Лекарство от скуки
Шрифт:
— Хорошо, когда хорошо. — Нервно сглотнул, в дверях остановился, проход загораживая. — Так и будем ритуальные танцы вокруг костра выплясывать?
Я, не отступая, к дверному косяку плечом приткнулась, с готовностью кивнула.
— Так и будем.
— Долго?
— Пока одному из нас крышу не сорвёт напрочь.
— А так тоже можно?
— По-любому можно, главное, чтобы взаимно.
— Ну-у! С этим у нас порядок. — Нервно улыбнувшись, Татарин в проходе боком стал, меня вперёд пропуская.
— Секс — это финишная черта, Олег. После него уже ничего не будет. — Проговорила, в пол глядя, а он за доли секунды взвился.
— Вот уж новость! Никогда о таком не слышал! — Возмутился в голос, а я продолжила.
— Исчезает азарт, исчезает интрига. Пустота остаётся. Ты ждёшь чего-то, ждёшь… А потом понимаешь, что всё уже видел, а желаемого так и не получил.
— А я парень с фантазией! — Нервно выдохнул, отчего-то разволновавшись.
— Вот и прояви её. Так, чтобы максимально оттянуть этот самый финиш. Мне хорошо рядом с тобой. Не хочу терять это ощущение.
— В прошлый раз говорили, что чувствуете себя уязвимой. — Попенял он, а я не стала отнекиваться, устало прикрыла глаза, согласно кивая.
— Говорила. Но разве сказала, что это плохо?
— Твою мать! — Выдавил он из себя ругательство сквозь зубы и кулаком в нескольких сантиметрах от моей головы вдарил. — Ничего не поделаешь, я привык переть против системы и то, что вы финишем называете в старт превращу, ясно?!
— Ясно.
— И сбежать не получится. Ни сбежать, ни выскользнуть, ни выкрутиться.
— В такой заботе и задохнуться немудрено…
— Дочку мне родите, а, Наталья Викторовна?
— Ненормальное желание для парня в двадцать лет. — Растерянно пробормотала я, не понимая, к чему клонит.
— И сына! Чтобы не задохнуться!
— Дикость какая-то, Татарин. Травкой не балуешься? — В глаза заглянула и чертям, что из них рвались, ужаснулась. — Мне пора… — С силой дверь оттолкнула и из аудитории едва не вывалилась, а Татарин с места не сдвинулся, но прикрикнул вслед:
— Бегите налегке, Наталья Викторовна, а то ведь быстро догоню! — Выдал смешливое замечание, а я его пиджак, что так и болтался на плечах, с себя сбросила и на пол швырнула.
Уже дома, у окна, на полу сидя, своему поступку рассмеялась. Будто и вправду его боюсь. Мальчишка! Пусть дерзкий, пусть наглый, но ведь мальчишка же! И море ему по колено и склеить любую проблем не составляет. А фразы, брошенные невзначай… случайность, не более. Я боюсь, потому что знаю, чего бояться. «На воре и шапка горит» — говорят в таких случаях, а Татарин, по природе будучи неплохим психологом, воспринимает то, что даю, и в то же место бьёт с каждым разом сильнее. Только и всего. Только и всего…
Телефонный
— Уже поздно даже для звонка по работе. — Развернула его с ходу, а Мишка улыбнулся этой моей прыткости.
— А я не по работе! — Геройски заявил и улыбнулся снова. Я слышала.
— Не спится? — Уточнила без особого интереса, а он будто внимания не обратил, продолжил.
— Жену на сохранение отвёз. Только вошёл в квартиру.
— Мило, что вспомнил обо мне в такую минуту. — Демонстративно зевнула.
— Язвишь?
— Не понимаю такого рвения. Вроде всё сказал. Сейчас что же? Всё сначала?
— Думаю всё время о тебе. — Прошептал Громов, а я на бутылку вина, что стояла рядом, уставилась.
— Муки совести? — Бодро предположила, а Громов будто с сожалением вздохнул.
— Ты изменилась…
— Просто завтра рано утром на работу, а бывший ухажёр спать мешает. Не знаю, как отшить.
— А ты опоздай. — Подсказал, заставляя криво ухмыльнуться.
— И сразу дать тебе все карты в руки? Уволишь меня за нарушение трудовой дисциплины, и точка! Нет больше проблемы!
— Ты не проблема, Наташ… ты несбыточная мечта.
— В очередь из мечтателей, Громов! — Не сдержалась, бутылку обхватила, и глоток вина прямо из горлышка сделала. — Ты даже сегодня не первый, кто в любви признаётся!
— Так даже?
— Да. Один красавчик сделал предложение родить от него двоих детей. Обещала подумать.
— Заманчиво…
— Ага, а если ещё добавить, что молодой, красивый, богатый и успешный…
— Не мужчина, а мечта…
— Ну, раз и ты это признаёшь…
— Мне остаётся кусать локти?
— Тебе остаётся любить и беречь свою жену, Громов. Неужто не ёкнуло ничего, когда в больницу отвёз? Что-то серьёзное?
— Специально о ней говоришь?
— Ага, чтобы память не отказала. Ни мне, ни тебе. — Устало ладонью по волосам провела, их от лица убирая.
— А есть предпосылки?
— Громов, отношение работник — наниматель меня вполне устраивают. Чего ты хочешь?
— И сам не знаю. Наверно, поймать удачу за хвост, да всё не выходит.
— Не знаешь, значит… очень жаль. Раньше ты мне казался человеком, который точно видит чего хочет. Ты изменился или я ошибалась?
— Наташ, а почему ты бросила музыку? — По больному ударил, но я сжала челюсти и эмоции задушила.
— Потому что всегда приходит время расставаться с мечтами и фантазиями.
— Ты необыкновенно играла.
— Громов, чего ты хочешь?
— Можно я приеду? — Спросил осторожно, а меня раздавило и размазало это его неуместное откровение.
— Зачем? Потрахаться? — Зубы в оскале обнажила.