коммунистами и антифашистами вошли и представители туркменской интеллигенции. Нацистскому шпиону была предоставлена возможность отправить донесение в Берлин, а через месяц, когда Штехелле переходил границу, он попал в бушующий селевой поток и погиб. Это собственными глазами видел иранский пограничный комиссар. Буйная мутная волна унесла труп немца на советскую сторону.