Легко
Шрифт:
Презель наклоняется в сторону окна Шулича, снова поднимает голову и смотрит в сторону Агаты, которая сидит насупившись и хмуро косится на толпу. Пусть смотрит, да, пусть смотрит, освежит память, вспомнит, как все это случилось! Сбежать она хочет, вернуться домой. Только ребенок у нее на руках выглядит почему-то веселым, видит лица за окном и пялится на них. Весь светится, улыбается, как на конкурсе на звание лучшего «Дети не лгут»! Дитя малое, что оно понимает.
Жители деревни: Вы сейчас пришли, чтобы ее охранять! А где вы раньше были! — Сначала только девчонка, а потом все опять к ней сбегутся! Из маленьких большие вырастают! Как будто это Иисус! Дитя Святой Марии!
Последние слова выкрикивает низкорослый тип в рыбацкой жилетке, который сзади продирается в первые ряды, хватая за плечи впереди стоящих.
Жители деревни: Размалевана всеми красками!
Так, сейчас они уже перегибают палку, этого нам не нужно слушать. У меня портится настроение, я определенно должен что-то сказать, раз этих двух в полицейской форме никто не слушает, хотя и должны бы. Нужно разрядить атмосферу, сказать понимающим тоном несколько правильных слов, в конце концов, я — начальник миссии. Спускаю оконное стекло в машине, чтобы хоть на секунду отвлечь внимание недовольных на себя, мол, что это за мистер икс.
Я успокаивающим голосом: Поэтому мы сейчас и уезжаем! Девушка сейчас под стражей. Ничего больше не случится! — Она в машине, вы что, не видите? Мы едем в Кочевье — идите спать! Смотреть телевизор!
Только я произнес эти слова, как по тупому выражению на их лицах понял, что — по сути — только подлил масла в огонь.
До меня дошло — я сказал что-то не то, после того как увидел, что их лица, раньше только раздраженные, стали более серьезными. Что за глупость я сболтнул, явно не подумав. Проблема была не в том, чтобы нам дали проехать через деревню, ведь, в конце концов, до Кочевья ведет и главная дорога в сторону Любляны. Хотя мы раньше приехали из Любляны откуда-то сзади, по заброшенным дорогам через Иванчну, потому что не хотели маячить лишний раз перед глазами. Так что мы вполне могли бы официально уехать в сторону Любляны, остановившись по пути в Кочевье. А я сейчас подлил масла в огонь, открыто заявив, что мы едем в Кочевье. В какое такое Кочевье? Они же с министром договорились, что все Шаркези переедут в казарму в Любляну! И что ни один из них не будет жить в Трате или же где-то поблизости в радиусе 15 километров! Какие дома безопасности, какие социальные приюты? От кого их защищать? От нас? Да вы что, там в Любляне, белены объелись? Что, вас, столичных прохвостов, проучить нужно? Мы что, впустую договаривались? Мне даже не нужно было все это слушать, я это сразу понял по их красноречивым лицам.
Жители деревни: Какое Кочевье? Что вам там нужно? — Никакого Кочевья! Вон из нашего района! Опять эти ваши фокусы! Через Камна-Реку ни одного не пропустим! И так уже все затянулось! Вы в своем огороде ее поселите, в свой амбар, какое Кочевье! Ни один Шаркези не проедет по нашей деревне!
Шулич, смирившись с судьбой: Народ, успокойтесь. Мы вам хотим помочь. Мы ее увозим.
Жители деревни: Да, помочь! Конечно! Вы и все эти ваши суды, так много помогают! — Потому что мы платим налоги! Потому что дураки! — Пусть министр сюда приедет, чтобы нам еще раз услышать, где должны жить эти Шаркези. А в Кочевье нет им места!
Какой же я кретин! Нет, я не кретин, я просто не привык к таким вещам. Я был в состоянии стресса, а из-за этого человек хочешь не хочешь скажет лишнее. Раньше, когда мы лицом к лицу схватились с Агатой, мне, судя по всему, удалось достичь некоего разумного компромисса. К такого рода публике я не привык, но я способен их как-то понять, понять то, что ими движет, даже не принимая во внимание тот факт, что у меня имеется также специальная психологическая подготовка. Но вот это сейчас — это что-то совсем другое. Я уверен, что каждого из них, в разговоре один на один, мне без особого труда удалось бы убедить в своей правоте. А вот в случае напора толпы сконцентрироваться сложнее и волей-неволей скажешь что-то лишнее. Похоже, свой шанс справиться с ситуацией я только что упустил. Точно знаю, что они на самом деле думают, хотя на поверхность выплывают только какие-то размытые фразы, но вся общая возбужденность, плюс еще и тот факт, что глава как-то уж слишком быстро исчез из виду, именно в тот момент, когда он мог бы взять на себя функцию разумного посредника. Ведь именно он в тот раз договаривался с министром. А сейчас он, по-видимому, решил, что свое уже сделал.
