Легион призраков
Шрифт:
— Но должны существовать госпитальные записи, — сказал Фидель.
— Мы фальсифицировали их, — ответила умирающая. — Так велел ее брат, а он обладал достаточным влиянием и властью, чтобы проверить, выполнят ли его волю. Это прегрешение было невелико, — она слабо улыбнулась. — Мы просто написали в графе «Имя настоящего отца» — неизвестно. Мы сделали так ради нашей пациентки, а не ради ее брата. Если бы кто-то узнал правду, ей грозила бы страшная опасность. Записи были уничтожены, а все, кто знал правду, исчезли в ту ночь, когда произошла революция. — Женщина тихо вздохнула
Теперь умирающая смотрела на настоятельницу, которая кивнула ей в знак согласия. Фиделю пришла в голову мысль, в реальность которой он отказывался верить, надеясь, что окажется не прав.
— Конечно, я выслушаю вас, если признание облегчит вашу душу…
— Сначала я должна сказать вам, Ваше преосвященство, что молчала все эти годы, потому что заговорить означало бы для меня нарушить клятву хранить тайны моих больных. Я давала эту клятву, когда стала врачом. Я хранила тайну, пока оба они были живы. Но теперь их нет в живых, и если я по-прежнему буду хранить эту тайну, для них это не будет иметь никакого значения, но может принести немалые беды живым людям.
— Я понимаю вас, доктор, — сказал Фидель, и сердце его сжалось.
Он взглянул на послушника. Тот не шелохнулся. Его лицо по-прежнему оставалось в тени от низко надвинутого капюшона.
— Ту молодую женщину звали Джезриль, а ее брата Амодиус, — тихо сказала больная. — Амодиус Старфайер, ныне покойный король, бывший правитель галактики.
Настоятельница, архиепископ и послушник замерли. Они, казалось, были подавлены этим рассказом о преступной любви, трагической смерти и связанной с ней тайне. Архиепископ мысленно молил Бога простить грешникам их вину. Внезапно больная закашлялась и едва не лишилась чувств. Настоятельница тотчас вскочила на ноги и поспешила к ней на помощь, уложив больную в постель.
— Нам лучше уйти, — сказал архиепископ, вставая.
Кто-то коснулся руки Фиделя. Вздрогнув, тот удивленно уставился на послушника.
— Один вопрос, — приглушенным голосом сказал Непрощенный.
— Неужели вы не видите, — возразила настоятельница, — больная не в состоянии…
— Нет, я отвечу, — сказала больная: — О чем вы хотите спросить меня, брат?
— Как звали человека, который забрал с собой сына Амодиуса и Джезриль? Ведь вы знали его? Вы не отдали бы мальчика незнакомому человеку?
— Вы правы, — ответила больная, хотя этот вопрос смутил ее. — Мы знали этого человека и по имени, и в лицо. И мы проделали различные тесты, дважды проверив, он ли это. Мы изучили его глаза и исследовали ДНК. Это был он. Мы проверяли его не потому, что сомневались. Этот человек был очень хорошо всем известен. Его звали Панта. Да, это был прославленный ученый Гарт Панта.
Послушник больше ни о чем не спрашивал. Больная откинулась на подушки обессиленная, но спокойная и умиротворенная.
Фидель подошел к ней и прикоснулся к ее бледной, высохшей руке:
— Вам не о чем сожалеть. «О, ниспошли
— Он со мной, Ваше преосвященство, — сказала больная, внимательно глядя на Фиделя. — Я хочу, чтобы вы рассказали обо всем королю, если сочтете это необходимым.
— А теперь отдыхайте, — тихо сказала больной настоятельница.
Фидель вслед за преподобной матерью вышел из палаты. Послушник молча шел следом за ними, спрятав руки в рукава сутаны. Настоятельница вернула сиделку к больной.
Теперь в коридоре преподобная мать, Его преосвященство и мирской брат остались одни.
— Что скажете вы, Ваше преосвященство? — спросила она.
Фидель вздохнул и покачал головой:
— Я верю ей. Глядя на нее и слушая ее, нетрудно поверить в ее правдивость. Хотя и не все в ее рассказе правдоподобно. Этот младенец, ставший мужчиной в ее снах…
— Галлюцинация, — сказала настоятельница. — Такое бывает, если учесть ее состояние и характер болезни. Прибавьте к этому сознание вины, и вы согласитесь, что эта ужасная тайна не могла не сказаться на ее психике.
Послушник немного оживился, и Фидель с надеждой взглянул на него, ожидая услышать что-нибудь новое об этой истории, но Непрощенный по-прежнему хранил молчание.
— Можно ли как-то проверить правдивость ее слов? — спросил Фидель, снова взглянув на послушника.
Тот не отвечал.
Настоятельница с сомнением покачала головой.
— Не знаю, как это сделать. Как сказала эта женщина, все записи были уничтожены, а еще раньше — фальсифицированы. Я понимаю, что с моей стороны это непозволительная дерзость, но позвольте спросить, Ваше преосвященство: вы расскажете об этом королю?
— Не знаю, преподобная мать, — сказал Фидель. — Если эта история разойдется среди многих людей, может случиться много зла. Мне остается молить Бога о помощи и надеяться, что Он не оставит меня.
— Позвольте и мне, Ваше преосвященство, смиренно присоединить мои молитвы к вашим. А теперь я покажу вам, как отсюда выйти.
Преподобная мать простилась с архиепископом и молчаливым послушником уже у самого выхода из здания госпиталя.
— Господь да пребудет с нами, — сказала она.
— Может быть, он действительно с нами, — неожиданно произнес Непрощенный.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Полет на Преддверие Ада был не очень богат событиями, не потому, что так хотелось Таску, а потому, что у него не было выбора. Он провел большую часть путешествия на кушетке. Он отдавал должное искусству Цинтии в качестве пилота и умению Дона пить шотландское виски. Все это время Таск пытался забыть, что пылесосу выстрелить в него — все одно, что очистить от пыли коврик.
Еще Таск старался понять, как работает миссис Мопап, надеясь, что это поможет ему составить план устранения этого паршивого, смертельно опасного робота. Но от этой идеи Таску пришлось вскоре отказаться. Если бы он имел доступ к Икс-Джею, то, может быть, и решил эту задачу, но приближаться к кабине ему не позволяли. Это раздражало миссис Мопап.