Легион Времени. (Сборник)
Шрифт:
— Ну и? — удивленно спросил Ланнинг. — Какое все это имеет отношение к Джонбару?
— Мальчишку зовут Джон Барр, — прошептал в ответ капитан. — Город будущего, в котором мы с тобой побывали, носит — точнее, должен носить — его имя. Сейчас, в тысяча девятьсот двадцать первом, Джон Барр всего лишь босоногий двенадцатилетний мальчишка, сын обнищавшего фермера. Но ты только что видел событие, которое может изменить его судьбу и вместе с ней судьбу всего человечества.
— Не понимаю!
— В этой точке расходятся две геодезические. Будущее зависит от того, что поднимет с земли маленький Джон
— Обычная ржавая железка, — пробормотал Ланнинг.
— Нет, семя, из которого прорастет Джонбар, — возразил Маклан. — Если мальчик поднимет магнит, то обнаружит его чудесные свойства: магнит притягивает лезвие его ножа, пытается развернуться полюсом к северу... Юный Джон Барр начнет придумывать объяснения этому феномену, начнет экспериментировать, чтобы подтвердить свои предположения. В нем проснется ученый.
В школе он будет брать у учителя книги для самостоятельного изучения. А потом и вовсе покинет ферму, сбежит от тирана отца, презирающего «все энти книженции», поступит в колледж, окончит его и станет сельским учителем, энтузиастом любительских опытов.
Порой жажда познания будет оставлять его, уступая место обычным жизненным интересам. Он женится, вырастит двоих детей, но потом, в пятьдесят пять, вновь сбежит от семьи — на этот раз тиранами окажутся жена и несносный пасынок — и займется исследованиями.
Этот лысый толстый человечек, непрактичный и мечтательный, долгие годы проживет совсем один в маленькой хижине в Озарке. Он будет экономить каждый цент, чтобы потратить его на детали для своих аппаратов. Однажды случайно зашедший сосед найдет его полумертвым от голода и инфлюэнцы.
Но в тысяча девятьсот восьмидесятом году в возрасте семидесяти одного года Джон Барр опубликует результат своих исследований — великое открытие, которому суждено будет перевернуть жизнь человечества. Исследователь-одиночка откроет динатомные тензоры, сокращенно динат, — новый закон природы, связывающий законы жизни и сознания с вероятностью на уровне атомов. Принцип, позволивший мне соорудить водородный конвертер, — лишь первый неуверенный шаг на пути к открытию динат. Тензоры Барра позволили развить более совершенные технологии, полностью подчинить энергию атома человеческой воле.
Джон Барр отдаст свое открытие людям, и оно станет основой более совершенной цивилизации. Жаль только, что сам изобретатель, всю жизнь терпевший лишения ради науки, не получит от появления динат никаких материальных благ. В том же, восьмидесятом году он тихо скончается и будет похоронен на сельском кладбище в Озарке. А энергия прирученных атомов станет жизненной силой народа Джонбара.
И это еще не все. Человечество воистину воспарит на крыльях своего нового, могущественного слуги. Динат даст ему новые чувства, новые способности. Но только через много веков люди научатся использовать все возможности динат.
Шепот Маклана стал едва слышным от благоговейного восхищения.
— И тогда возникнет новая, совершенная раса. Они назовут себя динон. Дети древнего открытия
— Подожди! — перебил его Ланнинг. — Я же видел динон! Летони показала мне Нью-Джонбар в Кристалле Времени, когда впервые приходила ко мне. Боже, как давно это было... Город зеленых холмов и сверкающих башен. А над ним, в вышине, парили люди в одеждах из чистого пламени!
Уил Маклан торжественно кивнул, подтверждая слова друга. Глаза его сияли.
— Я тоже видел Нью-Джонбар. Видел я и то, что случилось потом, — триумфальное шествие динон по всей Вселенной, от звезды к звезде. В этом направлении истории человечества никогда не будет конца. В противном случае...
Маклан покачал седой головой и умолк. Под хрустальным куполом рубки воцарилась тишина. Слышно было лишь тихое гудение двигателей, несущих корабль вперед, по направлению к Озарку и сцене, только что разыгравшейся перед глазами Ланнинга на экране хроноскопа. На палубе Лао Меньшан возился с испорченным пулеметом. Барри Халлоран стоял у борта с винтовкой в руках, напряженно вглядываясь в мерцающую мглу. Наконец Маклан вздохнул и снова заговорил:
— Если мы не сможем вернуть магнит на место, если юный Джон Барр поднимет цветной камешек, то законы вероятности заставят историю человечества повернуть в сторону Гирончи. Мальчишка подбросит камешек на ладони и использует его как снаряд для пращи, чтобы убить певчую птичку. Искра, зажегшая в груди первого Джона Барра огонь научного любопытства, на этот раз так и не вспыхнет. Конечно, он останется любознательным, но не более того.
Этот Джон Барр тоже сбежит из дома, однако будет всего лишь сезонным рабочим, одним из тысяч. Он женится на той же самой женщине, воспитает тех же двоих детей и бросит их. Интерес к проблемам вероятности заставит Барра изобрести новый игровой автомат, на котором он наживет целое состояние и потеряет его. Второй Джон Барр тоже умрет в восьмидесятом году, таким же нищим, как и первый, и будет похоронен на том же сельском кладбище.
А тайну мысленного высвобождения атомной энергии откроет через девять лет совсем другой человек. Айвор Гирос, ссыльный инженер из Советской Евразии, не сумеет в полной мере повторить открытие Джона Барра. Вместе с помощником, буддийским монахом-ренегатом, Гирос использует новую силу — гирайн — против своих многочисленных врагов. Разумеется, эти «ученые» не опубликуют результаты открытий. Вместо этого они создадут новую темную религию и станут основателями империи, главной силой которой будет тайна гирайн. Так появятся на свет династия монархов-деспотов и ее последняя представительница, Зорана. Ты видел конец этого мира.
— Да, видел.
Ланнинг содрогнулся, представив себе мир, сожженный дотла в последней войне между жрецами и императорами, между гирайн и ее кошмарными порождениями. На пустой планете буйствуют джунгли, скрывая под зеленым покровом ржавые обломки алой цитадели и черные развалины храма... Денни изо всей силы вцепился в спасительный железный брусочек.
— Значит, — сказал он, — мы должны только положить магнит на место, туда, где его сможет найти Джон Барр?
— Да, — кивнул Маклан. — Только и всего!