Лекции по истории Японии
Шрифт:
Далее, в некоторых случаях женщины выступают как прямые родоначальники. Так, например, сам царский род имеет своей родоначальницей Охирумэтути, т.е. богиню Аматэрасу; род Сарумэ восходит к богине Амэноудзумэ; род Кагамицукури – к богине Исикори-домэ, род Тамацукури – к богине Таманоя. Кодзики прямо отмечает, что одна линия правителей (агатануси) округа Сики восходит к женщине – Кавамата химэ, другая – к женщине Футамавака-химэ. Согласно Кодзики, род Овари мурадзи имеет своей родоначальницей Сама-химэ, род Овари куни-но мияцуко – Миядзу-химэ. Можно попутно заметить, что даже в составе первоначально "троицы божеств" одно выступает в облике женщины: Камимусуби. Это следует из того, что в одном месте Кодзики, в мифе с Окунинуси, Камимусуби называется "миоя", а это слово в своем начальном значении прилагалось только к женщине. Ряд особенностей этого мифа заставляет даже некоторых из исследователей Кодзики считать, что Камимусуби является
Следы прежнего матриархата можно усмотреть далее и в том, что в некоторых случаях родство обозначается не по мужской (отцовской), а по женской (материнской) линии. Это можно сказать, анализируя некоторые собственные имена. Так, например, старший сын царя Суйоэй, будущий царь Аннэй, назван в Нихонги "Сики-цу хико тамадэми", а это значит, что его положение в роде обозначено по материнской линии: его мать – Каватама-химэ была из рода Сики. То же обнаруживается и при анализе имени одного из принцев – Тоёкиири-хико. В этом имени слово "то" является обычным украшающим эпитетом, слово "ирихико" имеет смысл "приёмный сын"; слово же "ки" есть родовое имя матери принца Аракава-тобэ, происходившей из рода правителей (куни-но мияцуко) Ки. Вообще говоря, анализ имен может многое дать в смысле вскрытия следов матриархата. Возможно, что многие из тех "богов" и "старейшин", которых сейчас принято считать мужчинами, окажутся женщинами. Слова "тама", "мими", "нуси" и им подобные являются только различным обозначением старейшин и сами по себе ничего не говорят о том, мужчины ли это или женщины.
О наличии матриархата в известной мере говорит и то, что женщины в эту эпоху играли роль шаманок, и в качестве таковых выступали как старейшины-правительницы. Так, например, даже царица Химико китайских хроник, и та, по свидетельству этих хроник, была шаманкой. Вэй-чжи говорит об этом кратко и выразительно: "она занималась колдовством и обманывала народ".
Одним из наиболее характерных признаков родового строя в его чистом виде служит экзогамия. И в этом пункте мы сталкиваемся с большими затруднениями. Как в Кодзики, так и в Нихонги нет прямых указаний на запрет браков внутри одного и того же рода. Но если обратиться к китайским источникам, то картина получается несколько иная. Так, в отделе "Вагочжуань" Вэй-чжи имеется следующее место:
"Женщин у них (японцев) много, мужчин – мало. Вступающие в брак не берут себе супругов из того же рода. Мужчины и женщины вступают в брак по взаимной склонности. Жена, вступающая в дом мужа, обязательно сначала перепрыгивает через огонь и только тогда соединяется с мужем".
Несомненно, что показание китайского источника чрезвычайно подозрительно. Прежде всего категорическое запрещение браков между членами одного и того же рода характерно для Китая. Далее, в этом свидетельстве спутаны различные стадии в развитии брака: с одной стороны, слова "мужчины и женщины вступают в брак по взаимной склонности" говорят как будто о ранних формах брака, может быть даже о групповом браке; с другой стороны, слова о женщине, вступающей в дом мужа, указывают на более позднюю форму брака. Но указание на то, что женщина при вступлении в дом мужа, должна перешагнуть через огонь, вполне соответствует японской действительности. Так или иначе, верно ли это свидетельство целиком, или только в некоторой своей части, все равно остается очень важным, что китайцы тех времен полагали, что у японцев браки между членами одного и того же рода запрещены. А в том, что мнение китайцев могло быть основано на действительном знании, сомневаться не приходится. Некоторые сведения о Японии стали проникать в Китай еще вероятно во времена Ханьского императора У-ди (140-87) в связи с его походами в области нынешнего Ляодунского полуострова Южной Манчжурии, и другие прилегающие районы Кореи. В дальнейшем эти сведения должны были продолжать поступать и через Корею, и непосредственно, так что ко всему, что говорят старинные китайские хроники, следует относиться с большим вниманием.
Однако, независимо от китайских источников, сами японские материалы дают не мало свидетельств об очень ранних формах брака. Так, например, в письменных источниках, в легендах и преданиях, в народных обычаях можно открыть следы существования группового брака.
ЛЕКЦИИ ПО ИСТОРИИ ЯПОНИИ (часть 4)
Наиболее ярким свидетельством существования этой формы являются т. наз. утагаки или кагаи, когда жители двух соседних селений заключали браки во время совместных игрищ. Знаменитыми со времен глубокой древности являются игрища, устраивавшиеся около горы Цукуба. О них весьма красноречиво говорит, например, одна из песен антологии Манъёсю.
