Легко приходят – легко уходят
Шрифт:
Когда я открыл сейф, со двора донесся сигнал автомашины. Серый с желтым «кадиллак» стоял у колонки. Пришлось сейф захлопнуть. Ругаясь про себя, я пошел заправлять машину.
Водитель, его жена, а также четверо его ужасных детей хотели есть. Я предложил им сандвичи. Обормоты торчали в закусочной полчаса. Едва они уехали, как подошел грузовик, и водитель потребовал ветчины и яиц. Слава Богу, вскоре уехал и он.
Около полуночи движение, наконец, прекратилось. В течение нескольких минут я следил за длинной извилистой дорогой, но она была пустынной. Я направился в бунгало. И вдруг вдали появились огни. Это привело меня в бешенство. Я был совершенно уверен, что машина остановится, по крайней мере, только для заправки. Чтобы не терять времени, я побежал к насосам.
Это был старый, потрепанный «бьюик», и в нем – двое мужчин. Водитель высунулся и посмотрел на меня. Это был парень моего возраста в черной шляпе с опущенными полями. У него было очень смуглое и худое лицо. Маленькие темные глазки напоминали осколки бутылочного стекла и были столь же невыразительны. Его товарищ, толстяк, вытирал маслянисто-коричневое лицо. На нем был поношенный, весь в пятнах, серый костюм и мексиканская шляпа с узкими полями. Что-то в этих двоих мне сразу не понравилось. Я инстинктивно почувствовал: что-то здесь не так. Впервые за все время пребывания на станции я осознал всю опасность этого уединенного места. Мексиканец буравил меня глазками, в то время как другой озирался по сторонам.
– Заправить? – спросил я, беря шланг.
– Да, заправь, – ответил мексиканец.
Худощавый вышел из машины, по-прежнему озираясь. Он обмахивался шляпой, и лицо его было мокрым от пота.
– Ужасно жарко, – сказал я. – Давно не было такой ночи…
Я говорил для проформы. Эти двое вызывали у меня беспокойство. Я боялся, что они могут стукнуть меня по голове и взломать кассу. А если они увидят сейф в бунгало…
Худощавый смотрел на меня.
– Это твое местечко, весельчак? – вдруг спросил он. – У тебя здесь жена, детишки?
Такой вопрос мог задать каждый. Но в интонациях его голоса было что-то отвратительное.
– Я всего лишь наемный работник, – сказал я, следя за указателем. – Мой босс и другой помощник должны быть с минуты на минуту.
Я врал, надеясь, что это их остановит. Я следил за этими двумя парнями с таким же чувством, как следил бы за гремучей змеей, заползающей ко мне в ванну.
– Давай что-нибудь поедим, Сол, – сказал первый второму. – Что у тебя, весельчак?
– В такой час только сандвичи.
– Что может быть лучше сандвичей! Особенно, когда я голоден.
Украдкой я взглянул на часы. Двадцать минут первого. Я пошел в закусочную, а они двинулись за мной фланирующей походкой.
– Больше никого нет? – спросил худощавый.
Он прекрасно видел и сам, что здесь никого нет, поэтому я ответил утвердительно.
Толстый Сол прошел мимо меня за стойку, толкнул дверь и заглянул на кухню. Потом он вернулся назад и, глядя на напарника, покачал головой. Теперь я окончательно понял, что попал в беду.
– Здесь у вас только один телефон?
– Да, – ответил я, держа руки за спиной.
Не стоило делать поспешных движений.
Гость взялся за телефон и выдернул провод из гнезда. Сделав это, он посмотрел на меня своими змеиными глазами.
– Иди готовь цыпленка. Сол, присмотри за ним.
Мы пошли на кухню.
– Что вы хотите от меня? – спросил я, засовывая цыпленка в гусятницу.
– Сам подумай, дружок, – сказал Сол, усаживаясь на стул. Его черная рука ласкала рукоятку револьвера. – И не приставай с расспросами.
Тягостное молчание.
– Нравится тебе здесь, приятель, не одиноко?
– Я привык, – ответил я одеревеневшими губами.
– Ты женат?
– Нет.
– Как же тогда с женщинами, а?
– Когда как.
Вошел худой, в руке у него было блюдо с сандвичами.
– Бери, Сол, это не так уж и паршиво. – Он говорил с набитым ртом. – Следи за весельчаком, позабавь его. Я пойду взгляну на окрестности.
– Эдди – парень что надо, – Сол начал есть. – Тебе следует обращаться с ним осторожно. Он немного вспыльчив, а так – парень первый сорт.
Я ничего не ответил, да и говорить было не о чем. Я думал. Они не оставят меня в покое. Но и не подозревают, на кого напоролись. Справиться с ними по отдельности – это единственный мой шанс. Эдди вышел, а с толстяком – разберусь.
Сол спросил:
– Сколько монет сбежалось за день?
– Немного, – ответил я. – Мы сегодня как раз сдали деньги в банк.
– Вот как. Нам нужна монета, чертовски нужна.
Он сгреб еще пару сандвичей и принялся засовывать их в свою огромную пасть.
– Мы думали, что в подобной дыре должно быть достаточно денег.
– Сотня долларов, не больше, – сказал я.
– Тебе лучше найти что-нибудь покрупнее, приятель, не то рискуешь остаться со свернутой шеей.
Я поставил на стол две тарелки. Мое дыхание участилось. Если я собираюсь заняться этим толстым, то сейчас самое время. Я вытащил гусятницу и соусник.
– Есть еще деньги за бензин, – продолжал я, направляясь к столу. – Может быть, долларов пятьдесят…
Сол поднялся и наблюдал за тем, как я заношу руку, чтобы положить цыпленка на тарелку.
– Мало, – цыкнул он. – Ты учти: Эдди не из тех парней, которых можно обмануть…
Стремительным движением руки я швырнул тарелку ему прямо в лицо. Горячее масло заставило его взвыть от боли. Пока он нащупывал револьвер, я ударил его раскаленной гусятницей. Откинувшись назад, прыгнул и нанес сокрушительный удар по челюсти. Выхватил револьвер. Бандюга пытался подняться, но я без всякого сожаления ударил его револьвером в лоб. Сол рухнул, и глаза его закатились.
Выпрямившись, я услышал, как скрипнула дверь в закусочную. Я прыгнул через комнату и выключил свет. Не следовало недооценивать Эдди. По всему было видно, что это профессиональный убийца. Но у меня в руках было оружие.