Жители деревни: Что вы тут себе думаете? Морочить голову всем, кого вы встречаете на пути?
Шулич: —
Жители деревни: Это наша дорога! Мы здесь живем! Так что, будьте добры, а ваша дорога — вон там! Давайте, через холмы, часок-другой —
Последнее сказал опять тот же тип, в рыболовном жилете. Я могу поклясться, что Шулич прошипел: «Кретин», — но думаю, что это относилось именно к указанному типу, поэтому я не обиделся.
Презель: Да кто же виноват…
Жители деревни: Все! Валите отсюда! — По деревне вы не поедете! Ни один! — Разворачивайтесь!
И что тут можно сказать, в этой ситуации? Ничего.
Ладно, хорошо.
Агата неожиданно, охрипшим голосом, грубо: Да нам не нужно проезжать через деревню. Вокруг тоже можно.
Только этого еще не хватало. Что точно она сказала, почти никто не услышал, большинство вышло из себя просто потому, что она вообще начала говорить. Атмосфера моментально накалилась, фактически взорвалась, в воздухе явно запахло агрессией. Шквал оскорблений обрушился на девчонку, которая исподлобья смотрела наружу, через окно, совершенно застыв. Даже младенец как-то вдруг притих, слегка растерялся, личико приняло более серьезное выражение. Тип в красной рабочей кепке и красных штанах с зелеными карманами на коленках склоняется к открытому окну, так что Шулич рефлексивно нажимает на кнопку и стекло начинает передвигаться наверх. А он в униформе.
Я старательно контролируемым голосом, обоим полицейским:Ладно, через Камна-Реку мы не едем. Давайте обратно, в сторону Иванчны.
Народ подрастерялся, поскольку сейчас уже никто больше не знает, что будет, — единственный канал коммуникации, в роли которого выступило обычное автомобильное стекло, перекрыт. Тип в кепке топчется, переминаясь с ноги на ногу, и злобно смотрит на Агату, хотя и молчит. Оба полицейских мигом смекают, что нужно быстро реагировать, чтобы создать впечатление авторитетных органов при исполнении, а не нервного хаоса. Презель, ничего не говоря, медленно нажимает на газ, так что толпа, скопившаяся вокруг машины, инстинктивно отступает на миллиметр назад, автоматически подчиняясь логике властей. В итоге толпа сконцентрировалась, закрыв дорогу в деревню, освобождая проезд по дороге в сторону Любляны. Сплотившись стеной, они реально готовы единым фронтом выступить против машины, против властей. И их совершенно не волнует, что у нас тоже официальная миссия. Мне даже стало по-своему любопытно, а что случилось бы, если бы мы продолжали ехать в прежнем направлении, правда, не настолько, чтобы видеть себя в роли потенциального военачальника; команда уже отдана, тактическое отступление. Машина сдвинулась, сначала очень медленно, толпа постепенно расступилась, пока машина действительно беспрепятственно не проехала мимо. Этот момент Агата использует для того, чтобы показать всем задранный вверх средний палец. К счастью, еще до того, как в сторону машины что-то полетело, Презелю удалось набрать скорость и отъехать от раздраженных жителей и от пылающих вовсю огней. Тип в красной шапочке, насколько я видел, сделал ответный угрожающий жест, как будто желая броситься вслед за машиной, но в итоге только ударил ногой в песок, оставшись на месте.
Ну и народец! ОК, я их понимаю, знаю, что им всем здесь пришлось пережить, в том числе понимаю причины их массовой истерии, но при всем этом я никогда не думал, что мне придется в жизни так сильно радоваться компании двоих полицейских, и это — в положении перед толпой обычных деревенских жителей. Боже мой, с кем только не приходиться иметь дело. Да, нечем похвастаться, в этот раз вышло не слишком гладко. Но, как бы то ни было, все позади.
В Словении 10–15 % людей, которые никак не соответствуют типу среднестатистического рабочего — словенца или словенки. Сюда можно включить не только безработных цыган, которым неохота работать, цыгане по-любому — проблема повсюду, но еще и авторитеты переходного периода, старая элита предшествующего режима и их потомки (речь идет не о специалистах, но о так называемых политических кумовьях).
Социализация цыган должна быть начата! Хотя это будет длительным, вполне возможно даже болезненным процессом. Эта цыганка меня не убедила в том, что в лесу ей лучше. Здесь в цивилизованных условиях социального приюта она сразу завопит, если полчаса не будет горячей воды!
Саморог… эй, возьми себе симпатичного цыгана, залезь с ним на дерево, там можно и анально, и орально во всех позах, смотри только, с дерева не свались, хотя, если ты настоящая обезьяна — то хвостом удержишься за ветку.