Если можно с некоторой достоверностью допустить существование в древнейшей Японии группового брака, нет особых оснований сомневаться и в наличии в дальнейшем и формы пуналуа. Но излагать всю историю форм брака в Японии в курсе истории излишне, тем более, что нас интересует сейчас ближайшим образом эпоха родового строя. Поэтому для нас важно установить наличие той формы брака, которая характерна именно для этой эпохи. Эта же форма – экзогамия. Поэтому важно найти в японских источниках подтверждения китайского сообщения о том, что браки заключались только между членами различных родов.
Если взять древние японские генеалогии, то при первом взгляде на них картина получится как будто обратная. Из всех генеалогий самой подробной является, естественно, генеалогия царского рода. И вот, при ознакомлении с этой генеалогией бросаются в глаза факты заключения браков между близкими родственниками. Например, бог Угаяфукиаэдзу был женат на своей тетке – богине Тамаёри-химэ, царь Кайка – на своей мачехе, другие члены императорского рода – на своих племянницах, двоюродных или сводных сестрах и т.д. Но если допустить, что вполне вероятно, – что в эту эпоху существовали еще отголоски матриархата, в частности, установление родства по женской линии, окажется, что женитьба на мачехах, сводных сестрах и племянницах является для того времени женитьбой на женщинах, принадлежащих к другому роду.
О браках, заключенных с членами другого рода, в Кодзики и Нихонги говорится очень часто. Более того, скорее именно такие браки должны быть признаны за правило: таково большинство браков царей. Таким образом, отсутствие прямо зафиксированного запрета на брак между членами одного и того же рода еще ничего не доказывает. Фактически такой запрет существовал, и основной формой брака был, по-видимому, экзогамный брак.
Следующим вопросом, связанным с родовым строем, является вопрос о тотэмизме. Здесь мы снова наталкиваемся на большие трудности, так как прямых упоминаний о тотемизме в Кодзики и Нихонги нет. Однако, можно найти ряд мифов и сказаний, в которых как будто заложены элементы тотемизма.
Некоторый материал в этом отношении дают сказания о браках людей с животными. Так, например, Тоётама-химэ – жена бога Хикохоходэми (иначе Хоори), дочь морского царя (Ватацуми) оказывается на самом деле каким-то фантастическим морским животным, по одному толкованию крокодилом, по другому, более правдоподобному, кашалотом. Любопытно, что представ перед мужем в образе человека, она знала, что если ее истинный облик откроется, брак их расстроится, и поэтому запретила мужу смотреть на себя во время родов, когда она должна была принять свой истинный вид. Конечно, супруг преступил запрет, и она ушла от него в подводное царство. Обратно складывается ситуация в рассказе о браке Икутамаёри-химэ, муж которой таинственно являлся к ней по ночам в образе прекрасного юноши. Ловушка, подстроенная ее родителями, пожелавшими узнать, кто муж их дочери, открыла, что следы его ведут через дырку в полу в подполье, и что он просто большой змей – бог Мива. В рассказе о принце Хомудзи-вакэ, сыне царя Суйнин, повествуется, что когда этот принц, взяв в жены девушку из племени Хинага-химэ, взглянул на нее, оказалось, что перед ним змея. Рассказов о таких браках с животными различных сказаниях и легендах очень много, причем среди животных, кроме особенно частого случая – змеи, встречаются олени, лисицы, цапли; встречаются и растения – ива, сосна, криптомерия. Характерной особенностью всех этих рассказов является то, что при обнаружении подлинного облика супруга или супруги, брак распадается; обычно человек в этих случаях смертельно пугается и убегает.
Нельзя ли подобные упоминания о браках с животными, (или растениями) считать следами тотемиотических воззрений? Не является ли "большой крокодил" в рассказе о Хикохоходэми и Тоётама-химэ просто тотемом рода морского царя? Не является ли "большой змей" в рассказе о Икутамаёри-химэ тотемным животным рода Мива? Точно также и "восьмиглавый змей", убитый Сусаноо? Нельзя ли его рассматривать как тотема? Если же данное животное является тотемом рода жены, оно же, по-видимому, является тотемом и рода мужа и наоборот. А это приводит к тому, что брак распадается в силу запрета становиться мужем и женою лицам, имеющим одного и того же тотема, запрета, являющегося одним из выражений общего закона экзогамии. Вообще рассказов о животных, находящихся в каких-то тесных взаимоотношениях с людьми, достаточно много и в Кодзики, и в Нихонги. Еще больше их становиться, если обратиться к народным сказаниям и легендам в широком масштабе. Здесь мы натолкнемся и на следы "табу" – запрета употреблять в пищу мясо того или другого животного. Таков, например, запрет на фазанов, и сейчас еще существующий в провинции Эттю для членов общины (удзико) храма Такасэ; или запрещение охотиться на уток (осидори) в Навагаикэ в южной части той же провинции. И таких примеров можно подобрать очень большое число.