Легион Времени

Уильямсон Джек

Я нагнулся за секстантом и логарифмическими таблицами и впервые ощутил странное покалывание во всем теле. Ощущение было довольно болезненным — скорее даже не покалывание, а жжение.

Я сразу понял, что это космическое излучение — те смертоносные лучи, которые не доходят до поверхности Земли, поглощаясь в многокилометровой толще атмосферы. Может, я получил недостаточно препарата Кросно? Я протянул руку к настенной аптечке, немеющими пальцами взял крошечный шприц и вкатил себе в плечо еще одну основательную дозу лекарства.

— Чего-чего, а спать

мне сейчас все равно нельзя, — вслух пробормотал я и снова потянулся за секстантом.

Крошечный диск Венеры отделяло от меня тридцать миллионов миль. Малейшая ошибка в расчетах, и я на несколько тысяч миль промахнусь мимо цели. А потом «Астронавт», скорее всего, рухнет на Солнце.

Покалывание в теле сменилось странным онемением. Я понял, что засыпаю. Все напряжение последних бессонных дней обрушилось на меня в один миг.

Я знал, что не должен спать — по крайней мере, пока не выведу «Астронавта» на правильный курс. Даже несколько минут могут оказаться роковыми. Я боролся со сном изо всех сил, понимая, что для меня это — борьба за жизнь.

Но инструменты выскользнули из онемевших пальцев. «Дело в лекарстве, — подумал я. — Зеленоватая жидкость в моих венах реагирует с космическими лучами… Сон — побочный эффект. Кросно не предусмотрел его. Венера… Курс…»

Я заснул.

Глава вторая. Покорение звезд

Уран — самый тяжелый из известных в природе элементов и самый малоизученный. Он — прародитель десятка других тяжелых элементов, включая известный всем радий. Радиоактивные атомы урана распадаются, порождая следующий элемент цепочки, который, в свою очередь, распадается, чтобы дать жизнь третьему звену, и так далее… Но все это происходит очень медленно, и за полмиллиарда лет распадется только половина начальной массы урана.

Вероятно, именно соли урана, содержавшиеся в лекарстве Кросно, послужили причиной моего сна.

Сначала все погрузилось во тьму.

Потом из тьмы пришел голос, негромкий и ясный голос Доны Кэридан. А может, он принадлежал женщине из прозрачного кристалла?

— Проснись! — требовала она. — Проснись, Барри Хорн!

Я вздрогнул, однако не проснулся, а каким-то образом приобрел способность видеть и чувствовать во сне. Ощущение было совсем новым для меня — наверное, так воспринимает мир мозг, лишенный какого бы то ни было тела. Но почему-то я был уверен, что это новое восприятие подарил мне звучащий во тьме голос.

Я вспомнил, как читал отчеты о знаменитых опытах Райна по «парапсихологии». Райн исследовал некий феномен, который называл экстрасенсорным восприятием, и утверждал, что оно не зависит от нервной системы и органов чувств, а также от расстояния и даже времени. Вероятно, именно таким восприятием и обладал теперь мой спящий мозг.

Я превратился в сгусток чистой мысли. Я мог видеть свое тело, спящее в кабине неизвестно куда мчащейся ракеты. Но неподвижное тело больше мне не принадлежало. Это был просто предмет, такой же, например, как хронометр или остывшие дюзы.

На

самом деле слово «видел» здесь не совсем подходит. Новое восприятие не имело ничего общего со зрением или слухом. А еще я знал, что чье-то чужое сознание направляет меня, помогая освоить новые чувства. Постепенно мой разум расширялся, захватывая все большую область пространства. Вот я уже знаю, что творится вокруг ракеты. Вот в расширяющуюся сферу попала Венера, и я понял, что пролечу мимо нее.

О ужас! «Астронавт» летел прямо на Солнце!

Я попытался сдвинуть свое тело, заставить его проснуться и скорректировать курс. Тщетно. А вскоре я и вовсе забыл об опасности, увлеченный новыми ощущениями.

На Венеру мне было уже не попасть.

Кросно говорил, что «Астронавт» пересечет орбиту Венеры через восемьдесят девять дней после старта. Сейчас ее серебристый диск висел далеко позади. Значит, я проспал больше трех месяцев!

Еще немного, думал я, и моя ракета упадет на Солнце!.. Ничего подобного. «Астронавт» с огромной скоростью пронесся мимо огромного огненного шара и завертелся вокруг него, как камень на веревочке. А потом невидимая веревочка порвалась, и нас снова вышвырнуло в открытый космос.

Невероятная правда дошла до меня не сразу.

«Астронавт» стал кометой!

Какой-то каприз небесной механики вывел корабль на эллиптическую орбиту. Летающий склеп, парящий в пространстве, подобно сказочному Гробу Пророка, обречен был снова и снова приближаться к Солнцу и улетать от него в бездны Вселенной. Осужден на вечные скитания.

Шел еще только первый оборот.

Я знал, что идут годы, но на мне это никак не сказывалось. Время несло меня, словно река. Я чувствовал вращение планет, ощущал колебания их орбит и даже медленное движение всей Солнечной системы, вращавшейся вместе с Галактикой. Снова и снова я поражался силе и глубине своего нового восприятия.

Я подумал об оставшемся на Земле Кросно и внезапно увидел его усадьбу на берегу Гудзона, да так ясно, будто и в самом деле висел в воздухе где-то над верхушками деревьев. Старый дом уже совсем обветшал, а рядом я увидел высокий белый памятник с вырезанной на нем надписью:

«Хилари Кросно. 1889 — 1961».

Шестьдесят первый! Значит, прошло уже больше двадцати лет с тех пор, как я покинул Землю. А мне эти годы показались мгновением!.. Сначала я не мог прийти в себя от изумления. А потом мне очень захотелось увидеть своего сына. И я его увидел.

Малыш Барри был уже пожилым. Он медленно шел по саду в сопровождении светловолосой девушки и молодого человека. Откуда-то я знал, что это его дети. Девушка схватила брата за руку и горячо убеждала его:

— Но, Барри, ты не должен этого делать! Это слишком опасно! Ты погибнешь, пропадешь в космосе, как дедушка!

— Погоди, сестренка, — возражал ей мой внук, юный Барри Хорн. — Ты ничего не понимаешь!

Он взглянул на старика, словно ожидал от него помощи.

Мой сын улыбнулся и погладил золотистую головку девушки: