Легионер из будущего. Перейти Рубикон!
Шрифт:
Флавий щелкнул вожжами, повозка покатила по каменному покрытию Эмилиевой дороги. Курион и Марк Антоний, сдерживая коней, ехали рядом с двух сторон от возка. Олвикс и я шагали пешком позади повозки. Вскоре догорел и мой факел. Теперь наш путь озарял лишь бледный призрачный свет луны, которая проглядывала между облаками. Ветер то заволакивал ночные небеса плотными тучами, то разгонял их, обнажая лик ущербной луны.
Проехав через обширный лес и спустившись по склону довольно крутого холма, наш маленький отряд очутился на низком
– Вот и Рубикон! – сказал Азиний Поллион. – Это граница Италии.
Эмилиева дорога подходила к пограничной речке в том месте, где имелся брод, удобный для всадников и повозок, рядом через реку был перекинут узкий пешеходный мостик из жердей и досок.
Цезарь выбрался из возка, пожелав перейти реку по мосту. У него затекли ноги от долгого неподвижного сидения в тряской повозке, и ему захотелось немного размяться. Азиний Поллион также выпрыгнул из повозки, направившись к мостику вслед за Цезарем. Олвикс и я тоже зашагали к мосту.
Взойдя на выгнутый дугой мостик, Цезарь вдруг остановился и, облокотившись на перила из грубо отесанных ясеневых жердей, засмотрелся на мутную речную воду. Выше по течению находился загроможденный камнями перекат, оттуда доносился смутный ровный шум речного потока, преодолевавшего преграду. Водяные струи, протекая под мостом, несли длинные водоросли и клочья пены. В ночном воздухе явственно пахло сыростью и камышами. Было тихо и таинственно; лишь шумела река на перекате да скрипела повозка, медленно спускаясь по берегу к речному броду. Флавий, погоняя мулов, негромко посвистывал.
Курион и Марк Антоний, спешившись, разминали ноги. Они глядели на Цезаря, замершего на середине моста, догадываясь, какая внутренняя борьба сейчас происходит в нем.
Сознавал это и Азиний Поллион. Подойдя к Цезарю, он негромко промолвил:
– Еще не поздно вернуться. Но стоит перейти этот мостик, и все будет решать оружие.
Цезарь помолчал, затем задумчиво произнес, продолжая смотреть на текущую под мостом реку:
– Если я откажусь от перехода через Рубикон, это будет бедой для меня, если перейду – для всех римлян.
Азиний Поллион понимающе покивал головой, не промолвив больше ни слова. Он видел, что Цезарь мысленно еще раз взвешивает все «за» и «против», поэтому не хотел мешать ему в принятии столь важного решения.
Флавий на своей скрипучей повозке уже въехал на мелководье, переправляясь на другой берег реки. Следом за ним, вскочив на коней, тронулись Курион и Марк Антоний, поднимая высокие брызги воды. Стоявший рядом со мной Олвикс нетерпеливо переминался с ноги на ногу. По его мужественному лицу было видно, что он редко колеблется в принятии любых решений и что теперешняя нерешительность Цезаря ему совершенно непонятна.
Наконец Цезарь расправил плечи и уверенно воскликнул:
– Вперед, куда зовут меня знаменья богов и несправедливость противников! Жребий брошен!
В знак своей решительной поддержки этого решения Азиний Поллион крепко пожал Цезарю руку. Плечом к плечу они преодолели оставшуюся половину моста, почти бегом устремившись по противоположному берегу к дороге, на которую уже выбрались из реки два всадника и повозка, запряженная парой серых мулов. Олвикс и я тоже ускорили шаг, подхватив полы своих длинных плащей.
«Вот она, знаменательная в древней истории ночь с 10-го на 11 января 49 года до нашей эры! – билась мысль в моей голове. – Знаковое событие в жизни Цезаря и в судьбе Рима! Это событие было описано Плутархом, Аппианом, Светонием и другими анналистами, труды которых дошли до двадцать первого века. И вот все повторяется вновь, но уже с участием человека, заброшенного в эпоху Цезаря из далеких грядущих времен!»
Глава восьмая
Аримин
В Аримин Цезарь прибыл с первыми лучами взошедшего солнца. Он без промедления собрал на сходку своих воинов. Благодаря стараниям Цинны, отряд которого проник в Аримин еще на заре вчерашнего дня, под знамена Цезаря встали около трехсот местных добровольцев. Цинна распустил слух, будто десятый легион – это авангард Цезаря, следом за которым со стороны Альп двигаются еще девять легионов. Этот слух переполошил жителей Аримина, из которых самые бедные и неимущие без колебаний пошли записываться в войско Цезаря, а самые богатые устремились к Риму, оставив свои дома и достояние.
На сходке Цезарь перечислил все обиды, нанесенные ему сенатом, упомянул и о том, что сенаторы отвергли его условия примирения с Помпеем, по сути дела не оставив Цезарю иного выбора, как начать войну с сенатом. Цезарь обещал легионерам из десятого легиона и местным добровольцам выплатить тройное жалованье в ближайшие три месяца, а если война с Помпеем затянется, то сторонники Цезаря получат еще большее вознаграждение. Призывая своих воинов быть верными ему, Цезарь говорил, что готов отдать им все свои богатства, лишь бы они помогли ему восторжествовать над сенатом и Помпеем.
На этой сходке случилось следующее недоразумение. Цезарь, заверяя воинов, что ради уплаты им жалованья он готов заложить свой золотой фамильный перстень, часто поднимал вверх свою левую руку с перстнем на безымянном пальце. Дальние ряды войска, заполнившего площадь Аримина, не имея возможности расслышать речь Цезаря, приняли его поднятую руку с перстнем на пальце как знак того, что Цезарь пообещал каждому воину всадническое состояние. Золотые кольца на левой руке в Риме носило сословие всадников, имущественный ценз которых составлял четыреста тысяч сестерциев. Каждый год цензоры проверяли списки римских всадников, и если у кого-то из них состояние оказывалось меньше четырехсот тысяч, то этих людей вычеркивали из списка всадников.