Лекарства для слабых душ
Шрифт:
Впрочем, если бы вся эта коммерческая деятельность привлекла блатных, то им пришлось бы иметь дело с настоящим хозяином: более половины уставного капитала «Надежды» принадлежало Сергею Чермных – генеральному директору АОЗТ «Кредо». Ему Лоскутова служила в качестве наёмного директора ателье, умудряясь при этом создавать для портних видимость того, что она защищает их интересы. Так что рассчитываться с бандитами за тихое существование «Надежды», если в этом была необходимость, должен был Чермных. Хотя и Лоскутова могла, проворачивая свои делишки в собственной швейной мастерской и киоске, иметь контакт с блатными. Словом, темна вода в облацех…
В памятную для Шаркова пятницу обошлось, паче чаяния, без штрафа. Доехали благополучно. Лоскутова вышла из машины и походкой упругой, стремительной, как бы рассекая невидимую
Приоткрыв дверь с надписью «Бухгалтерия», Шарков сразу почувствовал облегчение: на своём рабочем месте была только одна Оля Леханова, его любимица. С ней ему было легко. В её взгляде почти всегда светилась тихая радость молодой женщины-матери, счастливой в семейной жизни. Оля и на сей раз, несмотря на явную занятость, на миг подняла голову от своих накладных и улыбнулась ему. Наверно, она готовила какую-то справку для Лоскутовой. Он сел поодаль. Минут пять они молчали, затем Оля, наверно, решила заговорить: все-таки Шарков был здесь гостем, и из вежливости ему надо было уделить внимание. Она снова подняла на него взгляд, теперь озабоченный, и спросила:
– Константин Викторович, вы тоже будете на собрании?
– Лоскутова сказала, что нужно быть.
– А знаете, о чём пойдет речь?
– Нет, не слышал.
– Чермных объявит о том, что выкупил помещение «Надежды».
– В самом деле? – удивился Шарков, который слышал от Лоскутовой, что Чермных по частям вносит деньги для выкупа, но до сих пор не представлял, что вопрос может решиться так скоро.
– И этим, конечно, дело не ограничится: наверняка он сразу предъявит претензии «Надежде».
– Так ведь за Чермных записано более половины уставного капитала «Надежды», он здесь хозяин, – ещё более удивился Шарков, на сей раз откровенности Оли, – что же, он предъявит претензии самому себе?
– Дело в том, что «Надежда» – это фирма с ненужным Чермных балластом, швейным производством, – тихо пояснила Оля, чуть порозовев от волнения. – К тому же товарищество с ограниченной ответственностью с тридцатью учредителями – это для него не очень удобная форма деятельности, поскольку все важные действия приходится оформлять решениями общих собраний. Ему надо «Надежду» обанкротить, а её имущество забрать на правах главного кредитора.
– Но разве это возможно? У «Надежды» десятки миллионов задолженности по налогам, по взносам в пенсионный фонд, за отопление. Почему Чермных окажется главным кредитором?
– Потому что он по соглашению с Лоскутовой оформил суммы, выплаченные им для выкупа помещения ателье, как кредит под залог всего имущества «Надежды». В случае банкротства товарищества он как залогодержатель он имеет преимущество перед остальными кредиторами.
Шарков замолчал, обдумывая услышанное. Его самолюбие было уязвлено тем, что юная, розовощекая Оля знает, оказывается, о хозяйских делах значительно больше, чем он – «друг» Лоскутовой и формально её заместитель! Но, главное, что следует из сказанного? Обанкротив «Надежду», портних лишат статуса совладелиц ателье, да ещё и рабочих мест в придачу – такой вывод напрашивался сам собой. Можно ли что-то предпринять в подобной ситуации? Мысленно формулируя для себя этот вопрос, он изначально сознавал его отвлеченный, теоретический характер. И на миг как чисто умозрительная возможность ему представилось такое: вот он выступает на собрании и открывает женщинам глаза, разоблачает Чермных… Ну и что дальше? Чермных как собственник более
Единственный, да и то очень сомнительный выход – всем трудовым коллективом «Надежды» обратиться в комитет по имуществу с просьбой отменить приватизацию ателье. Но уже пять лет минуло с той поры, как тогдашняя директриса Бубнова уговорила портних принять в число учредителей ТОО Чермных, как оформила на него за какие-то подачки и щедрые посулы свыше половины уставного капитала. Вскоре после этого, в том же 1992 году, Бубнова ушла на пенсию, и делами в ателье стал заправлять Чермных. Пустили козла в огород! С того времени дела товарищества пошли все хуже и хуже. Самые энергичные давно ушли из «Надежды», не выдержав многомесячных задержек мизерной зарплаты. А остальным где найти силы противостоять инерции распада?
Думая о Чермных, Шарков представлял себе паука, что неспешно, терпеливо, тщательно плетёт свою паутину в расчете на добычу через неопределённо долгое время. А как только в сеть попадется мушка, живо опутает её и умертвит. Как на удивление быстро, безошибочно учитывал Чермных все открывавшиеся лазейки в неустойчивом, противоречивом законодательстве! Как смело пренебрегал серьезным риском потери всего в случае успеха нового ГКЧП! И странно, что столько изощрённых расчетов, столько энергии ради всего лишь нижнего этажа замызганной пятиэтажки в рабочем районе… Никакого шикарного торгового центра здесь не будет никогда. Чермных, в сущности, честно добыл это «добро», отняв его у тех, кому оно по-настоящему не нужно. Ведь портнихи – не хозяйки, у них самих всегда будет если не один, так другой хозяин. Те гроши, которые им платила Лоскутова, они получат и на любой другой работе. А здесь, на отшибе, просто не требуется ателье на тысяче квадратных метров…
Только после того, как стало ясно, что защищать некого и незачем, Шарков сообразил, что пытаться противостоять Чермных просто безнадёжно, хуже того – самоубийственно. Ведь тот будет сражаться за то, что уже считает своим достоянием и на что потрачено столько усилий и денег, насмерть, не затрудняясь в выборе средств! В ателье всем слишком памятно, как обошелся Чермных с директором, что был до Лоскутовой. Простого мужика, работавшего прежде шофером, пожелали видеть своим начальником бабы, и Чермных поначалу не стал им перечить, в расчёте, наверно, на то, что «водила» в должности директора поведёт себя скромно, что с ним нетрудно будет столковаться. Однако новый начальник решил вести себя независимо и попытался передать помещения под магазинчики новым арендаторам, чтобы самому получать с них арендную плату. Тогда Чермных явился к наглецу в кабинет и на глазах нескольких случайных свидетельниц выбил одним ударом выбил из-под него стул, приказав убираться. И тот, ошеломленный не столько падением на пол, сколько ужасным унижением, не посмел ослушаться и даже не заикнулся о несоблюдении формальности – о непроведении собрания учредителей, необходимого по уставу для смещения директора. Он просто заковылял прочь – потрясенно, сконфуженно, как побитая собака. После этого всем в «Надежде» стало ясно, что с Чермных шутки плохи, что шеф способен и учинить мордобой, и нанять бандитов…
Шарков уже с досадой смотрел на Олю: зачем ему знать всё это? А та продолжала с лёгким волнением, как если бы речь шла о перипетиях увлекательного телесериала:
– Восемьдесят миллионов за тысячу сто метров торговой площади – это очень выгодно. Квартира в центре стоит больше. Сначала комитет по имуществу оценил помещение оценили значительно дороже, но Лоскутова сумела добиться снижения цены по причине бедности «Надежды». Мол, швейное предприятие призвано обслуживать население рабочего района и давать кусок хлеба полусотне женщин. Но скоро помещением можно будет распорядиться по-другому. Когда в девяносто втором учреждалось товарищество и ему в пользование передавалась производственная площадь с правом выкупа, было сразу определено главное условие для хозяев помещения: сохранять швейное производство на 70 процентах квадратных метров в течение пяти лет. И этот срок истекает через три недели, в конце декабря. Тогда Чермных вполне на законном основании сможет прекратить существование «Надежды».