Лекарство от Африки
Шрифт:
– Стас, ты что, брата нашел? – не выдержал Гоша.
– Представляешь, Анатолий был в Гитеге! Это почти что как встретить кенийца, приехавшего из Улан-Удэ! Прикол! – Стасик родился и вырос в Москве, так что русский был его родным языком. Когда он был маленьким, отец брал его собой в Африку к бабушке и теткам. Мать Стасика редко туда ездила. По паспорту отец был кенийцем, а на самом деле он был из Бурунди. Во время кровавых событий 1972 года семья отца, как и другие успевшие покинуть страну тутси, укрылась в Руанде, а потом переправилась в Кению. Деда Стасика убили еще за два года до этого. Мытарствам их не было предела, и вдруг красавица мать отца встречает
– Привет, Гоша! – обернулся Анатолий. Он был в трениках после фитнеса. Высокий, мускулистый, поджарый, с серыми стальными глазами и слишком широкой улыбкой. На вид ему можно было дать лет тридцать пять или тридцать семь.
– Ты был в прекрасной Бурунди, я правильно понял? – спросил Гоша.
– Ну да. У меня там кое-какие дела.
– Ну и как? Красивая страна?
– Восточная Африка вся красивая: манящая, таинственная, ожидающая…
– Это она меня ждет, я знаю, – вставил Стас.
– Она много кого ждет, – многозначительно продолжил Анатолий.
– Может, и меня ждет, кто знает. Я бы там поснимал… Там не опасно сейчас? – Гоше стало интересно.
– Уже нет. Гражданская война закончилась в 2005 году. Но ездить там лучше на джипах, да и охрана не помешает.
– Стас, твои родственники хуту или тутси? – спросил Гоша.
– Что за люди! – покачал головой Стас. – Ты не совсем уверен, как называется столица этой страны, но тебе очень нужно знать, тутси я или нет. А какая разница? Вот скажи мне? Какая тебе, хрен, разница, тутси я или хуту, Рабинович я или Глущенко? Я вообще россиянин, если на то пошло. Отвали!
– Ты что, дурной? Да мне твоя Бурунди в сто раз интереснее Франции. Я, может, давно хочу туда попасть. На бурундиек посмотреть опять же.
– В Бурунди, например, живет самый старый и самый большой крокодил в мире. Его глаз размером с колесо от «жигулей», – подхватил Анатолий.
– Почему обязательно от «жигулей»? – Гоше колеса от «жигулей» пока еще были небезразличны.
– Кстати, помнишь, Марк, кажется, говорил, что акулы и крокодилы живут вечно, – сказал Стас. – У них все-время восстанавливаются теломеры на концах ДНК или что-то вроде этого.
– Лет двести он, говорят, уже живет.
– Представляете себе: живет и все время растет. Был такой фильм про анаконду, которая пожирала красные орхидеи. Эти орхидеи вырабатывали какой-то фермент, вещество какое-то, с помощью которого клетки не прекращали делиться. И эти анаконды росли себе до размеров станции метро и глотали всё подряд. Фармацевты, ясное дело, снарядили экспедицию за этими орхидеями, но алчность некоторых ее участников погубила дело, – рассказал Стас.
– Его кто только не ловил, этого крокодайла, и каких только фильмов про него не снимали. И баранов ему в капканы подсовывали, и клетки ему какие-то электрические привозили, а он не ловится, – продолжал развивать тему Анатолий.
– В каждом озере живет свое чудовище, я так думаю, – Гошу что-то настораживало в этом псевдоафриканце, он чувствовал опасность или драку. – В Танганьике – крокодил, у нас на даче на речке жил рак размером с кота. Может, там камыш какой был космический? Мы тоже его каждое лето ловили, а он не попадался.
– Жалко, – сыронизировал Анатолий.
– А людей там не едят? – Гоша начал прикалываться.
– Говорят, что все еще едят иногда, – Анатолий подмигнул в сторону Стаса.
– Ну, хватит уже, – тот старался не злиться, но начал нервничать.
– Ну, как сказать… Слышал, что человечину можно попробовать, если есть стойкое желание.
– Что, на рынке продается? И какое самое вкусное местечко?
– Кажется, ладошки, – шепнул Анатолий и добавил, – есть одна опасность.
– Не проверено санитарным контролем? – усмехнулся Гоша.
– Тот, кто попробовал раз…
– О, господи! Иди лучше запишись на прием к Марку, – заволновался Стасик, – он тебе кое-что прочистит. Ладошки! Ушки! Ты что, голодный?
Все засмеялись.
– А то! Тащи сэндвич с бобами! Не ем мясо, – пояснил Гоша.
– Ну да. Оно токсично, – кивнул Анатолий. – Во сколько митинг?
Гоша показал глазами на стенные часы: через пятнадцать минут.
4
Оле всегда хотелось быть Ларой. Она пару раз совсем уже решалась распрощаться с этой «мямлей Олей», но мама каждый раз умоляла ее этого не делать, потому что ее назвали в честь бабки по отцовской линии, а отец был важнейшей персоной в их жизни. Лет десять назад она услышала голос Лары Фабиан и еще раз убедилась, что имя делает человека. Она даже научилась со временем безошибочно предугадывать, что можно ждать от Свет, Наташ, Татьян и Оксан, если попадала в сложную ситуацию с их участием. Ей нравилось еще имя Алла, но Лара все-таки больше.
Оля подошла к большому зеркалу. Это зеркало она сама придумала – огромное, от пола до потолка. Дизайнеру не очень хотелось разбивать им пространство, оно как-то нарушало интимность, уют, уединенность, врываясь и нарушая созданную им атмосферу, но Оля настояла. Еще и подсветку сделала. Сейчас ее любимое зеркало мгновенно ей подтвердило, что можно выходить: макияж, прическа, невероятное длинное шелковое платье цвета бледной розовой пудры, рубиновые серьги, прелестный клатч, только что купленный в Женеве от нечего делать, как обычно, и чуть заметная снисходительная отцовская улыбка на лице – все соединилось в неповторимый образ очень красивой молодой женщины, подойти к которой мог осмелиться разве что арабский шейх или подвыпившая звезда мирового футбола. Остальным иметь такую спутницу жизни показалось бы слишком рискованным и беспокойным делом.
– Могу себе представить, как отец вами гордится, – проговорил восторженно Руслан, последние три года бывший ее бессменным стилистом. Он не лукавил. От нее захватывало дух. Другое дело, что у хозяйки был скверный капризный характер, семь пятниц на неделе и необузданные желания, но красоты у нее было не отнять. Из-за таких вот в прошлом и стрелялись барские сынки. Руслана женщины не интересовали никогда, но не видеть красоту он не мог. Он, к слову сказать, приложил немало стараний, создавая ее облик. Нашел даже в одном из московских бутиков бесподобные серьги ко дню ее рождения, которые отец ей с удовольствием купил.