Лекарство для покойника
Шрифт:
В результате он оказался в закрытом институте со сравнительно высокой для молодого специалиста зарплатой и обязательными премиальными. Леонид подозревал, что тут не обошлось все же без хлопот тети Оли. Но эти соображения оставил при себе.
НИИ, куда он попал, работал на военных. При входе красовалась скромная вывеска: «Институт химических технологий». И это не было блефом. Если не считать того, что исследования проводились в области создания химического оружия. Возможно, проводились еще какие-то параллельные разработки. Леонид об этом не знал. Он был в курсе работы только своего отдела, отвечавшего за нервно-паралитические газы. И не более. Разговаривать с сотрудниками других отделов на производственные темы строго запрещалось.
Поначалу полная секретность, усиленный пропускной режим и многочисленные, порой доведенные до абсурда инструкции ничуть не смущали. Даже наоборот, увеличивали собственную значимость. Но со временем все эти меры безопасности, направленные на пресечение утечки информации, начали порядком надоедать. Тем более что как молодой здравомыслящий человек он прекрасно понимал полную ненужность и глупость большинства из них. Работа же нравилась. Очень. И поэтому приходилось мириться со всем остальным.
Не обошлось без служебного романа. Новый, видный из себя сотрудник привлек внимание женской половины, которая тут же заявила на него права, отвадив претенденток из других отделов. Леонид наблюдал за происходящим с иронией и удивлением одновременно: мужиков в институте хватало, примерно поровну. Но, как обычно, вскоре перестал ломать над этим голову. Он полностью ушел в работу.
Молодого талантливого специалиста заметили. Несколько раз премировали. И вскоре стали поручать более ответственные участки работы. Леонид с удвоенной энергией принимался за дело. Удача не покидала его – у него все получалось.
Первой на него положила глаз Ираида Кононова, пышнотелая блондинка, года на два старше. Одинокая женщина была явно не удовлетворена жизнью и недвусмысленно обхаживала парня. Когда ее намеки и плоские шутки стали невыносимы, Леонид решил прибегнуть к испытанному способу, взятому из бесценного арсенала Петьки Лапина. Он принялся ухаживать за поступившей на работу в одно время с ним Юлей Коробченко.
Молоденькая скромная брюнетка, лишний раз боявшаяся поднять глаза, была в его руках щитом против домогательств Ираиды и ей подобных. А таких оказалось немало, что лишний раз подтверждало статистику о преобладании женского населения над мужским. Но отношения Леонида и Юли очень скоро переросли в более тесные. И он, сам того не замечая, серьезно увлекся девушкой.
Никто, ни на работе, ни дома, не удивился, когда через год они поженились.
Отец с матерью предлагали жить с ними или разменять квартиру. Леонид не согласился, ссылаясь на льготы у них в институте в получении жилплощади. И молодожены сняли отдельную квартиру.
Юля оказалась великолепной женой и хозяйкой, уступчивой и мягкой. Он пребывал на седьмом небе от счастья. С ребенком решили не спешить. Но родители не прекращали натиск, желая при жизни понянчить внуков. С Юлиными было легче – они жили в Киеве.
На четвертый год их совместной жизни Юля забеременела. Мама Леонида только что не носила ее на руках. В будущем внуке или внучке она несомненно видела музыканта, продолжателя добрых семейных традиций.
Ее мечтам не суждено было сбыться. Хрупкая от природы, Юля при родах умерла, родив мертвого ребенка.
В тридцать лет Леонид потерял сразу двух дорогих ему людей. Тетя Оля увезла его к себе на дачу, где он целый месяц беспробудно пил.
…После смерти жены Леонид Богачев долго втягивался в работу. Но она его и спасла от затянувшейся депрессии. Он, не жалея сил, работал над новыми составами и формулами, не задумываясь, в каких целях и где будет использован конечный продукт. То, что не в мирных, было ясно и последнему дауну. Но Леонид выполнял поставленные перед их НИИ задачи, а если таковые существовали, значит, существовала и государственная необходимость в них. В конечном счете, он сам выбрал этот путь, и сворачивать было поздно.
Леонид и не предполагал, как круто изменит всю его жизнь начавшаяся в стране «перестройка». Перемены в политике, общественном устройстве и сознании затронули и неприступный до того институт. Режимность уже не была настолько строгой, инструкции обязательными, секретность рассекречивалась направо и налево, просачиваясь даже в средства массовой информации, где обильно поливали грязью прежнее, как оказалось, агрессивное правительство. Но самым страшным стало то (главным образом для сотрудников), что государственное финансирование НИИ снизилось до ничтожно малых цифр. Можно было смело заявить: прекратилось вовсе.
Вокруг с поразительной быстротой происходили удивительные вещи. Союзные республики, провозгласив независимость, отпочковывались одна за другой, в срочном порядке придумывая собственные гимн, герб и флаг (вы забыли про тугрики и карбованцы). Еще вчера могучая держава распалась на удельные княжества, с остервенением выясняющие между собой отношения. В основном: кто кому чего должен.
В обстановке демократизации и гуманизации общества началось повальное разоружение. Оказалось, что все, над чем трудился и что создавал институт Леонида, античеловечно и даже преступно. Они остались одни, невостребованные у государства. Но оно же подсказало и выход: перейти на самоокупаемость и мирные рельсы. Бронепоезд НИИ химических технологий оказался довольно тяжелым на подъем, и для него наступили тяжелые времена.
Регулярные до привычности невыплаты зарплат погнали лаборантов, инженеров, технологов на улицу искать другой жизни. В считанные месяцы институт опустел на треть. А после проведенного сокращения, по причине ограниченности фонда зарплаты, наполовину.
Леонид не стал дожидаться сокращения штатов, хотя его оно вряд ли коснулось бы. Сам написал заявление об уходе, чем немало удивил начальника, и покинул стены, в которых провел более семи лет.
Он не жалел о принятом решении. Его деятельная натура требовала движения, роста. А в институте время, казалось, остановилось. Жизнь диктовала новые условия, к которым нужно было приспосабливаться, чтобы выжить. И не просто выжить, а выжить достойно. Леонид интуитивно почувствовал момент, когда надо оказаться в первых рядах зарождающегося класса. Потом догонять он не хотел, да и понимал, что это будет сложнее. Вот так и начал новую страницу в своей биографии.
Вначале торговал перекупленными у поляков джинсами. Небольших сбережений, явившихся стартовым капиталом, пока хватило только на это. Через полгода он уже сам мотался в Польшу, а затем в Турцию за джинсовой продукцией, наводнившей вещевые рынки. Вскоре у него появилось два помощника-продавца. Сам управиться не успевал. А еще через год Леонид сбывал свой товар оптом приезжавшим в Москву челнокам из провинций, а часть менял на черную икру, которую тут же с успехом продавал. Дела шли хорошо, даже очень хорошо, несмотря на возросшую конкуренцию.