Легион
Шрифт:
– В течение какого времени?
– Уже несколько лет подряд.
– Для чего?
– Просто, чтобы заставить его говорить, а потом выяснить его личность.
– И вам это удалось?
– Нет.
– Не удалось?
– Нет.
Киндерман замолчал. Наступила напряженная тишина. Психиатр ерзал на стуле.
– Ну, больной утверждает, будто он – убийца «Близнец», – выпалил Темпл. – Но это же безумие.
– Почему?
– Да потому что «Близнеца» убили.
– Доктор, а не могло ли так получиться, что под гипнозом вы сами внушили пациенту Подсолнуху
Лицо психиатра побагровело. Он резко мотнул головой и коротко отрубил:
– Нет.
– Этого не могло случиться?
– Ни в коем случае.
– Вы рассказывали мистеру Подсолнуху, как именно убили отца Дайера?
– Нет.
– Вы называли ему мою фамилию и звание?
– Нет.
– Вы сами подделали пропуск на имя Мартины Ласло?
Темпл вспыхнул и, немного помолчав, решительно произнес:
– Нет.
– Вы в этом уверены?
– Да.
– Доктор Темпл, правда ли то, что в Сан-Франциско вы работали в полицейском участке консультантом как раз по делу «Близнеца»?
Темпл был поражен.
– Работали или нет? – повысил голос Киндерман.
– Да, я там работал, – упав духом, промямлил психиатр.
– Мистер Подсолнух обладает сведениями об убийстве женщины по имени Карен Джекобс, которое «Близнец» совершил в 1968 году. Эта информация была доступна только полицейским в участке. Вы рассказывали про убийство мистеру Подсолнуху?
– Нет.
– Не рассказывали?
– Нет, конечно, нет. Я клянусь вам.
– А могли вы путем гипноза внушить человеку из двенадцатой палаты, что он и есть убийца «Близнец»?
– Я же сказал – НЕТ!
– Вы не хотели бы сейчас изменить кое-что в своих показаниях?
– Да.
– Что именно?
– Насчет пропуска, – еле слышно выдавил из себя Темпл.
Следователь приставил руку к уху.
– Насчет пропуска, – уже громче повторил Темпл.
– Вы сами его подделали?
– Да.
– Чтобы доставить неприятности доктору Амфортасу?
– Да.
– Чтобы навлечь на него подозрение?
– Нет, не для этого.
– Тогда для чего же?
– Я его не люблю.
– Почему?
Темпл поколебался и, наконец, выложил:
– Из-за его поведения.
– Поведения?
– Он ставит себя выше других.
– И для этого вы подделали документы, доктор?
Темпл угрюмо молчал.
– Когда в среду я разговаривал с вами об отце Дайере, я упомянул о том, как действовал настоящий «Близнец». Вы оставили это без замечаний. Почему? Почему вы скрыли свое прошлое, доктор?
– Я ничего не скрывал.
– Почему вы сами ничего не рассказали?
– Я боялся.
– Вы боялись?
– Конечно, я перепугался. Ведь вы бы начали подозревать меня.
– Вы получили достаточную известность во время расследования дела «Близнеца», а потом исчезли из поля зрения. Может, вам теперь захотелось воскресить убийства «Близнеца»?
– Нет.
Киндерман сверлил психиатра немигающим, пронзительным взглядом. Он замолчал и не шевелился. Темпл побледнел как полотно, а потом неуверенно пробормотал:
– Вы ведь не арестуете меня, правда?
– Личная неприязнь, – чеканя слова, твердо заявил Киндерман, – к сожалению, не является поводом для ареста. Вы бесчестный, ужасный человек, доктор Темпл, но сейчас единственной мерой пресечения может явиться лишь изоляция вас от мистера Подсолнуха. Вы не будете ни лечить его, ни просто заходить к нему в палату до получения дальнейших инструкций. И лучше не попадайтесь мне на глаза, – добавил Киндерман. Он поднялся и, с треском хлопнув дверью, покинул кабинет.
Долгое время Киндерман бродил по коридорам, ожидая, когда же пациент из двенадцатой палаты придет, наконец, в себя. Но ждал он напрасно. Примерно в половине шестого Киндерман ушел из больницы. Мостовая блестела от воды. Лейтенант свернул с О-стрит на 36-ую улицу и направился к югу в сторону дома Амфортаса. Киндерман и звонил, и стучал в дверь, но ему никто не открыл. Тогда лейтенант поднялся по О-стрит и вскоре очутился перед университетом. Он сразу отправился в кабинет к отцу Райли. В приемной никого не оказалось – секретарша, видимо, отлучилась. Киндерман посмотрел на часы, и в этот момент из кабинета донесся знакомый мягкий голос:
– Я здесь, друг мои. Заходите. Иезуит сидел за столом, сложив руки на затылке. Он выглядел очень усталым и измученным.
– Сядьте и расслабьтесь, – предложил Райли следователю.
Киндерман кивнул и устроился в кресле рядом со столом.
– С вами все в порядке, святой отец?
– Да, спасибо. А как у вас?
Киндерман опустил глаза и кивнул, а потом вспомнил, что забыл снять шляпу.
– Простите, – пробормотал он.
– Чем могу помочь вам, лейтенант?
– Я бы хотел узнать кое-что об отце Каррасе, – откликнулся следователь. – С того момента, как его подобрала скорая помощь. Что было дальше, святой отец? Вы не помните? Мне надо знать буквально все до мелочей. Начиная с его смерти и кончая похоронами.
Райли рассказал все, что ему было известно. Когда он завершил свое повествование, оба погрузились в долгое молчание. Завывал ветер, и в здании напротив то и дело хлопали ставни. На город навалилась бесконечная зимняя ночь.
Иезуит достал бутылку виски. Наступившую тишину резанул короткий скрип отвинчиваемой пробки. Райли плеснул в стакан немного виски и, отхлебнув пару глотков, поморщился.
– Ничего не понимаю, – вздохнул он и уставился в окно, словно наслаждаясь видом ночного города. – Я больше ничего не могу понять.
Киндерман кивнул, будто соглашаясь, затем наклонился и, сцепив пальцы, сложил руки на коленях. Он пытался выстроить хоть мало-мальски разумную логическую цепочку.
– Итак, его похоронили уже на следующее утро, – подытожил он. – В закрытом гробу. В полном соответствии с вашими традициями. Но кто последним видел его, отец Райли? Вы не помните? Я имею в виду, когда он находился уже в гробу?
В задумчивости Райли поболтал стакан, наблюдая, как переливается в нем янтарная влага. Он собирался с мыслями. Наконец он промолвил: