Легионер. Книга четвертая
Шрифт:
– Кем не считать?
– Комбатантами, господа! Говоря военным языком, комбатантом считается военнослужащий, в отношении которого действуют международные нормы, обязанные для соблюдения воюющими сторонами. Военнопленных, к примеру, положено кормить, не принуждать к работе. А мы все для Харагучи – не солдаты, а бандиты с большой дороги. Раз мы создаем наступающим японцам помехи – значит, они могут безжалостно нас истреблять.
– Вот те на… В каторге начальство и надзиратели нас за людёв не считали, и японцы
– Кто не верит – оставайтесь. Проверьте! – зло усмехнулся Ландсберг.
Ропот смолк. Люди молча построились и двинулись за сотниками вдоль дороги к селу Мало-Тымово. Ландсберг пропустил мимо себя устало бредущих людей, тронул коня. Впереди замаячила темная фигура отставшего.
– Господин начальник, дозвольте обратиться…
– Ты кто?
– Дружинник Курбатов, ваш-бродь. Так что раньше приказчиком у вас в магазине служил…
– Курбатов? Помню тебя, как же… Василий Митрофанович, если не ошибаюсь?
– Михайлович. Ну да бог с ним, с отчеством… Я вот упредить вас хочу, ваш-бродь… Вы бы того… Побереглись бы!
– На войне всякий беречься должен, Курбатов, – усмехнулся Ландсберг. – На то она и война!
– Я не об том говорю, господин начальник! – Курбатов взялся за стремя коня Ландсберга, придвинулся поближе, приноравливая свой шаг к лошадиному. – Разговор слышал давеча нехороший. Лиц не разобрал, темнотища, конечно. Да и прекратили говорить, как меня заметили. А говорили о том, что хорошо бы, дескать, командира нашего статского вместе с сотниками повязать, да японцам и выдать. Тогда те, мол, и не тронут. Еще и награда может произойти от японского микадо.
– Награду хотят? Ну-ну, – усмехнулся Карл. – Спасибо, что предупредил, Курбатов.
– Оно, конечно, может и просто так люди болтали! А, может, и всурьез. Я вот и решил упредить вас по старой памяти. Потому как, кроме добра, от вас ничего не видел…
– Спасибо, Курбатов! – снова поблагодарил Ландсберг. – Ты иди теперь, догоняй свой взвод. А то скажут, что с начальником шептался, косо глядеть станут. Как видишь, знакомство со мной – вещь непопулярная…
Брели до рассвета, пока оставленные дозорные не донесли, что японская кавалерия отстала. Японцы, пережидая ночь, разбили временный лагерь. А передовой дозор наткнулся на бивак арьергарда отступающего гарнизона.
Ландсберг дал долгожданную команду на привел.
Он натянул поводья, развернул коня и оглянулся на бредущих в мелколесье дружинников. Солнце еще не встало, однако тайга из угольно-черной стала серой и прозрачной. Карл мельком глянул на часы, покачал головой: рановато, но люди устали, озлоблены, измотаны неизвестностью. Спрятал часы в кармашек, негромко скомандовал:
– Сотников и взводных прошу ко мне!
Он перекинул правую ногу через луку седла, тяжело спрыгнул на землю, потопал затекшими ступнями, потянулся.
Дружинники, едва услыхав про привал, так и посыпались на землю – кто где стоял. Одни сразу же растянулись на чахлой траве, другие принялись разматывать обмотки и с наслаждением шевелить задеревеневшими пальцами ног. Кое-кто закурил, над биваком вперемешку с сизым табачным дымом поплыли обрывки обычных разговоров. Ординарец Есипов взял из рук командира поводья, отвел коня к осине, привязал и отправился искать отставшую единственную обозную телегу, где вместе со съестными припасами хранились остатки овса для лошадей.
Ландсберг, прислонясь к дереву и покусывая травинку, поджидал командиров сотен и взводных, с усталой горечью размышляя о том, что дисциплина в дружине после первых боев и слепого блуждания по тайге стала совсем ни к черту. Да и какие могут быть сотенные командиры, если от дружины осталась едва ли половина?
Сотники Анучин и Чертков, взводный Маринкин подошли одновременно – не отрапортовав, как положено, не подтянувшись и не приведя в порядок расхристанных после пешего перехода бушлатов. Ландсберг вздохнул, и в который уж раз усилием воли сдержал готовое сорваться резкое замечание.
– А где ваши взводные, господа? Почему не вижу Семенцова, Варламова, Кузнецова?
– Так что Кузнецов ногу повредил, в обозной телеге пребывает. Варламов, по моему приказанию, посты расставляет. А Семенцова не видали с ночи. Кто его знает, господин начальник! – вздохнул Чертков, переминаясь с ноги на ногу и с завистью поглядывая на пачку папирос в руке начальника дружины. – Вчерась вечером видел Семенцова, руку ён перебинтовывал. А с рассвета, как выступили сюды, не встречался. Может, отстал…
– Или вообще ушел! – со злостью сплюнул второй взводный, Анучин.
– Господа сотники и взводные! – Ландсберг пустил в голос металл, тяжело поглядел на стоящих перед ним дружинников. – Извольте привести в порядок свое обмундирование и отвечать как положено! Чертков, кругом марш! Немедленно найти Семенцова, живо! Если не его, так заместителя! Анучин, выставить караулы по периметру бивака, выслать пару дозорных по ходу движения, уточнить дислокацию арьергарда, за которым мы следуем. Еще пару разведчиков – назад, для наблюдения за противником. Третью пару на сопку.
– Слушаюсь, господин начальник! Тока, осмелюсь донесть, моя сотня и так три последних дня в дозоре. Других бы поставить, чертковских.
– Анучин, я всё помню, и всё знаю. Но что поделаешь, если в двух полусотнях у Черткова людей почти не осталось? Конечно, дружину бы на переформирование отвести надо… Но куда? Где резервы брать? Приказов и распоряжений от его высокопревосходительства генерала Ляпунова второй день нет. А арьергардному отряду полковника Тарасенко, которому мы приданы, не до нас, сами знаете.