Легионер. Дорога в Помпеи

Гуров Валерий Александрович

Места внутри каморки оказалось еще меньше, чем показалось на первый взгляд. Эксперимента ради я расставил руки — и коснулся ладонями противоположных стен. Но даже тогда, когда оказываешься в самой заднице, надо стараться искать каплю позитива. Такой каплей оказалось небольшое окошко для вентиляции. Совсем крохотное, но через него я получал крохи свежего воздуха и какую-никакую, но связь с внешним миром.

М-да.

Я опустился на замызганную скамью. За дверью послышались удаляющиеся шаги. Промелькнула мысль, что меня, по-русски говоря, попытаются прессануть. Видали

мы такое. Ведь дело-то явно не в отсрочке. Вот готов биться об заклад, что здесь другие мотивы. Скорее всего, меня хотят припугнуть самую малость — и дать понять, что Рим Римом, а Помпеи — это Помпеи, и здесь живут без оглядки на хотелки Суллы и кого бы то ни было еще. Возможно, завтра мне предложат новый вариант развития событий. Например, сумму аренды чуточку уменьшат. Раз этак в десять…

В очередной раз убеждаюсь, что люди, независимо от времени, практически не изменились. Все те же самые методы я видел в девяностые на всем постсоветском пространстве.

Что же, придется дать понять «коллегам», что со мной такие фокусы не работают. Сидя на лавке, я помассировал виски, пытаясь сосредоточится. Одно понятно, менять планы мне ни в коем случае нельзя. Сегодня из местного порта отходит корабль в Испанию, и кровь из носу я должен попасть на него, чтобы уже с борта помахать недоброжелателям ручкой. Другой вопрос — как?

Нет, не в смысле — как бежать из темницы… с этим особо проблем не возникнет, ночью это можно будет провернуть. А вот как это сделать так, чтобы прихватить с собой свое? Деньги за участок и за проданное серебро с гарумом. Вот это уже вопрос поинтереснее. Люблю задачки со звездочкой, чтоб их.

Я откинулся затылком на холодную стену, выдохнул, когда из отверстия послышалось приглушенное и едва разборчивое:

— Квинт, ты меня слышишь, Квинт?

Глава 19

— Слышу, — я нахмурился, все-таки слова прозвучали неожиданно.

Это раз.

Ну а два — это главный вопрос. Либо вентиляционное отверстие умело пародировать голоса, либо я слышал оттуда голос грека. Потому нахмурился еще сильней. Слышать его я не рассчитывал. По крайней мере, не сейчас.

Гадать долго не пришлось, через несколько секунд голос прозвучал отчетливей. Как будто говоривший прислонил к отверстию губы.

— Это я, Паримед! — натужно пробубнили из дыры.

— То, что это ты, я уже понял, — я нехотя отлепил затылок от стены, сел на край скамейки.

Не понял я другого — что грек делал здесь? Особенно после отнюдь не красивого поступка в кабинете квестора. Может, окончательно протрезвел и понял, что сорвал сделку? Или наоборот, вдогонку вина выпил?

— Слава богам, что отверстие не заделали, и мы можем поговорить! — продолжил неразборчиво бубнить Паримед.

— Ты идиот? — я все же ближе придвинулся к отверстию, чтобы собеседник меня лучше слышал.

Уж пусть слышит всё, что я имею ему сказать.

— Ну почему сразу идиот, Квинт… — послышался искренне возмущенный голос. — Обижаешь!

Под дурачка, значит, прикидывается. Ну, допустим. Я окинул глазами, уже привыкшими к темноте, свою камеру и

приметил в стене пробившийся корешок какого-то дерева. Стены здесь были земляные, вот и растительность имелась. Не поленился, выковырнул корешок, вернулся к вентиляционному отверстию, где Паримед продолжал бубнить какие-то невнятные и совершенно лишние оправдания. Кому они теперь были нужны? А главное — греку это для чего?

— Ты там?

— Да…

А получи-ка тогда, упырь, блин. Я засунул корешок вентиляционное отверстие. Заодно проверю, насколько здесь стены толстые, гляди, ломать придется… ну или рыть.

— Ай! Ты чего делаешь, зубы чуть не выбил! Тьфу… тьфу… гадость!

Стены оказались тонкими, и корешок благополучно угодил греку в рот. Тот пытался отплеваться от земли, теперь, наверное, хрустевшей на зубах. Ничего, заслужил — пусть помучается, козел. Окажись он сейчас напротив, так вовсе удушил бы. Собственными руками. Пока же пусть живет, а корешки еще и полезные, грех жаловаться.

— Зачем ты это сделал? — процедил я, дождавшись, пока Паримед перестанет кашлять, как заведенный.

— Чего творишь, меч Марса тебе в жопу… фу, гадость какая несусветная! — как ни в чем не бывало, продолжил возмущаться Паримед.

— Ты меня подставил, але гараж! — я сказал эти слова жестко, но не повышая тон.

За пределами камеры нас всё-таки могли услышать. Лишнее внимание мне было совершенно ни к чему.

Грек взял короткую паузу. Думал, как ответить, и заодно слово незнакомое переваривал.

А как тут ответишь?

То, что он сделал, обычно называется просто — предательство. Хотя Паримед, если отмести эмоции, ничего никому не обещал и другом мне не был, а значит, предать в принципе не мог. И я, говоря прямо, на него и не рассчитывал. Поэтому более верным было так бы и сказать — он меня кинул.

— Выслушай Квинт, — наконец, заявил он. — Не руби с плеча сгоряча. Ты имеешь право злиться, но все не так, как ты думаешь! Выслушай, а?

— А я чем, по-твоему, занимаюсь? — спокойно ответил я. — У меня, знаешь ли, невелик выбор в этой клети, приходится слушать всяких идиотов. Если что, это я про тебя.

— Погоди, я правда не виноват. Я не подставлял тебя! — грек начал распаляться. — Понимаешь? Тебя бы все равно схватили, ни одной возможности не было для тебя выехать и вывезти из Помпей эти деньги!

— Допустим, но ты мог в этом не участвовать? — проскрежетал я.

— А я бы за лжесвидетельство сидел с тобой на этой затхлой скамеечке! — возмутился грек. — И не смог бы говорить с тобой отсюда! Понимаешь ли, Квинт? Я все продумал и действовал на два шага вперед!

Стратег, блин, доморощенный. Я набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул.

Интересно, откуда он знал про скамейку? В остальном — говорить можно что угодно. Человека всегда характеризуют не слова, а действия, поступки. Но надо отдать должное Паримеду, он, по крайней мере, признавал, что действовал исходя из собственных шкурных интересов. Ничего в этом хорошего, конечно, нет, для меня уж точно. Но и на том спасибо. Буду знать, что он из тех, кто за деньги родную мать продает.