Лекарь, маг и прочее
Шрифт:
Свир как-то виновато вздохнул, шмыгнул носом и продолжил: – Да, неловко вышло с отъездом. Ну да ладно, что было, то было. Потом-то всё равно помирились. Я когда в Загжебе обосновался, обжился, грамотку отцу отписал. Так, мол, и так, прощенья прошу за ослушание, винюсь и каюсь. Вы ж моего отца знаете, вспыльчив да отходчив, а мама – та вообще никогда ни на кого зла не держит, только жалеет всех. Короче говоря – простили. А я устроился учеником к лекарю одному. Помните, небось, что мне с детства всех лечить нравилось?
– Как не помнить, – перебил его Двин, – конечно помню, ты и меня полечивал. Если где ногу раздиру или нос в драке разбивали ты тут как тут. То с лопухом или подорожником, то с тряпкой мокрой.
– А я помню, как ты нашему псу лапу вылечил, – отозвался Зивур, – и что характерно, пёс то злющий, а тебя сразу подпустил. Чуял, наверное, что с добром ты к нему.
– Ну, да, так и было, – кивнул Свир, продолжая, – поначалу Учитель не шибко мне доверял, но потом, всё-таки углядев во мне лекарскую жилку, стал обучать всем тонкостям врачевания. В общем, через пару лет я мог уже самостоятельно оказывать квалифицированную помощь пациентам.
– Погодь-ка, чегой-то я не понял, – опять прервал рассказчика Двин, – кому и что ты оказывал?
– Пациентам квалифицированную помощь. Ну, это значит, что я самостоятельно могу лечить людей, – пояснил Свир, – городская гильдия лекарей, проверив мои знания и способности, назвала меня врачом и вручила вот эту цепь с медальоном.
Он указал на свою шею. И правда, там была серебряная цепочка, на которой был подвешен медальон с изображением чаши, обвитой змеёй.
– А чегой-то у тебя там змеюка отчеканена, – спросил Зивур, – что тоже лечит?
– К вашему сведению, змеиный яд в очень малых дозах тоже лекарство… – приосанившись, нравоучительным тоном начал Свир.
– Да ладно тебе, чего завёлся-то, – оборвал его Зивур, – ну лекарство, так лекарство. Ты лекарь, тебе виднее.
– Ну, с этим понятно, – подытожил Двин, – дальше-то что было?
– А дальше было вот что, – Свир немного помолчав, продолжил, – от своего Учителя я не ушёл. Стал у него, как бы это правильно сказать, ну помощником что ли.
– Чего ж сам-то не лечил? – подал голос Зивур.
– Были причины, – Свир вздохнул, посмотрел на дверь трактира, – может ещё по кружечке?
– Это можно, – предложение было принято сразу и без споров. – Эй, Неляд! Принеси ещё мёда.
Вскоре, на столе появился запотевший жбан, который принёс сын Неляда, помогавший отцу в трактире. Пенистый мёд потёк в кружки. Выпили. Крякнули от удовольствия. Четыре глаза опять уставились на Свира в ожидании продолжения: – Так что за причины?
– Да, вот думал ещё у лекаря поучиться. Но это было не главное. Дочка у него красавица. Понравилась, как только увидел, да и она ко мне тоже не ровно задышала. Короче, полюбили мы друг друга. Отец её, глядя на такое дело, сказал мне: «Ты вроде парень не плохой, но я тебя сразу предупреждаю: дочь свою абы кому в жёны не отдам. Вот станешь настоящим лекарем, сможешь содержать семью, тогда о свадьбе и поговорим, а сейчас пока рано».
Пришёл я к Любавушке, дочке лекарской и говорю, так, мол, и так, твой отец вот как рассудил, а она мне: «Не печалься, главное, что мы вместе, а остальное – мелочи жизни». На том тогда и порешили.
– Слышь, Свир, – прервал рассказчика Зивур, разливая по кружкам остатки мёда, – у этого лекаря имя-то есть? А то ты всё: или лекарь, или Учитель.
– Есть, конечно, – Свир блеснул глазами, – Марцинкусом его зовут.
– Ого, это ж знатный врачеватель, – Зивур погрозил пальцем Свиру, – эка, ты дружище, куда нацелился.
– А не тот ли это Марцинкус, который аккурат за месяц до твоего ухода в Загжеб, приезжал сюда лечить Сивого Бадю, которого тогда в лесу медведь помял? – поинтересовался Двин, – помнится мне, что была с ним и дивчина какая-то, всё ему помогала.
Свир согласно кивнул, – он это был. А Любавушка мне ещё тогда приглянулась, да так, что я аж покой потерял.
– Да, ты паря, в город-то, не за ней ли рванул? – усмехнулся Двин.
– И за ней тоже, – согласно кивнул Свир. – Совпало, и Любава покоя не давала, и учиться у Марцинкуса хотел.
Отхлебнув из кружки, Свир продолжил: – Всё было хорошо, и с Любавой ладили, и работали с Марцинкусом споро. Не было случая, что бы больной, которого мы лечили, не поправился. Да, как говориться пришла беда, когда не ждали. Случилось это два года тому назад. Мор пошёл по городу. Мрут люди и всё тут, никакие лекарства не помогают. Гильдия лекарей с ног сбилась, да всё без толку. Каждый день по паре дюжин покойников на погост относили. И не понятно от чего человек умирает. Вроде всё в порядке, здоров человек, а через пять-шесть часов уже еле дышит, ещё через пару часов глядь, а его уже и нет, душа в небо отлетела.
– Да уж, – откликнулся Зивур, – помним мы этот страх. До нас, хвала Богам, мор не добрался, но из города слухи жуткие приходили.
Двин, как бы подтверждая слова приятеля, покивал головой.
Свир продолжил: – А в Загжебе жила тогда бабка Проня. Знахаркой была, травами лечила, настойками да заговорами разными. Лекари из гильдии…
– А что за гильдия такая, – прервал его Двин, – что это означает?
– Гильдия, это объединение врачей, – стал пояснять Свир, – гильдия помогает своим членам, когда возникают какие-то трудности, защищает их, если это необходимо ну и так далее… Ну, так вот, лекари к Проне с пренебрежением относились, мол « Не чета нам». Да вот только Марцинкус к ней был благосклонен, говорил, что и её способ помогать людям достоин уважения и не менее важен, чем наш. И есть чему, и нам – лекарям у неё поучиться. Хаживал к ней Марцинкус, как он сам выражался «на стажировку». Ну и мы с Любавой, тоже. И вот что хочу отметить – когда б к ней не пришли, всегда у Прони в доме, и рядом с ним, были чистота и порядок…
– Знаю я эту бабку, – произнёс незаметно подошедший к ним Ждан-Смолокур, – всем по здорову быть, друзья. О, а я думаю кто таков, а это ты, Свир. Не узнал, богатым будешь! А был я у неё эдак года четыре назад. У меня чиряк вскочил, ну там, на чём сидят. Мучился жутко. Так она меня мигом излечила травами какими-то, да заговором. А почему говоришь, что была?
– Нет её больше, уж с год как нет, – угрюмо пробурчал Свир, – померла она. Ничего не поделаешь, от старости не уйти.